Итоги, итоги… За каждым результатом, за каждой цифрой стоят конкретные живые
люди. Только вот Радимов не стоит, он работает в «Зените» маяком: он всегда в
центре внимания, и все, что бы ни происходило в Питере, да и во всем российском
футболе, так или иначе притягивается к нему. Влада вполне можно признать
«королем эпатажа» последнего десятилетия. Кто не согласен, почитайте это
интервью, и сомнения отпадут.
В тот день Владиславу стукнул тридцатник — и за счастье было посмотреть, как
«Зенит» чествует своих героев. Кто-то на круглые даты получает от клуба джип —
как Андрей Тихонов. Кто-то получает вымпел — как Сергей Овчинников от
«Локомотива».
Радимова чествовала команда с утра до вечера. Начиная с пулковского буфета и
заканчивая рестораном в Ларе. Где получил Владислав огромных размеров торт — и с
командой же его прикончил. Успевая параллельно управляться с массой дел. И
смотреть будущего соперника, «Бешикташ». И отвечать на тысячный звонок с
поздравлениями. И что-то рассказывать вашему корреспонденту.
Год праздников, свадеб и юбилеев… и футбольных разочарований заканчивался.
— Но настроение не из лучших?
— Конечно, плохое. «Севилья» чуть исправила, стало получше — но не намного.
Кто-то говорит, что мы фантастически играли, но мне показалось, что и «Севилья»
здорово смотрелась. Говорят, зрелищная была игра.
— Приятная.
— Да, я так и думал. Когда сам играешь, оценить трудно, я только
догадывался… Если с «Зенитом» весной в еврокубках сыграю, тоже опыт будет
полезный. Шаг вперед и для меня, и для команды. Кстати, здорово, что мы в
чемпионате заняли шестое место, а не четвертое.
— То есть?
— Шестое место — это удар. Оглушительный! А четвертое могли бы оценить
всего-навсего как неудачу, невезение… Эта осень заставит нас крепко задуматься,
пересмотреть некоторые вещи. В следующем сезоне это переосмысление нам поможет.
Лучше сделать шаг назад, потом два вперед, чем топтаться на месте.
— Умеете, Влад, отыскивать добрые стороны. Овчинников на днях сказал —
понял, мол, что «Локомотиву» ничего в чемпионате не светит, когда сломался
Сычев. А вы когда поняли, что «Зенит» останется без медалей?
— В тот самый момент, когда нам поставили пенальти в матче со «Спартаком» за
восемь минут до конца. И сейчас уверен — выиграй мы ту встречу, вся концовка
сложилась бы иначе.
— Помню, помню, с какими лицами вы разъезжались из Лужников после той
ничьей — слезы наворачивались…
— Да. Лучше б нам раньше забили — и с игры. Тяжелейшая была битва — в таких
обычно всё решает одна ошибка. И ее допустили не мы, а «Спартак». И он должен
был проигрывать, если б не этот глупейший пенальти, — гол не только два очка
отобрал, ещё и надломил нас морально… Но, обратите внимание, «Зенит» в этом
сезоне не проиграл никому из призовой тройки. И выдал беспроигрышную серию из
19-ти матчей.
— Один пенальти всё испортил?
— Да. Хоть мы обыграли «Гимарайнш», но уже чувствовался разлад в команде. Не
в отношениях между игроками, а в командных действиях. Четыре поражения после
этого сюрпризом не стали.
— То, что получили всё решивший пенальти от вчерашнего одноклубника — это
драма?
— Абсолютно без разницы. Ну, Быстров это оказался, — и что с того? Не надо
зацикливаться.
— Некоторые тренеры считают, что команде в середине сезона непременно
нужен скандал. Иногда сами его придумывают — и команда встряхивается. Скандал с
уходом Быстрова «Зениту» помог?
— После ухода Быстрова мы не проигрывали 19 матчей подряд, включая еврокубки,
— хорошо это? Или плохо? Когда Быстров уходил, «Спартак» шел на втором месте.
«Зенит» был по потерянным очкам на девятом. Приблизительно так же всё и
закончилось. Быстров — сильный игрок, но его потеря на наших действиях почти не
сказалась. Ничего не изменилось.
— Не считая трений в личных отношениях?
— Вы имеете в виду мою ссору с Аршавиным? Это всё ерунда, мы с Шавой и без
этого спорим часто, бывают трения. А тогда Аршавин мне позвонил: «Так и так,
Быстрова продают…»
— Что ответили?
— Говорю — не надо торопиться, пусть ничего не подписывает со «Спартаком».
Автограф всегда успеет поставить, трансферное окно открыто до 1 сентября. Но
Быстрый поторопился, все подписал. И вот здесь уж я вспылил, из-за этого с Шавой
разругались.
— Как?
— Говорю — зачем мне-то тогда звонили? Теребили? Но прошло буквально полтора
часа, и мы помирились. Это как раз была тренировка перед «Амкаром», в том матче
Андрей три гола забил. Час, наверное, болтали прямо на поле, не уходили в
раздевалку — расставили все точки над i…
— Что решили?
— Решили, что жизнь продолжается. Кручиниться нет смысла. Человек ушел — и
ушел. Ничего не изменишь. Другое дело, что оформить этот уход можно было
совсем-совсем по-другому… Я даже подумал, что в очередной раз вы,
корреспонденты, Петржелу недопоняли.
— Когда?
— Когда он якобы говорил, что «Быстров не будет прогрессировать»… Прежде
всего эта фраза парня обидела. Так, наверное, и было. Во всём виноват русский
язык Петржелы.
— И часто его не понимают?
— Мы-то понимаем, привыкли. А кто не каждый день Петржелу слушает, может и
попутать что. Я же не знаю, что он на пресс-конференциях говорит, правильно? Вот
вы брали у него интервью?
— Брал.
— И как? Всё поняли?
— Надеюсь…
— Вот! И вам тяжеловато. У меня ощущение, что русский язык Петржелы
становится с каждым годом хуже. Когда он только приехал, получше говорил. Но,
может, мне кажется.
— Был в непростом сезоне особенно тяжелый момент?
— Вот эти четыре поражения. Я, честно говоря, психанул в матче с «Гимарайншем»,
меня удалили за пять минут до конца — и даже не потому, что кто-то меня
провоцировал. Игра совершенно не клеилась, мы бились против десяти человека
соперника, вели 2:0 — и не знали, что делать на поле. Это был бред какой-то!
— Бред?
— Бред. Я и на себя ругался, и на партнеров, удалили — и попал после этого в
жуткую психологическую яму. Потом история с женитьбой, этот ажиотаж, личная
жизнь выносится на общее обозрение… Эмоций положительных не добавило. Я,
конечно, больше всех виноват в провале «Зенита».
— Почему?
— Как капитан команды не смог ни объединить ребят, ни завести. Сам был
опустошен. Хорошо, пауза возникла после четырех игр, чуть пришли в себя — и
«Ростов» на себе это почувствовал в никому не нужном матче, и «Севилья»…
— Ждали от самого себя нервного срыва после такой череды событий?
— В том-то и дело, что не ждал! Если б подозревал, что такое со мной может
произойти, вообще бы не вышел против этого «Гимарайнша». Очень просто делается:
в контракте есть пункт, по которому человек имеет право в случае женитьбы или
рождения ребенка получить отпуск на шесть дней. Я мог спокойно подойти к
Петржеле и всё объяснить — но был настолько уверен в себе! Вы не забывайте, люди
— они в первую очередь люди, не роботы… Хоть поступок очень некрасивый. Мне за
него, честно говоря, стыдно.
— В прошлом году на испанском турнире Петржела болезненно воспринял ваше
удаление. Сейчас все было иначе?
— Удаление удалению рознь. Петржела как раз хорошо понимает, что в футбол
играют люди. От ошибок никто не застрахован. И меня он понимает хорошо: для меня
футбол всегда был игрой, я играю не ради денег. Хоть прекрасно осознаю, что я не
бедный человек, за свою работу получаю хорошие деньги, но не они на первом
плане…
— Во всех командах бывают проблемы, во всех командах бывают эмоциональные
всплески. Но только в «Зените» всё выносится на публику. Это — здорово?
— «Зенит» — команда из пятимиллионного города. Если что-то происходит в
московском клубе, этого никто не замечает — на Москву и область 7-8 команд
высокого уровня. А «Зенит» один, это символ Питера. Так сложилось. Журналистов
много, газет много, три передачи о «Зените» идут приблизительно в одно время —
поэтому отслеживается каждый шаг… В итоге сначала всё просачивается в местную
прессу, потом во всероссийскую. И создается впечатление.
— А как объяснить, что «Зенит» интереснее Москве, чем собственное,
например, «Торпедо»?
— Мы все-таки довольно открытая команда. Могу случай рассказать.
Только-только началась шумиха вокруг ухода Быстрова, мы проиграли в Казани 0:1
на последней минуте — и в раздевалке состоялся жесткий разговор. Тогда я на
правах капитана попросил ребят неделю не давать интервью. Все согласились, ни
один человек не разговаривал с прессой, пошла наша серия без поражений… А
Петржела сказал, что это не выход, надо с журналистами общаться постоянно.
Больше мы себе подобного не позволяли.
— К слову, вся Москва говорила — судьба Петржелы зависит от матчей с
«Севильей» и «Бешикташем».
— Я думаю, такие вещи должна говорить не Москва, а руководство «Зенита». Но
меня слухи, честно говоря, абсолютно не интересуют. Я этими слухами так за год
объелся — открываешь желтую газету, там твоя физиономия и твоей жены на первой
странице. С опаской читаешь — что выдумали? Или вот пример: на свадьбе моей было
12 человек гостей и 50 журналистов. Вроде все, кто просился, присутствовали — а
потом какое издание ни возьмешь, настолько переврали… Знали каждый шаг! И имена
детей, и возраст, и подарки, и как была одета невеста, куда поехали после…
— Куда, кстати?
— А вы газеты полистайте. В одной написано, что отправились на спектакль в
БДТ, в другой — кататься по Неве. В ресторан мы поехали, в ресторан…
— Молва ходила, будто пьянку устроили на корабле каком-то всей командой.
Как Петржела ни противился.
— Да? Вот видите? Такого я, правда, даже не слышал.
— Говорите, «с опаской читаю». Не привыкли? «Опаска» не атрофировалась?
— Сейчас легче воспринимаю, это правда. Поначалу, конечно, думаешь: господи,
опять! Как же они такое выдумали-то? И полное ощущение, будто я сам пришел в
редакцию и всё это наплёл… Мне после свадьбы стало проще. Пусть выдумывают. Я
прекрасно понимаю, что это будет продолжаться, возмущайся — не возмущайся.
— Удивительный вы, Влад. С одной стороны, «пусть пишут», сами в личную
жизнь пускаете, — с другой, за это же самое вмешательство отлупили
собственноручно питерского журналиста.
— «Отлупил» — это громко сказано. Мы повздорили — да. Знаете, из-за чего?
— Из-за чего?
— Можно говорить что угодно обо мне. О той женщине, с которой я живу. Но
когда дело касается ребенка — перебор, журналисту пришлось это признать… Кстати,
сейчас у нас хорошие отношения, мы встречаемся. Совсем недавно интервью у меня
брал. Только что звонил, поздравлял с днем рождения. Говорит, тридцать лет — это
не страшно. Самый лучший возраст, уже и в голове что-то есть, и многое можешь. Я
и сам так считаю. А тогда он просто перешел грань. Сам на моем месте наверняка
поступил бы точно так же.
— После такого не возникает желание вообще закрыться от корреспондентов?
— Между прочим, я довольно мало говорю о личной жизни. Вот Татьяна в этом
плане человек открытый, не может отказать журналистам, а я пока не считал
возможным ей указывать. Надо посмотреть, что будет дальше. Наверное, не буду
больше допускать людей к личному. И Татьяне запрещу говорить об этом. Я помню,
стояли мы во Дворце бракосочетаний, всякий поворот — тут же десятки фотовспышек…
Утомляет. После всех прогулок по городу приехали в ресторан, посидели часа два.
Потом оставили гостей, извинились — и уехали. Это было тяжело, как бы ни
казалось со стороны.
— Можно все-таки пару вопросов о личной жизни?
— Любые. Конечно.
— Друзья вам дают почитать интервью бывшей жены тем самым желтым газетам?
— Да, я о них слышал. Некоторые читал сам…
— Реакция?
— Мне абсолютно всё равно. Право человека — говорить всё, что считает
нужным. Пусть говорит.
— Вас интересует ее нынешняя жизнь?
— Мы общаемся. Я ей помогаю в материальном плане, кстати говоря.
— И живёт она в вашей московской квартире?
— Совершенно верно. Спрашивайте, спрашивайте, не стесняйтесь. Я уже привык…
— Еще жена ваша бывшая говорит, что свадьба с Булановой — пиар-акция, и
через полгода будет новое шоу, только с разводом. Вы наверняка это знаете.
— Знаю.
— Обидно?
— Совершенно наплевать!
— Это вы заставляете себя так думать — «наплевать»?
— В самом деле — наплевать. Это ее мнение, и если в самом деле у нас с
Татьяной всё закончится через полгода — честь ей и хвала. Работать ей
Нострадамусом. Но я не думаю, что «всё закончится»…
— У вас была семья, у Татьяны тоже. Логично предположить, что даже
возникшие чувства вы пытались в себе заглушить. Не так?
— Нет. Вряд ли.
— Но вы же читали умные книжки, в которых прописано, что семья — это
святое, и рушить ее грех?
— Читал — но жизнь так сложилась! Что теперь сделать? Никуда не деться. Так
получилось — мы теперь вместе, счастливы, любим друг друга…
— Тогда давайте о работе поговорим, о Петржеле. Чем он для вас удивителен?
— Он никогда не даст в обиду футболистов. Ни-ког-да. Во-вторых, для него все
одинаковые. Тот микроклимат, который сложился в «Зените», в первую очередь его
заслуга. Всё-таки Властимил пришёл в команду, которая занимала десятое место — и
третий год борется с ней за призовые места. Все три года «Зенит» показывает
довольно-таки зрелищный футбол. Чего-то ему, понятно, не хватает, есть недочеты,
— но Петржела сделал из игроков команду, это факт. Можно сколько угодно обвинять
его в том, что не выходит на тренировки, но отвечает за результат всё равно он.
С него спрос, а не с Боровички, который проводит занятия…
— Так всё-таки не Петржела тренировки проводит?
— Проводит Боровичка вместе с Воробьевым. Петржела на некоторых
присутствует, на некоторых — нет.
— Странно это как-то…
— Не знаю. Если б я был тренером — я бы ходил, наверное, на тренировки. У
Петржелы своя методика, он полностью доверяется помощникам. Это дало результат в
2003-м году, — тогда он тоже не выходил на тренировки. Точно так же, как и
сейчас. Никто его тогда не осуждал и об этом не говорил. Только сейчас вдруг
вспомнили: «Ах, Петржела не выходит на тренировки…» Ну и что?!
— Он для России придуман — профессиональный подход?
— Это другой вопрос. Это точно, у нас менталитет своеобразный. Я бы на месте
Петржелы заставлял бы плодотворно работать нашу молодежь, которая ходила бы на
тренировки и видела, что главный тренер наблюдает. А сегодня она видит, что его
нет.
— Петржела часто общается с игроками один на один?
— Очень. Вызывает, разговариваем. И это не только к лидерам относится.
— Потому, смотрю, в нынешнем «Зените» обстановка почти семейная?
— Да, об этом я и говорю. Первая заслуга Петржелы. И Боровички, конечно. Они
действительно наладили микроклимат, раскрепостили ребят. Вы же помните, как в
2003-м мы проигрывали 1:7, 0:3, «Уралану» проигрывали?
— Конечно.
— После этих приключений Петржеле многие советовали закрыть команду на базе,
на недельку посадить на карантин. А он ответил, что ничего экстренного не будет,
готовиться будем, как обычно. Ребята этот элемент доверия моментально
почувствовали, а команда в такой ситуации всегда постарается отплатить тем же…
Сейчас провести негласный опрос среди игроков — почти все выскажутся за
Петржелу. Неизвестно, кто может придти на его место. Неизвестно, как будет
строить отношения. Кого привезет с собой. Я думаю, только в нынешнем «Зените»
руководство могло отреагировать на провал так, как оно отреагировало.
— Как?
— Где-то были бы оргвыводы. Где-то команда узнала бы, что такое сумасшедшие
штрафы. А у нас адекватно восприняли — и думают, как на будущий год исправиться.
— Что Петржела умеет делать как никто?
— Настраивать. От него исходит потрясающая энергетика и уверенность, что мы
не слабее соперника. Что, наоборот, мы сильнее. Дар убеждения фантастический. Мы
не всегда выигрываем — но всегда знаем, что выиграть можем. Это удивительное
ощущение.
— Не обидно за своего тренера, когда, например, Олег Иванович говорит:
«Этот господин больше говорит, чем делает»?
— Я не знаю… Романцев тоже имеет право высказываться, он достаточно
выигрывал. Но это не значит, что мнение его правильное — на тему Петржелы я
думаю, например, совсем по-другому.
— Самый несправедливый тренерский поступок по отношению к вам — за всю
карьеру?
— Это было в «Сарагосе». Пришёл новый тренер, мне было лет двадцать тогда.
Отработал он в итоге 8 матчей, из которых 7 проиграл и один свел вничью. В
заявку на игры вписывал 16 фамилий, а меня брал семнадцатым. Говорил, что играть
не буду, пока не выучу испанский язык. И отправлял смотреть, как проигрывает
«Сарагоса», с трибуны. Я считаю, это было несправедливо...— Если б не тогдашний развод, из-за которого разорвали контракт с
«Сарагосой», — как сложилась бы жизнь?
— А зачем об этом задумываться? Я ни секунды не жалею о том, что вернулся в
Россию. Играю в родном городе, счастлив в личной жизни. И буду совсем счастлив,
если жена подарит мне ребенка. Буду самым счастливым человеком на свете.
— Опять мы на личное сбились, не договорив о Петржеле. У всякого тренера
нервы сдают по-своему. Как — у вашего?
— Это никак не проявляется. Видно, конечно, что человек взволнован, расстроен
— больше ничего… Особенно расстроен за три года совместной работы Властимил
был как раз в этом году, после четырех поражений. «Амкар», «Болтон», «Рубин» и
«Москва».
— Убеждались хоть раз в жизни, что большое видится на расстоянии?
— В смысле?
— Допустим, Петржела ушел бы из «Зенита». И через год весь город понял бы,
как здорово было с Властимилом.
— А может, было бы наоборот. Честно говоря, думаю, никогда такого в футболе
не будет и не было… Да, может, вспоминали бы — был такой Петржела. Но жизнь не
стоит на месте, — рано или поздно все уйдут из этого футбола, правильно? И я
уйду, мне тридцать лет сегодня исполнилось! Сколько еще протяну на приличном
уровне — три года, четыре?
— Тридцать — это очень тяжело?
— В физическом плане — нет. В моральном — да, сложно… Наверное, есть
какая-то граница — «вчера был молодой, а сегодня все иначе», — но я ее пока не
почувствовал. Сегодня как раз сидел, вспоминал, как дебютировал
шестнадцатилетним в чемпионате России. 14 лет назад. С ума сойти.
— За три года, что играете в «Зените», сколько раз могли с ним расстаться?
— Ни разу.
— Забыли вы интервью Петржелы годичной давности.
— Не забыл. Но и тогда, и сейчас я прекрасно понимал, что все это —
исключительно эмоции. Ничего кроме. Я даже тогда не придал этому значения, на
испанских сборах. Уже на следующий день вышел и играл в основном составе… Мне
тогда кто-то сообщил — мол, Петржела тебя хочет выставить на трансфер.
— Что ответили?
— «Если скажет мне это в глаза — уйду…» А то, что написано в газетах — это
ничего не означает. У нас с Властимилом были и посложнее моменты.
— И какие?
— Мы же практически одновременно пришли в команду, я был самой дорогой
покупкой в 2003-м году. И надо ж такому случиться, что на предсезонных сборах
получил травму, мне как раз мениск вырезали. Надо было срочно набирать форму —
волей-неволей приходилось понимать, какие за меня деньги заплатили. Вот и
думайте сами: команда годом раньше заняла десятое место, череда поражений, ты
никак не можешь войти в форму… Тяжелее у меня периода не было. Болельщики тогда
транспаранты развешивали: «Радимов, убирайся на х… из этого города!»
— Когда динамовские фанаты размахивали плакатами приблизительно того же
содержания, вы им этого не простили. Почему простили питерским?
— Я стал, наверное, просто взрослее. А динамовские болельщики — это вообще
своеобразная публика. Я не удивляюсь, почему «Динамо» до сих пор не может ничего
выиграть, сколько в него ни вкладывайся. Мы с Ярцевым в 99-м вышли в финал
Кубка, заняли 5-е место, попали в УЕФА, — с тех пор выше команда не поднималась.
Кто б ни работал, хоть Прокопенко, хоть Газзаев. Даже сейчас — такие покупки, а
всё равно ничего не получается…
— Почему?
— Потому что энергетика такая от динамовских фанатов исходит. К слову, я в
том сезоне абсолютно спокоен был, никак на их проделки не реагировал. Вот ребята
постарше, тот же Олег Терехин, специально оставались, с этими любителями футбола
по-мужски разбирались. А что «простил»… С чего вы взяли, что я простил питерских
болельщиков?
— Не простили?
— Есть кучка идиотов… Если я кому-то хлопаю после матча, то только не им. Еще
в Интернете сидят люди, прикрываются никами — и льют грязь на футболистов. В
частности, на меня. Я аплодирую только тем, кто болеет по-настоящему, ездит на
выезды, поддерживает команду.
— Чувствую, доходят до вас эти интернет-писания.
— Как «доходят»? Нет. Моментами. Вот случай, который особенно меня оскорбил:
помните, как Аршавин забивал три мяча «Амкару»? После одного гола, когда Андрей
убрал полкоманды в одиночку, я подбежал и по щеке его легонько ударил. Сказал,
помню: «Шава, ты гений!» Наутро мне звонок — зайди, мол, в Интернет, почитай…
Захожу. Читаю. Там весь набор: Радимов и «сволочь», и «мразь», и «убирайся
отсюда». Люди начали писать, даже не разобравшись. С тех пор я в этот Интернет
не захожу вовсе. Там много трусов, которые прикрываются никами. Кто-то просто
завидует. Вот и всё.
— С открытым проявлением зависти часто сталкиваетесь?
— Сам открыто завидую тем же армейцам, которые в этом году выиграли все, что
можно. Искренне завидую. Мечтаю оказаться на их месте. Почему нет? Многие
говорят: «Я не завидую». Врут. Льстят. Или — скрывают.
— Слышал я от кого-то — нормальный человек в Интернете писать не будет.
— Нет, почему? Есть нормальные люди, наверняка! И адекватные есть! Я раньше
постоянно читал гостевую книгу, там есть довольно-таки хорошие мысли. Но —
раньше. Теперь перестал. Тут узнал, что спартаковские болельщики в Интернете
голосовали, кто-то как лучший игрок получил машину. Это здорово…
— Ковалевски — «Хаммер».
— Да? Нормально. А я могу вам историю рассказать. В 2002-м году меня в
команде не было, но ребята рассказывали: тогда команда заняла 10-е место, ехала
на «Петровский», последний матч чемпионата… И болельщики забросали автобус
яйцами. Это не красит, наверное, болельщиков «Зенита».
— Не лезете вы за эмоциями в карман. Помните свой жест в сторону ложи VIP,
когда играли с «Крыльями Советов»? Почему скрываете, что адресован он был
Герману Ткаченко?
— Потому что адресован он был совершенно другому человеку, который сидел там
же. А кто говорит, что я это Герману показывал?
— Футбольный мир.
— А, футбольный мир… Тогда это точно ничего не означает. Это совершенно не к
Герману относилось, а к другому человеку — только при включенном диктофоне я не
буду говорить, к кому и почему. Пусть тот, кто хочет, думает, что это было для
Ткаченко. Главное, сам он знает правду.
— «Зенит» все-таки выглядит командой настроения.
— Да, так и есть. Особенно в последние годы. Нам не хватает концентрации в
играх с аутсайдерами. Из лидеров-то мы никому не проиграли, на своем поле было
только одно поражение, от «Рубина», — и заняли шестое место… Это, конечно,
катастрофа. Надо нам научиться играть со слабыми командами так, как «Спартак».
Посмотрите, из первой шестерки он только «Рубин», кажется, разочек обыграл,
больше никого. Но обыгрывал аутсайдеров, и этого хватило для серебряных медалей.
— Ни одна команда настолько не раздваивалась.
— Как мы? Да, вы правы. Есть один «Зенит» — и совершенно другой. Которому не
хватает концентрации.
— Говорят, все идет от тренера. Не так?
— Не «всё», но многое. Тренер, наверное, тоже виноват. Но в первую очередь
виноваты мы, футболисты. На поле выходит не Петржела, не Черкасов с Трактовенко.
Мне, например, непонятно, почему освистывают президента и генерального
директора. За что? Я знаю, что болельщики просили «купить Пошкуса». Купили.
Пожалуйста. Все мечтали об Анюкове — пожалуйста. Я прежде заходил на гостевую
книгу, так там болельщики кричали: «Быстрова надо или в дубль отправлять, или
выгонять на хрен!» 80 процентов рассуждали именно так, я всё помню. Просили
продать Быстрова? Продали. Теперь те же самые люди наверняка говорят — зачем
продали?
— Как-то сказали, что предыдущие два года получалось у вас заводить
команду, а в этом — увы.
— И в этом году получалось, вот что самое интересное! Не получилось только
после матча с «Гимарайншем», такое было моральное опустошение. Я не хочу валить
это исключительно на женитьбу, дело скорее в удалении. Когда я уходил, и весь
стадион свистел в спину — конечно, это неприятно. На следующий матч душевных сил
не хватило. Всё-таки надо было подойти к Петржеле и честно сказать, что я не
готов.
— Не ожидали свиста от «Петровского»?
— Так заслуженно свистели, не вопрос. Вот только я был к этому не готов —
потому и надломился психологически…
— От того свиста московское «Динамо» не вспомнили? Петровский парк, 99-й
год?
— «Динамо» — это вообще определенная статья в моей жизни. На эту команду по
2-3 тысячи человек ходит, а на «Петровском» 22 было. Большая разница.
— О чем мечтает человек в 30 лет?
— Вообще — о семье, конечно. Чтоб все близкие были здоровы, это самое
главное. Сегодня шквал звонков, вот только что Егор Титов звонил. Хорошо,
телефон у меня замечательный, у другого давно батарея села бы. Вот и думаю под
этот перезвон — о чем мечтаю?
— Какие еще идеи?
— Стать чемпионом в «Зените». Если, конечно, останусь в команде.
— То есть? Контракт заканчивается?
— Нет, с контрактом всё в порядке, — но какой смысл оставаться, если вдруг
стану не нужен Петржеле? У меня достаточно неплохих предложений из премьер-лиги.
Но сам я из «Зенита» никуда уходить не хочу. Тут прочитал интервью Петржелы, тот
говорит, что точно не уйдут из команды Малафеев, Чонтофальски, Кержаков и
Аршавин. Раз меня в этом числе нет — значит, всякое возможно…
— Такое ощущение, что футбольный мир сходит с ума. Семин и Овчинников в
«Динамо». Вы говорите, что, возможно, уйдете из «Зенита».
— По своей воле — ни за что не уйду. Чувствую в себе силы спокойно играть
дальше. И второй вопрос: на какой позиции меня будут использовать? Во втором
круге этого года меня ставили то опорным полузащитником, то правым… Я, конечно,
буду играть там, где нужен. Но, наверное, больше принесу пользы, выходя на своей
позиции.
— «Зенит» никогда не станет чемпионом?
— Станет.
— Когда?
— Я думаю, что скоро.
— А когда на чужих стадионах вывешивают…
— Слова Петржелы, да? У меня своя версия на этот счёт. Самого с детства учили
родители: надо всегда готовиться к худшему. Хорошее тогда вдвойне приятно, а к
поражению готов. Думаю, только из этих соображений Петржела говорил, что мы
никогда не будем чемпионами. А мы будем!
— Хоть Мутко говорит, что после его ухода из президентов «Зенита» клуб
играет «на понижение». Селекционной службы нет, и так далее.
— Как нет? Почему? Мы покупаем хороших футболистов. Клуб в стадии
становления, те же Трактовенко с Черкасовым работают всего три года. А три года
для футбола — это ничего, вообще ничего. Я думаю, всё у «Зенита» будет. Клуб, по
моим ощущениям, двигается вперед. И тот удар по ушам, который получили в этом
сезоне, я повторюсь, пойдет нам только на пользу. На мой взгляд, команде нужен
спортивный директор такого уровня, как в «Спартаке» Шавло. Человек сам поиграл,
обученный…
— Как-то Курбан Бердыев сказал про турецкий период своей работы — дескать,
только он помог по-человечески закалиться. И теперь не страшно ничего. У вас
такой период был?
— У меня был сложный период, когда я из «Сарагосы» переехал в «Левски». Три
месяца пробыл в Софии, и все три месяца — пьянки, гулянки, ночи напролёт… Мог
ночь не спать, зависать где-то на дискотеке, потом выйти на матч и быть одним из
лучших. Такой уровень футбола, что на одной ноге можно играть. И тогда, в 25
лет, я был совершенно готов завязать с футболом. Хорошо, нашлись люди, Ткаченко,
еще пара друзей, тот же Вася Уткин, комментатор, — вытащили меня. Заставили
переехать в Самару и фактически вернуться в футбол.
— И как они вас уговаривали?
— Поначалу простыми и понятными словами — «ты можешь» и так далее. Потом —
чуть ли не за шкирку. Приезжали в Самару, проверяли, не завернул ли я в какую-то
дискотеку. Слава Богу, есть друзья, — а много было таких ребят, которые просто
отвернулись в тот момент. Вернулись только когда я в Самаре и «Зените» заиграл.
— Помню, тогда был в Болгарии какой-то скандал, дошедший до газет. И у
Головского возникли проблемы в семье.
— Это было больше раздуто, мы уходили в тот момент. Вроде того, что пьяные
были на сборах — хоть как раз в тот момент мы были трезвые. Наверное, за былые
заслуги по нас прошлись. По совокупности грехов. Болгария — такая страна,
слухами полнится. Люди наверняка знали о наших похождениях…
— Самая экстремальная ваша выходка?
— Да каждый вечер новая!
— Наверное, дорожная полиция вас знала в лицо.
— Безусловно. И в каждом софийском казино знали.
— Самый крупный проигрыш?
— Как-то оставил 16 тысяч долларов за ночь. С тех пор, если иду в казино,
размениваю максимум сто долларов. Сижу чисто ради компании, да и вообще редко
туда заглядываю.
— Почему? Наутро жалко денег стало?
— Так получилось — да… Главное, почувствовал — меня засосало, казино
превращается в болезнь. Уехал из Софии, забыв и про казино, и про дискотеки.
Сильно тогда повзрослел, жизнь прилично ударила.
— Если б тогда не уехали — чем бы сегодня занимались?
— Понятия не имею. Скорее всего, играл бы в «Левски» до сих пор. Там можно
было до сорока играть. Хоть толком я эту команду за три месяца не понял, кроме
Головского, которого тысячу лет знаю, ни с кем не общался…
— Червиченко, бывший спартаковский президент, как-то сказал: «В нашей
стране по-прежнему страшно вкладываться в то, что нельзя будет потом взять и
унести с собой». А вы в одном интервью сказали, что собираетесь выкупить
стоматологическую клинику для мамы…
— Мама — профессионал в этом деле. Примерно знает, как это будет выглядеть,
она до сих пор заведует поликлиникой в Питере. Я — не бедный человек, и могу
рискнуть такими деньгами. Тем более для матери.
— Что такое «финансовые проблемы» — вам знакомо?
— Знакомо. В 16 лет переехал из родительской квартиры на Черной речке в
Москву. Был на Песчаной площади пансионат, сейчас на этом месте хороший
современный отель. Жили тогда по пять человек в номере, сломанные кровати, денег
ни копейки, тараканы бегали… Тогда я с Димкой Хохловым и Шуковым подружился.
Если кого-то вызывали в первую команду, ехал до Архангельского на множестве
троллейбусов с пересадками, по два часа в один конец. Две тренировки в день.
Сейчас и я обеспеченный человек, и тот же Хохлов, но те времена с удовольствием
вспоминаем. Как Хохлову из Краснодара рыбу какую-то присылали.
— К тридцати годам любой человек устает от футбола. Какая она, ваша
усталость?
— Да нет, я вроде еще не наигрался… Усталость появляется к осени, если сезон
совсем неудачный. Как этот. Сейчас — да, было морально настолько тяжело, что
мечтал — скорей бы этот год закончился. Но, удивительное дело, паузы после
четырех поражений хватило, чтобы опомниться. Понять, что снова хочется играть и
тренироваться. От такого качества игры, как против «Севильи», внутренне
свежеешь. Мы ее могли бы даже не обыгрывать, просто сыграть в такой футбол,
какой сыграли… Корреспонденты, наверное, тоже получают удовольствие от хорошо
сложившегося интервью?
— Это точно. Вы слышали веселую пресс-конференцию Бышовца после игры с
«Зенитом»?
— Дайте вспомнить… А, да! Слышал!
— Мнение?
— Абсолютно никакого.
— Но в телекамеру после того матча вы высказались от души — Анатолий
Федорович, мол, давно закончился как тренер.
— Я высказался потому, что мне было неприятно от увиденного и услышанного. Вы
разве не видели, как Бышовец весь матч выбегал к бровке и орал на судью? При
том, что «Томь» сама постоянно нарушала правила. Играла в антифутбол, оборона и
только оборона. Даже проигрывая 0:1, не собиралась переходить на нашу половину
поля. Не создали, по-моему, ни единого момента у наших ворот. Вот я и вскипел.
Еще помнил, как до матча Бышовец говорил, что сделал в Томске за три дня больше,
чем кое-кто за три года в «Зените», намекая на Петржелу… Кто-то же должен
защищать своего тренера, правильно? И почему это должен делать не футболист?
— Не пожалели?
— Да я и сейчас считаю, что в тот момент сказал правильные вещи. Хоть Бышовец
остался с «Томью» в высшей лиге, честь ему и хвала. Но я считаю, что это
довольно сильная команда, и осталась бы она с любым другим тренером.
— Вы, кажется, вообще ни об одном слове и поступке время спустя не
жалеете?
— Нет, почему? Например, приехав в Испанию, немножко неправильно воспринимал
ситуацию. Надо было перетерпеть, переждать, и всё было бы нормально. А я ждать
не захотел…