В сером здании детства он был трудным подростком, в открытом пространстве
большой жизни — почитаемым человеком. Его ненавидели учителя и любили родители.
Потому что ему всегда удавалось успешно плевать на трудности. В школе этого не
одобряли, на футбольном же поле — приветствовали. Он всегда умел бегать, но
никогда не убегал от собственных слабостей. Из подобных этим нюансов и сложились
жизнь и карьера неоднозначного, неидеального, но в весомой степени уникального
Александра Панова.
— Футболиста Панова когда впервые возлюбили?
— В детстве, когда за «Ижорец» играл. И ощутил я первую болельщицкую любовь со
стороны родителей моих партнеров по команде. Я уже тогда выделялся на общем фоне
и поддержку трибун чувствовал.
— Картину с матчей дублей вы мне напомнили. Мамы игроков иной раз побуйнее
злых фанатов ведут себя — сыновья все-таки на поле. Говорят, даже драки родители
затевают с судьями…
— Инцидентов в моей карьере хватало разных, но чтобы родители дрались…
Такого не возникало. Наоборот, все было очень цивильно и по-современному. Папа,
допустим, со мной контракт неофициальный подписал, по которому премиальные
выделял, за каждый гол.
— Сумма — коммерческая тайна?
— Да нет. На мороженое хватало. А если отгружу побольше, то и на билет в кино
оставалось. Забивал то по три мяча за игру, а то и по пять. Нормально
зарабатывал (смеется). Помню, Кубок, разыгрывавшийся среди ленинградских
спортшкол, мы в своем возрасте как-то выиграли. Вот это победа была! Главное,
«Смену» — нашего основного противника — не у дел оставили. Ведь между «Зенитом»
и «Сменой» в Питере всегда война шла.
— И позже к Панову пришла уже любовь всего Петербурга.
— Не сразу. Меня знать-то никто поначалу и не знал. Наверное, когда Бышовец
возглавил «Зенит», тогда я и вынырнул. 1997 год. У меня довольно яркий сезон —
пять забитых голов, которые наколотил, каждый раз выходя на замену. Играл как
мог, бегал по бровке, честно таскал на себе противников и как-то услышал: «Колпинская
ракета». Мое новое прозвище, что и говорить, понравилось сразу. Тогда и понял,
что без любви в Питере не останусь.
— Часто от вчерашних героев отворачиваются. Вы вроде бы миновали эту участь?
— Да, все, кто меня знает, те любят и уважают, за что им большое спасибо. Даже
фотки с автографами всегда ношу с собой — в форме «Торпедо» и сборной. Кто
узнаёт, тому и дарю.
— Первые «звёздные» привилегии когда появились?
— В детстве и юности разве что. Тренеры многое прощали мне, непослушному
ребенку. Чудил я по-разному, но, выходя на поле, никогда команду не подводил.
Выкладывался по максимуму. А игры-то тяжелые были. Те годы, кстати, вспомнил
после недавнего матча с «Динамо». Наконец-то забил, и мы выиграли. Тогда, в
детстве, такой расклад был нормой.
— Трудный подросток Саша Панов был адекватным футболистом?
— Вполне. Иначе бы я не достиг в своей карьере премьер-лиги, не защищал бы
сейчас честь «Торпедо». На поле я чувствовал себя в своей тарелке, а вот в
общеобразовательной школе частенько попадал в дисциплинарный дневник своего
классного руководителя, которая по совместительству являлась и директором.
— Вашу пионерскую юность, видать, не обошли лагерные порядки.
— Так та директриса и придумала этот дисциплинарный дневник. И кто попадал в ее
тетрадь чаще всех, оставался после уроков и стоял в углу. Вот мне, отмаявшемуся
в свою первую смену, приходилось срывать уроки и во вторую.
— В пионерском галстуке стояли?
— Да не всегда. Я никогда его не любил, как и все эти коммунизмы с комсомолами.
Туда меня совершенно не тянуло, я словно жил на другой, своей планете. Там, где
всегда играли в футбол, там, где я всегда был артистом. Когда, помню, пришло
время натягивать на шею этот галстук, то на соответствующую процедуру стоял
последним в очереди. Понятное дело, из-за плохого поведения. И тут наша школа
выигрывает первое место по футболу. Пришлось меня срочно принимать. Да для меня
это совсем и неважно было. Просто октябрятский значок уже поднадоел к тому
времени. Помните, тот, где Ленин маленький и кудрявый?
— Конечно.
— Красный-то, уже с взрослым Лениным, вроде как посолиднее. Правда, чем я тогда
клялся, сейчас не вспомню.
— Как правильно воспринимать футбол?
— Футбол меня организовал, иначе из штанов трудного подростка вряд ли бы вылез.
Премиальные, уже настоящие, которые клуб выделял, во мне дух пробуждали, да и
всегда знал, что в Петербурге футболистов любят. Хотя поначалу едва из футбола
не вылетел.
— Традиционная история успешного игрока. Ранняя травма и…
— …вот в этом-то и суть, что никакой травмы и в помине не было. Просто мне
понравилось торговать виноградом. Первые деньги мои! Живые! С соблазном бороться
было трудно, ведь в то время футбол мне кроме «спасибо» ничего в карман не клал.
— А на виноград как попали?
— Да мой друган, с которым в одном подъезде жили, тему с этим виноградом
проворачивал. Потом я подключился, и мухлевать стали вместе, зарабатывая себе на
жизнь и развлечения.
— И «крыша» имелась?
— Приезжали представители… Друган с ними договаривался, это его проблемы были.
Я-то просто помогал. Затем я с пацанами ботинками занялся, тоже неплохо торговля
шла. Вот эта тема «купи-продай» меня немного и смутила. Хорошо, что родители
вовремя серьезно поговорили и сказали «Зачем тебе это? Играй лучше в футбол».
Послушался.
— Отец премиальные не повысил тогда?
— Нет. Мама все объяснила и подтолкнула к нужной мысли. В тот момент я,
наверное, и почувствовал разницу в прелестях жизни. Вспоминал тот своеобразный
ценностный перелом уже во Франции, где жил в прекрасном городе Сент-Этьене. А
сейчас я могу спокойно купить виноград или ботинки у тех же самых людей, которые
стоят на жаре, как когда-то стоял я.
— Кстати, из ваших ровесников выходили талантливые рэкетиры. Такого соблазна
не возникало? Может, сейчас еще более богатым были бы.
— (Смеясь.) Да, и почти все они из спортсменов выходили. Боксеры, дзюдоисты…
— …хоккеисты и футболисты тоже имелись.
— Нет, мне достаточно было футбола. А уголовной ответственности я, к счастью,
миновал. Хотя грозили мне шесть лет за групповой разбой. Дело было так.
Провожали мы друга в армию, выпили, как полагается, и чего-то «замутили»… Тот,
кого провожали, в итоге в армию не пошел, получив отсрочку на время следствия.
Эх, слава богу, что все завершилось хорошо, и пострадавший человек в итоге свое
заявление забрал. Вот так вот отделался. А потом, спустя годы, я вновь оказался
втянут в следственные мероприятия, но уже в положительном качестве. Как-то в
Питере было совершено преступление, тоже разбойное нападение, в отношении
полузащитника «Зенита» Саши Куртияна. А я как раз жил возле 44 отделения РОВД,
начальник уголовного розыска которого был преданным болельщиком «Зенита». Вот мы
с ним, можно сказать, и вели «дело Куртияна». А по завершении расследования,
когда всех поймали и посадили, мне медаль дали.
— Потом Куртиян, будучи футболистом «Торпедо-ЗИЛ», спровоцировал Сергея
Семака, за что оба получили по пять матчей дисквалификации.
— Эмоции…
— Профи — это кто? Тот, кто после бурной ночи лучший на поле, или тот, кто
вовремя ложится спать?
— После бурной ночи лучший? Так не бывает. Профессионал умеет настроиться именно
перед самой игрой, ориентировочно за сутки до нее. Именно за сутки, а не за
неделю. Чтоб не перегореть. Да вообще-то сложного в этом ничего нет.
— Неужели в дубле сразу перестроились? Вчера многое сходило с рук, а сегодня
совсем другой человек?
— Когда ты в дубле, то перед тобой всегда маячит первая команда. Разгильдяй ты
или трудоголик… Попасть в основу всем хочется, а она, эта основа, так близка!
Вот я и работал много, собрал всю волю. И недаром ведь. «Петровский» в Питере —
это уникальная атмосфера. Стадион битком, плакаты, лозунги… И все за тебя! Вот и
хотелось отплатить людям, что я, собственно, и сделал, забив два гола в ворота
«Динамо» в финале Кубка России.
— Чувство профессионализма — оно ведь скользкое. Не были близки к расставанию
с ним?
— Нет, что-то не припомню в своей карьере такого. Всего было в меру, даже режим
нарушал в меру.
— Помимо футбольной карьеры, что самое существенное у вас в жизни еще
произошло?
— Рождение ребенка, естественно. Семья и футбол и сформировали из меня человека.
И еще трудности. Каких-то серьезных увлечений больше не возникало. Музыку
слушал, «Slayer». Но времени особого не имелось. Жил-то я в Колпине, пригороде
Ленинграда. Два часа на дорогу до Питера каждый день постепенно у меня желание
ездить на собственной машине выработали. А мечта была, может быть, не
оригинальной, но сильной — играть в «Зените».
— Как обыграть чемпионов мира на их поле?
— Знаете, я сам задумывался об этом не раз. То ли случай, то ли результат
многолетней работы стал следствием. Потом остановил-таки себя на мысли: ни то
это, ни другое. Толчок это был, после кубкового финала, когда я дважды поразил
динамовские ворота в течение одной минуты. Заряд был неимоверным,
фантастическим. Пятьдесят пять лет Ленинград ждал Кубка, и мы его добыли в
уходящем веке. Добыли здесь, где мы сейчас с вами и сидим, разговариваем (в
Лужниках — прим. А.С.). Да-а-а, этого не забыть никогда. Тогда весь Питер на
Невском собрался, чтобы приветствовать нас. Вот на «Стад де Франс» и было
своеобразное продолжение банкета.
— Помню, первый мяч французам забили, и камера вас взяла крупным планом.
Глаза безумные!
— Я ж во второй раз всего за сборную в основе вышел! В первый мы Армению 3:0
обыграли, и тут сама Франция на очереди. Действительно, отрешен от внешнего мира
в те мгновения был. Да и в финале Кубка глаза у меня такие же были, словно
снизошло свыше что-то. Даже не мгновения, а дни, когда энергия переполняла.
Казалось, все могу. Настолько зарядился. Причем с чемпионами мира Романцев
одного форварда планировал выпустить. И представьте себе, тогдашние спартаковцы
Юран и Ширко, которые у Олега Иваныча были под боком, в заявку на матч не
попали. А на ту единственную позицию нападающего тренер меня и поставил.
Удивился я тогда, но подвести не мог.
— Из того положения, когда второй гол забивали, у спартаковцев принято
пасовать. Вы же пробили и попали самым неимоверным образом. И маленький Бартез
даже не понял, что произошло.
— Бил-то из-за штрафной, да с краю. Я не думал ни о чем в тот момент. Помню
лишь перемещения защитника, которым оказался Десайи, и его подкат. Не понимал,
что делал, но, поверьте, знал, что забью. Так и вышло.
— Позднее Павел Садырин называл вас героем. В острой и ироничной форме.
— Наверное, прав он был. Победа над французами знаменательной стала, мы и войну
у них выиграли. Но потом-то… На чемпионат Европы поехали другие.
Украина-Украина… Перешла нам дорогу.
— Потом вы покинули «Зенит». Но создалось впечатление, что Питер Панова ждал,
Панов ему мерещился. Пришел даже новичок — тоже форвард, по фамилии Тарасов,
очень похожий на вас.
— Не думал об этом. В «Сент-Этьен» я ушел красиво. Провожали всем стадионом
меня под гром аплодисментов. Другие мысли на первый план выходили. Как
закрепиться в более сильном чемпионате, например. Но, к сожалению, от тренерской
чехарды никто не застрахован. У меня еще и травма приключилась. Около года
вообще вне футбола был
— Не просто травма, а настоящие проблемы со здоровьем.
— Так это одно и то же, только значительно серьезнее обычного ушиба. Один из
органов мог реально пострадать, если бы я вовремя не остановился, и не
предпринял бы необходимых действий. На восстановление ушел год без малого. Играю
ведь сейчас! Значит, можно и после долгого простоя вернуться.
— Трудно было доказать, что Панов — не отработанный материал?
— Да, очень. Московское «Динамо» решило меня подписать, но первый после травмы
сезон выдался весьма неярким. С Александром Новиковым, тогдашним главным
тренером команды, мне работать понравилось. Правда, вскоре пришел Виктор
Прокопенко, которому я не подошел. Да и не в форме я, честно говоря, пребывал.
Однако, оказавшись уже в другом «Динамо», питерском, доказал, что методы
восстановления избрал правильные.
— Как в «Сент-Этьене» отреагировали на ваши проблемы?
— А как там могли еще отреагировать? С каждым может случиться ведь. Спасибо
французам огромное, что не бросили меня, оплатили весь курс лечения. Хотя
вначале хотели прервать контракт. Помог тогдашний мой агент Константин Сарсания,
который вскоре изыскал вариант с московским «Динамо».
— Многие тогда говорили, что пора заканчивать?
— Никто. А я со злопыхателями и не общался.
— А врачи?
— Они твердили, что все нормально будет. Лечила меня француженка, которая всегда
подбадривала. Конечно, время было критическое. Сегодня ты есть, а завтра — нет.
В спортивном смысле, естественно. На первых порах и не знал, продолжу играть или
придется заканчивать.
— Что тогда преобладало — стресс или спортивная злость?
— Последнее, конечно. Я вообще-то всегда воспринимал трудности с интересом,
приятно их все-таки преодолевать. В сложностях уровень человека и проявляется.
Опять был послан мне знак свыше. Пришлось пересматривать свое отношение к жизни.
Меньше расстраиваться стал, пива пить, питание улучшил.
— Некоторые футболисты скрывают какие-то свои болячки. Ведь имеются случаи,
когда больше пяти килограммов поднимать не рекомендуется, а игроки на поле
бьются.
— Об этом лучше не задумываться в подобных случаях. Я как-то в «Зените»
тяжелую травму ноги получил, и вышел на поле спустя всего лишь неделю. Но не
думал о плохом, прорвался. Долг звал.
— Что за долг?
— Патриотический. За «Зенит» ведь играл. Мы же под руководством Виталия Мутко
строили этот клуб, который сейчас на европейский уровень вышел. Жалко, талантов
все меньше становится.
— В питерское «Динамо» с трудом попали?
— Почему? Позвонил главный тренер Сергей Ломакин и пригласил. Потом команду
принял Олег Долматов — очень незаурядный специалист. При тесной работе с ним и
понял, почему он с ЦСКА серебро чемпионата выиграл, едва не догнав «Спартак».
Жаль, что из-за известных казусов «Динамо-СПб» развалилось. Зато приятно, что
все-таки в год 300-летия Санкт-Петербурга я выступал за клуб из родного города.
— А когда почувствовали, что вернулись?
— Наверное, когда за «Динамо-СПб» забивать стал… Нет, все-таки в «Торпедо», в
премьер-лиге. В Петербурге я родной климат почувствовал, себя обрел заново и
приехал в Москву, где окончательно понял, что вернулся как Панов, который
когда-то был не хуже. А вообще, перерывы в футболе — это самое страшное для
игрока.
ДОСЛОВНО
В юношестве моим футбольным образцом был Дель Пьеро. Через «Ювентус», за который
я болел, наверное, большинство выдающихся игроков прошло — Баджо, Зидан…
Нравился еще и Ромарио из «Барселоны» — маленький такой, как я. А сейчас
восхищаюсь Адриану. Ну и таран! Мощный, с титаническим ударом с левой. Класс!
Этот бразилец мне Вьери в молодости напоминает. А рад за кого, так это за
Шевченко. Наш он все-таки, пусть и с Украины.
ДОСЛОВНО
Тренеры мне все доверяли. В основном. Но Анатолий Федорович Бышовец — тот самый,
который меня как игрока, наверное, и открыл. Он-то первым Панова в сборную и
пригласил. Эх, ну и дебют тогда выдался — с бразильцами, 1:5 проиграли… Выходили
на поле в четыре утра по нашему времени и в самой концовке сезона. Никто толком
себя сборником не ощущал, все какими-то кандидатами были. Другое дело, с
Францией, на «Стад де Франс»! Победа 3:2 над действующими чемпионами мира, и я
два гола забиваю. Спасибо Олегу Ивановичу Романцеву, что позвал тогда. Такие
мастера меня передачами снабжали — Титов, Цымбаларь, Карпин, Тихонов, Мостовой,
Смертин… Футбол — это все-таки удовольствие!