— В детстве вы играли в гонки на игрушечном автодроме?
— Да, но не очень много. Я больше любил играть с детской коляской, толкая её. Но у меня был и игрушечный автодром. Однако 20 лет назад такие игры были хуже, чем сегодняшние: они часто ломались, и в итоге мне это наскучило.
— Какие машины вам нравились?
— Я почти всегда выбирал «формулы», но мне нравились и раллийные. Это были реплики машин Карлоса Сайнса, «Тойота», «Лянча»… Тогда машинки были менее детализированными — они были гладкими, одноцветными.
В «Рено» я набрался опыта. Затем был год в «Макларене» — очень полезный с технической точки зрения. Я изучил новую философию, иной путь работы. Я поработал с новыми инженерами. И там был другой подход к созданию машины.
— Что вам дали годы работы в «Рено» и «Макларене»?
— «Рено» дало мне опыт, я научился работать в Формуле-1 на максимальном уровне, сражаться за победы и чемпионство, что было новым для меня. Вы пытаетесь учиться, прогрессировать, но когда тебе впервые представляется шанс выиграть Гран-при, то всё оказывается в новинку. Появляется давление. В «Рено» я набрался опыта. Затем был год в «Макларене» — очень полезный с технической точки зрения. Я изучил новую философию, иной путь работы. Я поработал с новыми инженерами. И там был другой подход к созданию машины.
— 10 лет назад вы дебютировали в Ф-1 с «Минарди». Тогда вы сказали: «С „Феррари“ не трудно подняться на подиум»...
— Это было верное высказывание. «Феррари» всегда на высочайшем уровне. Это самая стабильная команда. Никто не предложит больших гарантий в начале года. Здесь вы знаете, что пусть и могут происходить плохие вещи, вы получите шансы подняться на подиум или выиграть гонку. А десять лет назад это было ещё более очевидно. Между 1998 и 2008 годами «Феррари» была ориентиром для всех, все старались следовать за ней.
— Ваши ожидания от команды подтвердились, когда вы пришли в неё?
— Нет, у меня были другие ожидания. У меня было стремление попасть сюда, я много ждал. Я знал, что это большая команда, за которой следят по всему миру; у неё легендарная история. Но когда я пришёл, то всё оказалось даже лучше, чем я ожидал! Люди невероятно внимательны к пилотам, следят за любой деталью — вы чувствуете себя в большой семье. Тут отличное взаимодействие, все очень открыты в работе. Тут больше контактируют друг с другом, чем в других командах, где сначала пишут e-mail, а уже потом начинают разговаривать.
— До прихода в «Феррари» у вас были определённые трения с командой. Вы внутри обсуждали их?
— Не сразу, но что-то такое было. Например, после рождественского ужина мы обсуждали события 2005 и 2006 года — в частности, Монцу-2006, где мой сход помог Михаэлю Шумахеру, и они радовались. Я сказал им, что сдерживал свою радость, когда в решающей гонке в Японии сошёл уже Михаэль. Некоторые до сих пор помнят моё выражение лица.
— В 2010 году вы приехали в Абу-Даби, одержав три победы и пять раз поднявшись на подиум в пяти гонках. Вы выражали больший оптимизм насчёт завоевания титула, чем ваша команда. Почему?
— Получаю, они тоже были вполне уверены, но предпочитают быть осторожными. Обычно я говорю то, что думаю. Между Сильверстоуном и Валенсией уровень машины существенно поднялся, мы начали ехать по-настоящему быстро, и я чувствовал, что у нас большой потенциал. Я знал, что есть отставание в общем зачёте, но при условии серии хороших гонок мы сможем отыграть его. Возможно, я выражал свои надежды более ясно, но они тоже думали также.
— Пусть вы и не выиграли титул, но остались очень довольны первым сезоном в «Феррари». Почему?
— Бывает, что у вас очень хорошие ощущения, но ожидаемые результаты не приходят. А бывает, что ожидания не такие высокие, но вы выступаете стабильно и продвигаетесь вперёд. Конечно, лучше выигрывать, но также важно просто выступать хорошо. Если провести параллель с футболом, то мы могли бы сказать, что заняли второе место, но довольны тем, как играли. Но в этом году мы согласны выиграть при плохой игре.
— Приход Пэта Фрая на пост главного гоночного инженера внушает вам дополнительный оптимизм?
— Я работал с ним в «Макларене». Мы знаем друг друга много лет. Внутри паддока все уважают его опыт. Когда он пришёл, то привнёс с собой несколько идей, иной способ работы, такой глоток свежего воздуха. Он в гонках более 15 лет, был гоночным инженером, главным инженером, принимал тактические решения по ходу этапов. Ничто для него не станет сюрпризом. Именно это нам нужно.
— Вы сыграли какую-то роль в его приходе?
— Нет. Мне сказали за день до официального объявления.
— Можно ли сказать, что его задача — избежать повторения прошлогодних ошибок?
— Нужно делать всё понемногу. У всех инженеров своя роль в разработке стратегии, но Пэт будет также играть большую роль в развитии машины по ходу уик-энда. Он должен планировать всю работу, которую инженеры будут проделывать с болидом.
— По ходу Гран-при вы знаете общее положение в гонке?
— Да, более-менее.
— И вы знали его в Абу-Даби?
— Да.
— Вы повторяете, что решение заехать в боксы сразу за Марком Уэббером, было общим. Некоторые думают, что тем самым вы просто защищаете команду.
— Все несут ответственность. Конечно, задача пилота — управлять машиной, но по ходу гонки бывают моменты, когда машина серьёзно теряет скорость из-за шин, и тогда гонщик запрашивает у боксов информацию о том, что делают другие. Инженеры отвечают, не пора ли заехать на пит-стоп, но гонщик всегда имеет возможность оспорить мнение. Команда зовёт вас в боксы, и обычно вы соглашаетесь, ведь у них огромное количество информации, всё просчитывается на компьютере. Обычно расчёты оправдываются.
— Что вы думали, когда инженер по радио говорил вам: «Используй весь свой талант, чтобы выйти из этого положения»?
— Что я постараюсь сделать это. Я знал, что машина впереди не собирается заезжать в боксы. Мне говорили это один раз, два… В тот момент я не отвечал, но понимал, что ситуация сложная.
— Что можете выделить в новой машине?
— Сейчас я в первую очередь беспокоюсь за то, чтобы она была надёжной, не ломалась. А через две-три гонки, надеюсь, я также смогу сказать, что машина быстра. Но пока я ещё не знаю.
«Феррари» всегда на высочайшем уровне. Это самая стабильная команда. Никто не предложит больших гарантий в начале года. Здесь вы знаете, что пусть и могут происходить плохие вещи, вы получите шансы подняться на подиум или выиграть гонку.
— Исторически «Феррари» часто внедряла инновации, но сейчас мы видим идеи «Макларена» с воздуховодом и «Ред Булл» с выдувным диффузором. Вы обеспокоены?
— Нет, потому что мы не видели всего. Правила в этом году более жёсткие, федерация постаралась убрать все серые зоны. Думаю, ситуация будет более контролируемой. Поэтому не так важно, есть ли на вашей машине какая-то яркая новинка.
— В «Феррари» есть что-то эдакое?
— Все хотят найти лазейки в регламенте.
— А как насчёт «Макларена»?
— Он лучше, чем кажется. Зимние тесты проясняют далеко не всё. Они говорят, что ожидали немного большего. Возможно, они на уровне лучших, а сами просто мечтали быть намного впереди. Когда мы придем в Австралию, то посмотрим. «Макларен» не собирается бороться за 10-е место. Их цель — быть на подиуме.
— Не мешает ли команде, что у неё Баттон и Хэмилтон — два пилота с совсем разными стилями пилотирования?
— Я так не думаю. В Формуле-1 главное — аэродинамика. Например, если данные из аэродинамической трубы гласят, что есть прибавка в одну десятую, то это верно для Алонсо, Массы, Хэмилтона, Баттона и всех остальных — в независимости от стиля управления. Возможно, шины — это то, что вынуждает вас адаптировать стиль.
— Какие аспекты управления вам пришлось менять из-за перехода на «Пирелли»?
— С «Пирелли» вы не можете так резко тормозить. Прежде можно было доезжать до конца прямой и прикладывать все силы на торможении. Если вы сделаете так сейчас, то самым естественным следствием станет блокировка колёс, особенно задних — словно вы используете ручник. Всё сложнее. Необходимо дозировать силу. Также стало хуже сцепление. Прежде можно было выходить из поворота агрессивнее, но в этом году, опять же, надо дозировать газ. Необходимо делать всё точнее.
— Сколько кнопок на вашем рулевом колесе?
— Думаю, 47. Конечно, мы близки к пределу. Но это скорее ответственность команд, которые должны следить за загрузкой пилота. Федерация внедрила KERS и подвижное антикрыло. Не думаю, что в этом есть проблема. Сейчас у нас в целом 47-50 кнопок, но на каждом круге нужны только 20. Остальные могут быть несколько в стороне. Но, конечно, пилоты и команды стремятся сделать так, чтобы пилотаж был более удобным.
— Учитывая критику после прошлогоднего Гран-при Германии, что вы думаете о разрешении командной тактики?
— Ничего. Думаю, просто у некоторых был приступ гнева. Когда приходит момент, когда один должен помочь другому, он сделает это. Как и всегда.
— Вы нарушили гегемонию Шумахера. Теперь чувствуете угрозу со стороны Феттеля?
— Кто бы ни был новым чемпионом, о нём всегда много говорят. В случае с Баттоном говорили, что если бы он остался в «Брауне», то завоевал бы несколько титулов подряд. Когда выиграл Хэмилтон, то казалось, что теперь он выиграет 10 титулов подряд. Теперь вот Феттель. Самое важное — стабильность. Я боролся за титул до последней гонки в четырёх из последних шести чемпионатов мира. Я в «Феррари», и это даёт мне лучшую возможность для повторения успеха. У других могут быть два-три хороших года, но затем идёт падение. «Феррари» стабильна.
— Хэмилтон сказал, что завидует вашей «чистой скорости». О чём речь?
— Думаю, речь идёт о квалификации. Чистая скорость — это команда машина готова для быстрейшего круга, на ней свежие шины и минимум топлива.
— Есть ли качество, которые вы хотели бы перенять у соперников?
— Я бы у каждого взял что-то. Например, скорость Трулли. Когда машина в идеальной форме, то нет никого, кто лучше него выжимает максимум.
— Что ответило вам руководство на просьбу предоставить белую «Феррари»?
— Им было трудно поддержать это. Они старались убедить меня, демонстрируя красные и жёлтые машины, но не добились своего.
— Вы не устаёте от внимания, прикованного к «Феррари»?
— Не слишком. Конечно, когда я хочу остаться незамеченным, когда еду в аэропорт — точно так же, как когда я играю с друзьями в теннис или футбол. Но если я открываю какой-то дилерский магазин или присутствую на другом событии, то я горд, что одет в красное.
— Когда пилоты не за рулём, то они любят сесть за штурвал собственного самолёта или проехать на старом «Харлее». Что думает об этом ваша мама?
— Большую часть дней моя мама не знает, где я. Но в любом случае я не делаю ничего опасного.
— Вы знаете, сколько у вас денег?
— Более-менее.
— Документальный фильм про Сенну получился успешным...
— Да, я знаю, но пока видел только трейлер.
Зимние тесты проясняют далеко не всё. Они говорят, что ожидали немного большего. Возможно, они на уровне лучших, а сами просто мечтали быть намного впереди. Когда мы придем в Австралию, то посмотрим. «Макларен» не собирается бороться за десятое место. Их цель — быть на подиуме.
— Был ли Сенна особенным?
— Он был агрессивен. Он по-особому выступал под дождём. У него был очень сильный характер и очень чёткие мысли. Если ему надо было уйти со встречи пилотов, он вставал и уходил. Если нужно было схватить кого-то за горло, он делал это. Для нынешней эпохи он был бы слишком конфликтным. Но в своё время, когда не было интернета и так далее, его любили.
— Как вам хотелось бы, чтобы вас помнили?
— Как работягу и победителя. Если возможно, с большим количеством титулов.
— Сколько у вас машин в гараже?
— Достаточно.
— Можно ли сказать точнее?
— Три «Феррари» — Enzo, 458 Italia и California.
— Какой была последняя вещь, при виде которой в магазине вы сказали, что она слишком дорогая?
— Хм, дайте мне подумать, и потом я скажу вам.