Согласно сложившейся в последние годы в НБА тенденции награду лучшему «шестому» игроку сезона, как правило, получают «забивные» защитники, и в этом смысле нынешний выбор Лу Уильямса не стал большим сюрпризом. Но в подавляющем большинстве предыдущих случаев приз самому эффективному запасному давали тем, кто соответствовал этой роли в большей степени формально. Ими оказывались либо маститые ветераны, чьи лучшие годы прошли в стартовых составах, как Джейсон Терри и Джамал Кроуфорд, либо резервисты, проводившие на площадке более 30 минут и превосходившие по этому показателю многих игроков стартового состава, как Джей Ар Смит. И лишь в нынешнем году трофей достался самому настоящему до мозга костей запасному. За всю свою карьеру в лиге, которая уже насчитывает 634 поединка, Уильямс лишь 54 раза выходил на паркет с первых секунд. А в нынешнем сезоне он играл всего по 25 минут, набирая по 15,5 очка в среднем за матч. И пусть эти цифры кажутся не слишком впечатляющим, зато Лу обладает менталитетом идеального резервиста.
– Что значит для вас награда лучшему «шестому» игроку сезона?
– Честно говоря, не придаю ей большого значения, хотя, наверное, не стоило этого говорить вслух (смеётся). На данном этапе моей карьере для меня уважение партнёров более важно, чем внимание, призы и лестные отзывы. Я всегда был командным игроком. Кого-то устраивает набирать по 20 очков в проигранных матчах. А я буду доволен, если ничего не забью, но команда выиграет. И такое отношение у меня было всегда. Я никогда не начинал сезон со стремлением выиграть трофей лучшему запасному. Но раз уж так получилось – здорово.
– Насколько комфортно для вас выходить со скамейки?
– На первых порах для меня это было принципиальным моментом. Я хотел доказать, что заслуживаю выходить в стартовом составе. Но однажды я понял, что всегда буду запасным и это уже не изменится. И тогда я просто принял эту роль и сказал себе: «Я сделаю всё, чтобы в те 10-11 минут игрового времени, которые получу, любому оппоненту было максимально трудно остановить меня». Таким образом, я нашёл себя в НБА.
– Как вы ловите ритм, когда впервые выходите на площадку?
– Читаю игру. Когда команда проигрывает, то стараюсь действовать быстро и напористо, а когда уступает, то играю расчётливо. Думаю, в запасных часто недооценивают такое умение войти в матч. У нас есть 10-15 минут, чтобы понаблюдать за ходом поединка и понять, что именно в нём нужно изменить или наоборот поддержать.
– Ваш рост составляет всего 185 см. Как вам удаётся при этом так много забивать?
– Я смогу забивать всегда. И вообще, до недавних пор я считал, что у меня средний по баскетбольным меркам рост. Лишь два год назад, когда меня стали донимать травмы, я осознал, что не такой высокий, как мне казалось. Получается, я всё время играл с психологией более высокого, чем я есть на самом деле.
Кого-то устраивает набирать по 20 очков в проигранных матчах. А я буду доволен, если ничего не забью, но команда выиграет.
– Вы часто атакуете из безопорного положения, бросаете с отклонением. Почему так?
– А я просто не умею бросать стандартно. Всегда играл «коряво». Один из моих тренеров даже сказал, что я играю задом наперёд. А я всё делаю задом наперёд. У меня плохая координация. Наверное, со стороны мой стиль выглядит странным. Но такая манера у меня выработалась с годами, и она связана как раз ростом. Обычно меня опекали более высокие оппоненты. Вот и приходилось бросать с отклонением, чтобы получить пространство.
– Когда вы впервые занялись баскетболом?
– Я вырос в центре Мемфиса. Мне повезло, что в моём районе было ещё 15-20 детей моего возраста. Что попадало нам в руки, тем мы и играли. Если у нас были палки похожие на биты и мячи для тенниса, то это был бейсбол. Если овальный мяч – то американский футбол. А когда старшие пускали на площадку с кольцами, то играли в баскетбол.
– А как вы поняли, что хорошо играете в баскетбол?
– Поворотной точкой стал предпоследний год в школе. Тогда я оказался в компании парней, которые служили мне примером для подражания: Себастьяном Тэлфейром, Леброном Джеймсом, Дуайтом Ховардом и Джошем Смитом. Последние двое тоже играли в Атланте и были теми, на кого я равнялся. И вот я оказался среди них, играл против них и держался на том же уровне. Тогда и понял, что у меня неплохо получается.
– Почему вы решили пойти на драфт НБА сразу после школы, хотя первоначально планировали поступать в университет Джорджии?
– Решающую роль сыграл пример Тэлфейра. Этот момент я не забуду никогда. Мы были в тренировочном лагере сборной США в Колорадо и смотрели драфт 2004 года. До этого напрямую из школы в НБА брали только игроков с ростом за 210 см и Леброна Джеймса. И вот на наших глазах 183-сантиметрового Себастьяна выбирают в первом раунде под 13-м номером. Я даже оцепенел. Погодите, это что же защитников стали брать прямо из школы? Мы с сидевшим рядом Монтой Эллисом переглянулись, и я сказал: «А я пойду на драфт, дружище». Он мне ответил: «И я тоже». Думаю, в тот момент мы оба и приняли окончательное решение. Мы подумали, что Себастьян стал своего рода первопроходцем и флагманом для игроков нашего роста. А уже в выпускном классе скауты из НБА стали нередко появляться в школе, и я убедился, что имею реальный шанс.
– Вы рассчитывали, что вас выберут в первом раунде, но оказались в «Филадельфии» под 45-м номером. Почему так произошло?
– Я был просто не готов к просмотрам. Наивно полагал, что являясь одним из лучших школьных игроков, обязательно окажусь хотя бы посредине списка в компании выпускников вузов. Я недостаточно серьёзно отнёсся к тренировкам, и это проявилось на просмотрах. На самом драфте события развивались непредсказуемо. Я очень рассчитывал, что меня выберет «Атланта» под первым номером второго раунда, но они предпочли Салима Стадемайра. Тогда я начал отчаиваться, поскольку не проходил просмотр ни для кого из следующих в очереди команд. Но мой агент Мерле Скотт, который представлял интересы и тогдашнего главного тренера «76-х» Мориса Чикса, позвонил ему и сказал: «Если у вас нет никаких серьёзных планов, я бы советовал выбрать Лу под 45-м номером». Таким образом, Чикс и Билли Кинг дали мне шанс, длиной в семь лет.
– В «Филадельфии» вашими своеобразными наставниками были Кевин Олли и Аллен Айверсон. Каково вам было работать с этими двумя игроками?
– Это было как день и ночь. Но я сумел взять лучшее от обоих. Айверсон в самом деле не тренировался (смеётся). Он действительно не считал это нужным делом. Но обратной стороной медали для него стали постоянные травмы. В молодости я думал, что в этом нет ничего особенного. Игроки получают различные повреждения чуть ли не каждый день. Но сейчас, десять лет спустя, понимаю, насколько важно подходить к плей-офф полностью здоровым. Но кроме Аллена рядом со мной был и Кевин. После тренировок он подходил ко мне и говорил: «А теперь давай 15 минут позанимаемся на тренажёрах, или поиграем один на один, или сходим в часовню». Я как бы одновременно находился в двух разных мирах. Со мной в команде играл суперталантливый парень, который относился к баскетболу, как к бизнесу. А ещё рядом был не такой одарённый игрок. Он знал, что не такой талантливый, но работал не щадя себя, чтобы держаться на высшем уровне.
– А потом вы в качестве свободного агента вернулись домой в «Атланту», но там не сложилось. Почему?
– Это была настоящая катастрофа для меня. У меня не было никаких сложностей в «Хоукс». Если бы я не получил травму… После неё всё пошло наперекосяк. Когда переходишь в команду из родного города, то рассчитываешь играть в ней долго и приносить пользу. Но у меня это не получилось.
– Вас обменяли в «Торонто» фактически только для разгрузки платёжной ведомости. Каково было ощущать себя разменной монетой?
– Я предчувствовал, что моё время в «Атланте» подходит к концу, и от меня избавятся. Вопрос был только в том, обменяют меня или просто не продлят контракт. В команде произошла смена тренера, а я пропустил первые восемь матчей сезона. Майк Буденхольцер откровенно сказал мне, что предпочитает видеть в составе другого игрока, и я был вынужден принять это решение. Понимаю, что наставник должен обеспечивать результат, а не пребывать в неведении, смогу ли я играть сегодня или мне нужен день отдыха.
Я сделаю всё, чтобы в те 10-11 минут игрового времени, которые получу, любому оппоненту было максимально трудно остановить меня.
– Что вы почувствовали, когда узнали об обмене в «Рэпторз»?
– Вначале я, конечно, был разочарован, потому что пришлось покидать родной город. Но в то же время у меня появилась новая надежда, поскольку я видел, как эти парни с севера бились с «Бруклином» в серии плей-офф прошлого сезона. Мне казалось, что я смогу помочь «Торонто» и дать что-то этой команде. У них был костяк из молодых игроков, и это напоминало мне о «Филадельфии», которая с нами преобразилась из посредственной в элитную команду. Нынешние «Рэпторз» идут по тому же пути с Кайлом Лоури, Демаром Дерозаном, Йонасом Валанчюнасом и другими игроками.
– Как вас приняли в Канаде?
– Сразу после обмена Лоури сказал мне: «Мы рассчитываем, что ты будешь набирать по 15 очков, выходя со скамейки». А я ответил: «Отлично. Значит я – это именно то, что вам необходимо». Я почувствовал, что действительно нужен этой команде. Как только я понял, что на меня возлагают надежды, всё стало на свои места.
– Ваш контракт истекает по окончании сезона. Вы хотите остаться в «Торонто»?
– Безусловно. Я уже дал понять руководству, что хотел бы продлить соглашение. Но на данном этапе карьере я готов играть где угодно, лишь бы меня ценили болельщики, а команда претендовала на победы и серьёзные достижения. Игроки «Рэпторз» – настоящие бульдоги. Они любят сражаться. У нас выработалась психология войны против всего мира, в котором никто не уважает нас, поскольку мы из Канады. У «Торонто» есть своё лицо, и это самое главное. К тому же, Всё это соответствует моему характеру. Я всегда был аутсайдером, всегда был недооценённым. Я всегда сталкивался с тем, что вначале хотели попробовать другого парня, а меня рассматривали лишь в качестве запасного варианта. Из таких моментов и складывалась моя карьера.