Массивные, словно двести лет назад возведенные стены, бойницы верхних этажей, башенки, в конце концов, красный цвет кирпича — ей-богу, Брестская крепость. Правда, внутренняя обстановка параллели начисто отвергает. И не мудрено: в этом престижном районе, где холмы переходят в парки, а до центра города пятнадцать минут на машине, живут только состоятельные люди. Теперь есть и один белорус.
Его квартира находится на первом этаже, что поначалу кажется мне, вскормленному золотым правилом советского человека (“первый и последний не предлагать!”), вопиющим недостатком. Огромные окна в каждой комнате, хоть и прикрытые жалюзи, будто бы приглашают любого желающего ознакомиться с убранством жилища поближе. Лишь потом я понимаю, что здесь до чужого быта никому нет дела, он у всех налажен, а первый Санин этаж легко даст сто очков вперед второму, на котором аккурат над ним прописался одноклубник Фредрик Юнгберг. Интересно, о чем мечтает Глеб, когда приходит с тренировок домой, в квартиру, где, кроме него, никто не живет? Хм…
“Жениться тебе, Саня, надо”, — даю ему дурацкий совет, который всегда хочется подарить холостяку, чтобы жизнь совсем уж малиной не казалась. Он улавливает в моем голосе сарказм и посылает подальше, хотя сразу же сам возвращается к разговору с интересом: “Конечно, надо… Но на ком? Не хочется ошибиться...”
ФУТБОЛ
— В твоем детстве была футбольная команда мечты, на игроков которой хотелось бы равняться и во всем им подражать?
—Мне нравилась “Барселона”, где солировали Стоичков и Ромарио. Киевское “Динамо” эпохи Лобановского. Да много тогда клубов хороших было, “Бавария” та же. Но главные симпатии отдавал техничным коллективам, которые и сами играли, и другим давали. А это всегда почему-то лучше получается у бразильцев и аргентинцев.
— Обидно, что потягаться с той же бразильской дружиной ни одна из бывших республик Советского Союза не сможет. Вот если бобщую сборную, как в старые добрые времена, выставить… Будь твоя воля, кого бы туда взял?
— Хм, вопросик… Из вратарей мне Нигматуллин нравился, Шовковский… Кто еще? Ах, елки, как же я забыл — Гена Тумилович! Его поставим под первым номером — считаю, очень талантливый голкипер. Да и по жизни он веселый и компанейский, такие люди необходимы для создания благоприятного морального климата в коллективе.
Защита… Ну, понятно, Каладзе в любом случае проходит. А вообще очень трудно с ходу выделить всех достойных и никого не упустить. Но команда, полагаю, подобралась бы хорошая. Особенно если тренера толкового поставить. Чтобы сумел объединить подопечных и выжать из них максимум. Тогда при наличии грамотных исполнителей можно со всеми тягаться…
— А кто у нас тренером будет?
— Уже, к сожалению, не будет… Однако у нас же разговор все равно в сослагательном наклонении, верно? Считаю лучшим тренером Лобановского. При нем киевское “Динамо” кого угодно могло загнать. Но не только потому, что в команде было 11 Борзовых. Там же и техническая подготовка присутствовала дай бог всякому, таких игроков сейчас днем с огнем… Лобановский — это профессор, рядом с которым и теперь никто из современных тренеров из бывшего СССР не стоит. Хороших много, но таких, как он, все же нет.
— Да, были люди… А тебе не жаль, что времена Советского Союза канули в Лету, ведь в составе той сборной наверняка можно было бы выиграть что-то стоящее. Уж извини, но с белорусами это явно не получится...
— Конечно, стать призерами чемпионата Европы нам очень трудно, однако пробиться на сам турнир реально. Мы говорим об этом каждый год, и постоянно чего-то не хватает, но…
— Ну что “но”? Чем мы сильнее сборных, которые все-таки попадают в финалы топ-соревнований?
— Да не сильнее мы, это понятно. Однако ведь и не слабее! Что, мы хуже тех же украинцев, швейцарцев или поляков? Не думаю. Нет стабильности, недостает бойцовских качеств именно тогда, когда они нужны более всего. И самое плохое в том, что мы никогда не решаем все эти проблемы вместе.
Беда нашего футбола в том, что не хватает единомышленников. Здесь ставь задачи, не ставь, ничего не получится, если неудачи одних вызывают прилив хорошего настроения у других.
Когда команда играет? Когда знает, что для нее делается максимум. Я имею в виду тренировочную базу, спарринги, профессиональное отношение каждого человека к выполнению своих обязанностей. А иногда кажется, что некоторые люди ждут не столько наших побед, сколько поражений. По-моему, их даже больше, чем тех, кто реально хочет что-то выиграть. Вот где парадокс.
— Что здесь удивительного? Таков реальный менталитет советского народа. Это только в кино для коллектива каждый готов снять с себя последнюю рубашку. А на деле совсем наоборот...
— Но как-то же бороться надо… Вот честно скажу, без подхалимажа: я очень рад, что у нас сейчас такое руководство федерации футбола. Люди строят поля, вкладывают деньги в детско-юношеские школы, занимаются развитием института сборных. И делают все не для галочки, а с душой и желанием. И ведь есть сдвиги, наши молодые футболисты уже где-то что-то выигрывают. Однако все равно постоянно какой-то гудеж стоит, недовольных куча. Этого не взяли, того не послали…
— Иногда кажется, что старое поколение игроков, собственно, и руководящее нынче значительными процессами в нашем футболе, просто завидует молодому, которое зарабатывает сейчас не в пример больше своих предшественников...
— Да я уверен, что так и есть. Не все, конечно, но большинство. И это не с моего поколения началось, а еще когда Валик Белькевич и Саня Хацкевич заиграли в “Динамо” Лобановского. Люди же знают, сколько там можно заработать, и делают выводы. У них потом как ни сыграй, все равно останешься виноватым за то, что в Минске никогда не платили так, как в Киеве.
— В связи с этим, где себя комфортнее чувствуешь? В сборной, где приходится тащить за собой команду и неизбежно попадать под огонь критики первым, или в “Арсенале”, где Алекс Глеб лишь один из многих?
— Я выбрал “Арсенал”, потому что хочу расти дальше. Здесь все великие и большие и практически каждый способен в одиночку решить исход матча. Понятно, что играть в таком коллективе очень приятно. А сборная… Это разные вещи… Знаешь, родину ведь не выбирают. Ее, конечно, можно поменять, если сильно захотеть, но я буду выступать за Беларусь, поскольку это нормальное желание человека, родившегося и выросшего на этой земле.
Я люблю Беларусь, и когда где-то там говорят, мол, что это за команда такая, белорусы, да они смешные, меня это прибивает, и очень хочется доказать, что мы — реальные. Вон латышей возьми: у них во всей стране населения столько же, сколько у нас в Минске, а добились признания в Европе. Мы чем хуже?
Нужно как-то взяться, посидеть, подумать, проанализировать, опыт какой-то позаимствовать… Ну ладно, это дело федерации, ей виднее, но иногда бывает так обидно, когда смотришь на молодых ребят… Такое чувство, что их главная цель в жизни — побыстрее заработать денег. И желательно полегче, чтобы приехать на подъемные в какой-нибудь Казахстан и застрять там на всю жизнь. Не спорю, в подобных странах можно доигрывать, но учиться футболу надо за рубежом. Пусть тебе там поначалу мало платят. Пусть ты никто и в третьей команде. Однако мало кто, разве что самые великие, в 18 лет имеет запредельные контракты. Давай рубись с местными, подтверждай, что ты лучше.
Ценность игрока, как сейчас понимаю, состоит в его способности доказать свою профпригодность в первую очередь самому себе. Все необходимо делать осознанно. Бывает, человека тащат из одной команды в другую с самого детства, а у него даже времени нет подумать, чего он сам хочет от этого футбола. Надо уметь выбирать…
— Тебе-то хорошо говорить...
— Это сейчас. А раньше сам сто раз сумку собирал, чтобы уехать из этого Штутгарта. Хорошо, что Коля Шпилевский удержал. И это я всегда буду помнить и ценить.
— На сколько процентов Александр Глеб сегодня реализовал свой потенциал? Не уверен, что ты когда-нибудь об этом задумывался, но все же попробуй ответить.
— Знаешь, игрок существует лишь тогда, когда имеет возможность прогрессировать. Я очень много взял в Германии и в “Арсенал” переехал лишь по одной причине: в один прекрасный день понял, что в “Штутгарте” можно особо не напрягаться. Я почувствовал потолок, уперся в него головой. А здесь есть возможность расти практически до бесконечности. Если можно стать футболистом уровня Анри, я буду к этому стремиться.
—Ты на самом деле в это веришь?
— Конечно. И потому мне предстоит проделать еще большую работу. Я не сумею сказать тебе о процентах, но усилить следует многие позиции. Надо больше бить по воротам, улучшить игру головой, более жестко действовать в единоборствах. Чаще возвращаться к своим воротам. Иными словами, стать более универсальным футболистом.
— Венгер говорит о недостатках в твоей игре?
— Он любит повторять слова о том, что спортсмены иногда делают замечательные вещи, но совершают при этом детские ошибки. Стабильность, постоянная концентрация — вот над чем должен работать любой футболист, в том числе и я. Венгер хочет, чтобы я чувствовал тот момент, когда стоит взять игру на себя. Он говорит, что все это придет, когда обживусь в коллективе и буду знать, чего стоит ждать от каждого партнера. Слова тренера меня радуют, ибо недвусмысленно подтверждают то, что его вера в меня очень велика.
— Думаешь в будущем пойти по его стопам?
— Об этом еще не размышлял, но из меня вполне мог бы получиться хороший тренер. Все-таки я прошел школу у классных специалистов своего дела, хотя, безусловно, прямой зависимости между тем, у кого ты тренировался, и тем, как будешь работать сам, не существует. Иногда смотришь на играющего человека и думаешь: “Да, из этого точно выйдет тренер от бога!”, а потом он начинает работать, и все удивляются: куда все делось? Такой же, как все… И наоборот, какой-нибудь скромняга затем превращается в замечательного и успешного тренера.
ДЕТСТВО
— Говорят, в детстве ты увлекался прыжками в воду...
— Не только ими, еще и спортивной гимнастикой занимался. И очень мне нравились все эти батуты, кольца. А потом, когда отец на полгода уехал ликвидировать последствия аварии на Чернобыльской АЭС, друг моего двоюродного брата, работавший тренером по прыжкам в воду, предложил записаться к нему в секцию. Я был только за, поскольку бассейн — это классно!
Тем более что после гимнастики в прыжках оказалось легко. Ребята только над прессом работали, а я уже мог делать сальто. Со мной, как с молодым и перспективным, сразу стали работать индивидуально.
Но потом вернулся папа и сказал, что надо заниматься серьезным спортом. Он всегда являлся фанатом футбола, так что участь сына была предрешена. Как сейчас помню свою первую тренировку… Отец повез меня записываться в секцию, а холод жуткий… Ветер, дождь, сильно мерзну… Батя подошел к тренеру, тот и говорит: “Приходите в другой день, а то ребята уже занимаются”. Это, кстати, оказался мой будущий первый тренер Владимир Иванович Синякевич. Тогда еще, помню, подумал: “Если сегодня не возьмут, потом вообще никогда не приеду!”
Но тренер передумал и велел переодеваться. Ну я в принципе нормально отыграл, все-таки во дворе с ребятами часто мяч гоняли…
— Откуда взялась твоя техника?
— Отец с нами много занимался. Брал Сашу со Славой и выводил в парк. Мотались, по воротам стучали… Кстати, именно папа научил меня бить левой ногой. А насчет техники… Мне кажется, что у человека должна быть предрасположенность к этому. Кто-то любит пулять со страшной силой по “девяткам”, кто-то бегать от одних ворот к другим. А мне всегда нравилось возиться с мячом, подрезать, подсекать, чувствовать его…
— Ты с детства ощущал себя футбольным вундеркиндом?
— Нет… Я вообще тогда мало о чем думал. Гулять хотелось. Учиться же, честно говоря, не очень. Знаешь, есть такие предметы, которые упустишь с самого начала, а потом уже трудно догнать. Английский, алгебра, геометрия, физика… Приезжаешь с соревнований, а класс вперед ушел, наверстывать надо, но охоты особой нет. Короче, я был самым типичным учеником. Прогуливал уроки вместе с друзьями. Кинотеатр “Киев”, парк, Комсомольское озеро — там нас часто можно было разыскать во время занятий.
Дневник прятал. Но у меня брат был хороший. Душевный человек и юный следопыт одновременно. Он его находил и родителям показывал. А меня наказывали…
— Дрался часто?
— Приходилось. Опять-таки спасибо Славе. Он вечно попадал в какие-то истории, а мне доводилось его защищать. Я старший брат. Тут уж никуда не денешься. Потом уже с самим братом дрался, но от родителей доставалось, естественно, мне.
— Жили в достатке?
— Да нормально, как все. Средняя семья. На еду хватало. А мама у нас очень хорошо готовит. И вообще, воспоминания о детстве сохранились самые замечательные. Во времена Союза все были какие-то одинаковые. И радости у всех тоже были похожие. Помню, как отец привез домой магнитофон. Я всю ночь сидел, читал инструкцию. Потом эти кассеты слушал, обменивал, записывал. Все подряд — с телевизора, с приемника. Тогда же не было такого, как сейчас, — в магазине можно купить все и самого высокого качества. Видики — даже советского производства — казались вещью нереальной и почти фантастической.
— Это, кстати, не служило стимулом в твоей карьере: мол, если заиграю, приобрету себе японский магнитофон или, еще круче, телевизор?
— Я тогда ни о чем таком и не думал. Хотелось просто играть в футбол в свое удовольствие. Жить, гулять с друзьями, ведь никаких проблем, по существу, не было.
— Слава начал тренироваться, глядя на старшего брата?
— Да, как-то папа захватил младшего на тренировку, и тренер сказал, что он тоже может попробовать. Слава не любил возиться с мячом, и его определили в ворота. Потом набирали его возраст, и брата записали.
Считаю Славу очень перспективным футболистом. У него есть все, чтобы стать звездой. Раньше я часто слышал мнение, что он намного талантливее меня.
— И что же мешает брату стать хотя бы таким, как ты?
— Наверное, ему не стоило уходить из “Штутгарта” в “Гамбург”. Тогда думали, что так будет лучше, но вот поди ж ты… Сейчас Слава в МТЗ-РИПО, однако, надеюсь, в ближайшем будущем он таки уедет за границу.
Брату нужен тренер, который поверит в него, даст право на ошибку. Но главная причина того, что он не может реализовать свой, еще раз подчеркну, сумасшедший потенциал, лежит в нем самом. Надо брать на себя лидерство не только на словах, но и на поле. Вообще есть много вещей, которые следует изменить, я часто говорю об этом брату. Он же, к сожалению, не очень восприимчив к критике.
А может, у меня не хватает слов, чтобы убедить Славу в том, что сейчас решается его судьба. Еще не поздно пойти вперед. Или остаться на прежнем уровне, постепенно откатываясь назад. Мне будет очень обидно, если он не сумеет реализовать тот талант, который дала ему природа…
БРАТ СЛАВА
— Когда ты впервые ощутил свою популярность?
— Наверное, это случилось после двух лет, проведенных в “Штутгарте”. Именно тогда почувствовал, что люди меня узнают, останавливают на улице, задают вопросы.
— Приятно было?
— С одной стороны, безусловно. А с другой… Меня это как-то сковывает, я начинаю стесняться, хочется исчезнуть, раствориться. Наверное, оттого, что не могу быть в такой ситуации самим собой. Ведь раскрепощаешься только в компании близких, друзей, людей, которые тебя знают. Кому приятно постоянно быть примерным? Мне кажется, что именно этого окружающие от меня и ждут. Потому что потом будут обсуждать меня, какой он, не пижон ли, как умеет говорить и о чем. Я словно под микроскопом…
— Ну, это еще не худшее. Вот если навязчивый поклонник попадется: “Саня, давай-ка выпьем за грядущие успехи нашей сборной!”
— Я много времени прожил в Германии и проникся тамошним менталитетом в достаточной степени, чтобы понять, где, когда и сколько можно. И уж тем более с кем. Дойти до такого панибратства, когда тебя тащат за стол незнакомые люди, — уж увольте. Хотя я ни в коей мере не сноб и очень легко общаюсь с человеком. Если он задает какой-то вопрос, с удовольствием отвечу. Никаких проблем…
— Кстати, перед тобой стояла такая дилемма: пить или не пить?
— Думаю, она перед всеми рано или поздно встает. Разве что трезвенники ничего, кроме минералки, не пьют. Я не исключение из правил и попробовал в жизни многие напитки. Водку не люблю. Помню, как еще в детстве, в летних лагерях, когда закрытие было или что-то подобное, все сбрасывались и посылали кого-то за водкой. Потом пили…
Сейчас вот думаешь: зачем? Наверное, хотелось подражать взрослым, мол, мы тоже уже люди самостоятельные… А в результате? Меня всегда после этого тошнило. И воспоминания об этих попойках остались не самые веселые. Фу… Да я до сих пор запах водки не переношу. Люблю пиво, вино, виски… Но это не значит, конечно, что употребляю их каждый день. В выходной, праздник — с удовольствием.
— Часто раздражает то, что о тебе говорят окружающие?
— Раньше — очень. Я даже думал: ах вот ты как, ну я тебе устрою, я тебе отвечу, погоди… Обиды какие-то затаивал. Но это все ребячество было, глупости. Сейчас отношусь к таким вещам спокойно и даже с пониманием. У каждого есть свое мнение, и он волен его выражать во всеуслышание. Ведь мы живем в свободной стране, правда?
— Думаю, здесь реакция читателей будет неоднозначной. В основной своей массе они понимающе улыбнутся.
— Нет, мне на самом деле нравится, когда человек говорит то, что думает…
ДЕНЬГИ
— Что чувствует человек, который зарабатывает, скажем так, очень хорошие деньги. Крыша не едет? ,br>
— Я вырос в простой семье, и мне никто ничего на блюдечке с голубой каемочкой не подносил. Я всего добился сам. С помощью Коли Шпилевского, конечно. Знаю цену заработанным деньгам. Когда слышу разговоры о том, что футболистам платят бешеные гонорары ни за что, то мне хочется пожелать подобным специалистам самим попробовать свои силы на поле. Почему бы нет? Там ведь все на халяву…
Разговоры эти досужи и только будят нездоровое воображение. На самом деле лично мне много не надо, лишь бы на жизнь хватало. Родителям помочь. Съездить отдохнуть туда, куда хочется. Купить то, что нравится…
— Ты умеешь распоряжаться деньгами так, чтобы оставаться довольным собой?
— Пожалуй. Мы ведь и зарабатываем деньги для того, чтобы их тратить, а не складывать в кубышку. Мне, например, хватает одной машины, и я не собираюсь заводить парк из дорогих лимузинов.
— Знаешь, давно хотел задать тебе аналогичный вопрос о джинсах, которых у тебя, извини, сколько пар?
— Где-то 50. Считай это моим капризом, пунктиком. Каждый имеет хобби или привычку, которая кажется окружающим странной. А мне вот нравятся джинсы, и ничего с этим не поделать. Особенно сейчас, когда есть возможность покупать их, не смотря на цену.
Хотя иногда попадаю в истории. Зашел как-то в один минский бутик, примерил джинсы. Понравились. Потом, когда узнал цену, отметил для себя, что, пожалуй, они дороговаты. И не купил бы, просто стало неудобно перед продавцами, узнавшими меня и переносившими чуть ли не весь ассортимент, который был в магазине. Подумали бы еще, что я скряга…
Вообще же стараюсь держаться в определенных рамках. Предположим, есть два магазина, продающие практически одинаковые джинсы. Но в одном, более крутом, они стоят в четыре раза дороже. Я же не идиот, чтобы переплачивать за фирменный пакет, в который эти штаны упакуют.
Понимаю, многих людей очень интересует то, как они выглядят, — это непременно должно быть все самое крутое и новомодное. Как раз для таких и существуют чудаки, которые им все это и впаривают за жуткие деньги. Мол, круче дизайнера Пупкина только яйца. Надо брать. И человек берет, он тщеславен и на самом деле верит, что платье способно стоить, как последняя модель БМВ.
По-моему, это просто глупо. Конечно, если ты сын арабского нефтяного магната, то можно ходить на голове, тратить любые деньги, но я хорошо помню те времена, когда отец водил нас с братом на рынок, и мы там покупали одежду. Раз в полгода.
— Часто даешь в долг?
— Только самым близким людям. И то редко. Просто у меня уже хватало случаев, когда надо постоянно ходить и напоминать человеку о том, что хорошо бы… Ай, после этого отношения с людьми только портятся. Хоть не давай вообще никому… Лично я никогда ни у кого денег не одолжал. Даже когда было очень трудно.
— А с коммерческими предложениями обращаются?br>
— Довольно часто. У меня есть свое мнение, но вопросы подобного плана мы обычно решаем вместе с менеджерами — Колей и Ули Фербером.
— Тебе самому куда было бы интереснее всего вложить деньги?
— Знаешь, я об этом не задумываюсь. Честно. Надо играть, а там видно будет. Рассуждать же чисто теоретически нет желания. Сегодня нравится одно, а завтра совсем другое.
— Есть ли у тебя яхта?
— Ну и вопросик. С чего бы вдруг она должна у меня быть?
— Просто хочу узнать, на каком витке благосостояния ты находишься. Сам знаешь: вначале квартира, затем дом, дом на берегу океана с белым песочком вокруг, потом идут яхта, самолет...
—Сверхзвуковой, наверное? Ну ты даешь… Такие покупки могут позволить себе люди, зарабатывающие не меньше миллиона в месяц. Для того чтобы отдохнуть раз в году на побережье, вовсе не обязательно покупать там дом.
У меня есть друг — хорват Враньеш, мы с ним вместе в Штутгарте играли. И как-то у нас появилась идея приобрести небольшую яхту, чтобы в межсезонье, когда появляется время для отдыха, кататься по морю. Когда же подсчитали потенциальные расходы, то выяснили, что гораздо дешевле брать яхту в аренду, нежели весь год оплачивать ее содержание на берегу. То же самое касается и дома. А вообще, лучше всего отправиться отдыхать с друзьями. Куда угодно. Лишь бы веселая компания была…
— Любишь посещать казино?
— Нет. Вот брат придерживается другого мнения. А я так, посидеть опять-таки в компании, поглазеть. Выходит, не азартный я человек…
— Самый дорогой подарок, который тебе приходилось делать...
—… брату достался. Но не скажу, что это было.
— Как думаешь, на сколько лет ты обеспечил свою будущую семью?
— Не знаю… Хотелось бы, конечно, чтобы и внуки поминали дедушку добрым словом, и правнуки, но иногда задумываешься: а полезно ли им это будет? История знает много случаев, когда люди, ни в чем с детства не нуждавшиеся, вырастают заурядными личностями. У них нет стимула к совершенствованию, и они просто существуют как дети богатых или знаменитых родителей. В моей жизни такие тоже встречались, и, поверь, это довольно жалкое зрелище… Хотя, наверное, все зависит от воспитания.
Вот взять моего менеджера Ули. Он человек отнюдь не бедный, но детей своих держит в ежовых рукавицах. Те зарабатывают на жизнь сами и видят мир таким, какой он есть в действительности. И это правильно. Ведь он когда-то начинал простым булочником и всего в жизни добился благодаря старанию и труду