Было это в Тарасовке. В 1999-м, аккурат после громкой победы сборной России над
французами. Сидели мы с Титовым на лавочке и в будущее глядели. Старательно так
всматривались. Только вот видно было плохо, хотя перспективы, по идее,
угадывались впечатляющие. Егор тогда даже пожалел, что нет под рукой машины
времени. А потом добавил: мы это будущее задним числом оценим. Вот исполнится
тридцатник, тогда и подведем итоги. Промежуточные.
… Как-то незаметно минуло семь лет, столь противоречивый «тридцатник»
постучался в окошко. И из-за него, этого самого тридцатилетия, мы снова сидим
перед диктофоном. Опять на базе. На этот раз в Бору, и подводя промежуточные
итоги, невзначай вспоминаем все наши совместные интервью. Мне, кажется, их около
сотни наберется. Егор думает, что было их сотни полторы. Можно, конечно,
великого архивариуса Веронику Титову попросить полазить по ее подшивкам, где все
материалы о спартаковской «девятке» аккуратненько разложены, и нам
статистическую справку выдать, да не столь это важно. Важно, что сам Егор тот
разговор из далекого 99-го не забыл. Его мы и взяли за отправную точку.
30 ЛЕТ — ЭТО ЕРУНДА!
— Это сколько же нам было? — капитан «Спартака» с улыбкой погружается в прошлое,
— по двадцать три. Да, славные годы! Тогда казалось, что вся жизнь еще впереди!
Надо же, семь лет как одно мгновение. Вроде бы столько всего произошло, а ведь
по большому счету ничего кардинально не изменилось. Теперь четко знаю, что итоги
их надо лет в сорок подводить. А пока все такая же неопределенность, как и
тогда. Просто ожидания теперь скромнее, чем раньше.
— Ожидания чего?
— Футбола. А теперь уже и того, что придет футболу на смену. Вот там будет
по-настоящему интересно. Нам ведь всем предстоит себя за пределами поля найти.
Как-то ехал с Валерой Масалитиным и спросил: «Ну как там, на гражданке?»
Оказалось, что человек на видавшей виды шестерке какие-то продукты возил, по
каким-то рынкам крутился. И это еще очень удачный вариант. Слава Богу, у нашего
поколения возможностей побольше будет, но тоже испытание предстоит — не
позавидуешь.
— Значит, уже потихоньку задумываетесь о том, как будете себя в новой жизни
искать?
— Нет. Просто друзья мои один за другим бутсы на гвоздь вешают, вот за них
прежде всего и переживаю. А за себя — лет через пять начну. Не раньше. Ерунда
все это, тридцать лет. Если станешь о себе как о старике думать, то и в двадцать
закончишь. Я пока себя бодрячком ощущаю. В этом плане у меня психология
европейская, а не советская.
— Есть ведь еще психология спортсмена. Согласны, что спортсмены раньше
взрослеют и позже стареют, нежели обыкновенные наши сограждане?
— Индивидуально все это. Нам, москвичам, проще. Весь футбол — он ведь, по
сути, в Златоглавой. И 15-16-летние пацаны, приезжая покорять столицу,
перескакивают сразу ступенек через пять. Как Влад Радимов с Димой Хохловым,
которые на Песчанке без душа, без еды тараканов давили. Я взрослел, наверное, не
так быстро, хотя с 19 лет жил один и полностью нес за себя ответственность.
— Потребность такая была — жить одному?
— Да. У меня и с мамой, и с отцом — очень теплые отношения, но уже в 1995-м мне
«под присмотром» было тяжело. Я чувствовал себя голубем, который рвется на
свободу. И в какой-то момент я понял, что все: надо уезжать. Родители были на
даче, я собрал сумку, естественно, взял музыкальный центр, и мой друг по
спартаковской школе на старенькой «Волге», сейчас таких уже нет, перевез меня на
квартиру к бабушке в Бибирево. Было тепло и бабуля жила за городом. Так я начал
свое вольное плавание.
— А когда осознали себя состоявшимся человеком?
— Если говорить о финансах, то состоялся я совсем недавно. Раньше-то получали мы
мало. В «Спартаке» был стабильный средний заработок. Сейчас рассказываешь
молодым дарованиям о наших окладах, они удивляются: да вы ведь выигрывали все
подряд?! В том-то и дело. Какой смысл делать в людей дополнительные вложения,
если они и так станут первыми? Мы лет семь получали одни и те же премиальные,
невзирая на инфляцию и прочие факторы. Я это говорю не в обиду, а к тому, что с
моральной точки зрения я состоялся гораздо раньше, чем с материальной. Наверное,
это произошло после четвертого подряд чемпионства. К двадцати четырем годам меня
дважды признавали лучшим футболистом страны. Хочешь не хочешь, а принижать себя
уже было трудно. Другое дело, что как-то незаметно уменьшалось количество
стимулов. Хотя вот сейчас мне вновь хочется доказать себе, что могу я многое.
— Каким вы себе представляли тридцатилетнего Егора Титова, когда вам было
двадцать лет?
— 20 лет — это еще щенок. По крайней мере, визуально. В 30 лет мужчина
становится мужиком. Таким здоровым, заматеревшим. Вот таким я себя и
представлял. Думал, что постоянно буду носить недельную щетину и вообще иметь
грозный вид (смеется). А сейчас думаю, ну и зачем мне эта щетина?
— Тогда тридцатилетие для футболиста вам не казалось чем-то страшным?
— Тогда «30 лет» казались своеобразным Рубиконом, который, безусловно, пугал. Но
выясняется: не так страшен черт, как его малюют. Ничего для спортсмена в этом
возрасте ужасного нет!
— Будь вы тренером, какого Титова взяли бы к себе в команду: 20- или
30-летнего?
— Однозначно — 25-летнего! 20-летнему еще рано было играть в такой команде, а
30-летнему… не то что поздно, но далеко идущей перспективы не видно. А она
желательна!
УЖЕ ЖАЛЬ, ЧТО Я НЕ ПОСТУПИЛ, КАК АЛЕНИЧЕВ
— По ходу жизни не задумывались, как складывается ваша карьера? Не смотрели
на нее как бы со стороны?
— Мне было не до этого. Так все стремительно происходило! Статистика меня особо
не волновала. Вот закончу, изучу все цифры — наверное, чему-то удивлюсь. А как
за меня возьмется ностальгия, поставлю диски с нашими матчами в Лиге чемпионов.
Наверное, тогда-то и мелькнет мысль: а неплохо, парень, на первых порах
развивалась твоя карьера.
— Пиком был 2000-й год?
— А что в тот год такого особенного случилось?
— Очередное чемпионство. Пятое кряду. Второй титул лучшего футболиста страны.
И восторженная пресса в Европе. 25-миллионный интерес «Баварии».
— Я уже и не помню, что все это было в тот год. Играл и играл. Единственное,
что отложилось: примерно в тот период мне стало в российском чемпионате
тесновато. Появилась мысль границы расширить.
— Прониклись ощущением: еще чуть-чуть, еще рывочек, и мир будет покорен?
— Наивно это было бы. Потому что если оставаться в России, об европейском
признании и речи быть не могло. А я находился в числе неприкасаемых — то есть
тех, кого клуб продавать не собирался. Можно было, конечно, как Дима Аленичев,
прийти и поставить Олега Ивановича перед фактом: я уезжаю и вы меня не удержите!
Это был бы выход. Не знаю, кто трансферами заведовал, но суммы на меня росли как
на дрожжах. Только появится покупатель, цифра миллиона на три сразу возрастет,
люди уже и те деньги готовы отдать, а за меня тут же еще пять миллионов сверху
просят. Наверное, я был в состоянии на все это повлиять.
— То есть сейчас сожалеете о том, что недостаточно серьезно отнеслись к своей
карьере?
— Локти, конечно, не кусаю, но что-то меня гложет. Рад, что Диме хватило
смелости и ума, однако я себя в подобной роли не представлял. Вернись я сейчас
назад, наверное, рискнул бы и поступил как Аленичев. Не зря же говорят: лучше
попробовать и жалеть, чем не попробовать — и жалеть. Очень мне любопытно, какие
бы высоты мне покорились на Западе. А с другой стороны — что мне еще надо?
Семья, друзья, любимый «Спартак». Это же тоже счастье! Причем самое настоящее!
— Со стороны казалось, что вы всегда уверены в себе. Сбои случались?
— Лишь раз я эту уверенность потерял. Когда вернулся после дисквалификации.
Везде писали и говорили: Титов вернулся. Сейчас он всем покажет! Сейчас он
начнет творить чудеса! А я то всего-навсего человек, я не волшебник и не
Стрельцов, что, впрочем, одно и то же. Мне надо было обретать себя заново.
Признаться, я надеялся, что справлюсь. Моя уверенность была при мне, ноги и
голова тоже. И только отыграв матчей пять-шесть, я понял, что навыки
притупились. Раньше я не глядя отдавал передачи и знал, что они будут точными, а
тут выяснилось, что мне нужно поворачивать голову и вдобавок это не
гарантировало точности. Вот тогда я призадумался и занервничал. Месяца три я с
собой боролся. Потом навыки пробудились и уверенность вернулась. Больше мы с ней
не расставались.
ТРИ ГОДА ЗАБЛУЖДЕНИЙ
— У вас до 2000-2001 годов карьера шла вверх. Когда почувствовали, что
произошел сбой?
— Я командный игрок. И команда для меня важна необычайно. Вот когда «Спартак»
остался без Тихонова, Цымбаларя, Кечинова, Ширко и многих других, с кем мы были
одной крови, что-то во мне надломилось. Я терпел-терпел, переваривал все это в
себе, а потом ощутил, что-то стало не так. Взамен нашим ребятам приходили те,
кто не мог быть им полноценной заменой.
— Как быстро вы это осознали?
— Года три я жил в заблуждении. Думал, что «Спартак», кто бы из него ни уходил,
будет оставаться «Спартаком». Место этого клуба на самой верхотуре. А потом мы
начали падать. Я не мог в это поверить! Казалось, вот-вот все вернется на свои
места. И только когда мы плюхнулись в лужу, наступило прозрение. Откровенно
скажу, оно было тяжелым. Я вдруг понял, что той команды и того футбола больше не
будет. Никогда! И только я это осознал, у меня полетели «кресты» (передняя
крестообразная связка колена — прим. ред.). Полгода мучений. Потом только
вернулся, мы выиграли Кубок страны, — бац, убрали Олега Ивановича. Осень 2003-го
как в тумане. Чернышов с Юраном. Бромантановая эта эпопея. Какие-то передряги.
Все время было что-то не так. Постоянно над моей верой в будущее кто-то словно
глумился. В тот же год при Григорьиче только дела наши налаживаться стали да
сборная на чемпионат Европы вышла, у меня опять надежда появилась: черная полоса
окончательно осталась позади — и тут как обухом по голове: угроза
дисквалификации. Так и кувыркался.
— Сегодня об этом вам тяжело говорить?
— Все отболело. Пережевал, перекрошил и поглубже в себя запрятал. Даже
поулыбаться могу.
— Чему?
— Своей наивности, например. Дня за три до окончания отпуска мне пришло известие
о нахождении в моей крови этого бромантана. Я даже представить не мог, что меня
дисквалифицируют. Казалось, что все обойдется. А тут мне еще все стали приводить
примеры: этому дали полгода, Давидсу — три месяца. Я думал, ну в крайнем случае,
«отсижу» эти три месяца, однако на чемпионат Европы все равно попаду… Видите,
как все вышло.
— Сейчас, когда эту тему подняли, что вспомнилось удивительного?
— Я так боялся остаться без футбола… Мысль так и свербила: только бы пережить
год разлуки, только бы пережить. Как видите, пережил! И ни капельки себя не
потерял. Ни в футбольном, ни тем более в человеческом плане.
— И как все-таки вы смогли пережить все то, что навалилось на вас за
последние лет шесть? Это вы ведь с виду непроницаемый, внутри-то, знаю, часто
переживаете очень сильно.
— Я такой человек, что неприятности забываю очень быстро. Можно было бы их,
конечно, себе оставить и долгие годы тянуть за собой. Но мне это не надо. Другое
дело, и я это знаю точно, такие удары бесследно не проходят. Все они оседают в
нас, и в какой-то момент, зачастую в самый неподходящий, могут вылезти наружу.
Однако одна вещь мне все-таки не позволяет окончательно забыть допинговую
историю. Когда что-то взрывается, как правило, какая-то группировка берет на
себя ответственность за теракт. Ответственность за мой потерянный год на себя
так никто и не взял. Если бы кто-то, Щукин, Чернышов, Катулин или кто-то еще
встал и сказал: «В дисквалификации Титова виноват я», для меня это было бы
значимо. Я бы уже никогда ту историю не вспоминал. А так я живу с осадком.
НАУЧИЛСЯ ЖИТЬ НА ВУЛКАНЕ
— И все же из-за всех этих катаклизмов к 30 годам можно сильно устать: «да идите
вы все со своим футболом!» Не было такого?
— Несколько раз я был на грани, именно так и хотелось поступить. Да, я умею
адаптироваться к окружающей среде, но переход от стабильной жизни к жизни на
вулкане дался мне непросто. Причем постоянные землетрясения были не только в
клубе, но и в сборной. В конечном итоге я к ним привык. У меня теперь
устойчивость к разного рода потрясениям. Впрочем, «Лукойл» — очень стабильная
структура, и мне кажется, что период разрушений закончен. Посмотрите, с недавних
пор в руководстве клуба Шавло и Черчесов. В тренерском штабе — Федотов,
Родионов, Ромащенко. Это все наши люди — спартаковские. У меня снова возродилась
надежда на лучшее. Можете даже написать, что сегодня Титов полон оптимизма.
— Каково это, остаться одному? Я имею в виду — одному из того вашего золотого
спартаковского братства 90-х годов?
— Я не один. Калина есть (Калиниченко — прим. ред.). Павлик (Павлюченко — прим.
ред.). Рома хоть чемпионские времена не застал, но ту атмосферу впитать в себя
успел. Да и самое главное — спартаковский ромб, красно-белые цвета и база в
Тарасовке остались. О каком одиночестве может идти речь?
— Вот в номере вы с кем теперь живете?
— На двери висят таблички «Титов», «Аленичев». Димины вещи все еще лежат в
комнате. Такое впечатление, что он никуда не девался. В автобусе я всегда сидел
один. И здесь тоже мое одиночество незаметно.
— Но в столовой-то другая история?
— Вот здесь да! За нашим столом всегда было весело. Потом стали «исчезать» люди,
на их место садились новые. Потом и те тоже стали исчезать. Еще в том году рядом
были Юрок Ковтун, Дима Парфенов и Димка Аленичев. Теперь я действительно один. И
желающих оказаться рядом что-то не видно. Полушутя, в команде уже появилась
примета: хочешь покинуть «Спартак» — пересядь к Титову. Неудивительно, что долго
в столовой я не задерживаюсь. Перекусил — и в номер.
— Вам когда было уютней? В общении со «стариками», когда вы были молодым, или
в общении с молодыми, когда вы стали ветераном?
— Да мне без разницы. Я и тогда, и сейчас весьма уютно себя чувствую. Другое
дело, что время все-таки накладывает отпечаток. Раньше мы могли беспрерывно
общаться, у нынешнего поколения — интересы другие. Компьютеры. Машины.
— Когда-то вы были заправским шутником. И в Тарасовке можно было лопнуть со
смеху.
— Отшутился. Ты можешь выдать шутку, достойную «Аншлага», но тебя мало кто
поймет. Потому что процентов 80 наших игроков не то что русский юмор, русский
язык еще недостаточно освоили. Лишь Войцех стал полноценным россиянином. Я его
уже за иностранца не считаю.
— От чего в футболе больше всего устали за эти годы?
— В общем, ничего не надоело. Разве только сборы. Из тридцати лет я двенадцать
нахожусь в первой команде. Каждый год как минимум два месяца я проводил зимой на
предсезонных сборах. Вот получается уже два года взаперти. Если добавить сюда
пребывание на базе, то неудивительно, что при упоминании о грядущих сборах меня
начинает подташнивать. Но ничего. Издержки есть в любой профессии.
— Есть упражнение, которое вы по-прежнему так же интенсивно отрабатываете на
тренировках, как в ранней молодости?
— При Романцеве любой игрок должен был остаться после занятий и поработать
над своими уязвимыми местами. На человека, который тут же убегал в номер,
смотрели с недоумением. При Скале и Старкове наблюдалась обратная картина. Нас
чуть ли не силком выгоняли с поля. Была растяжка, так называемая «заминка», ты
после нее по привычке шел к мячу, а тебе объясняли: «Нельзя! Можешь получить
травму! На сегодня хватит!» Я с трудом перестраивался на такой подход. В общем,
охоту работать над собой у меня отбили. Хорошо, если иногда удавалось
посмеяться, побить кому-то из наших вратарей на спор. Но это скорее баловство,
нежели осмысленная шлифовка каких-то качеств.
УХОД РОМАНЦЕВА ПЕРЕВАРИВАЛ НЕ ОДИН МЕСЯЦ
— Уход кого из спартаковцев болезненней восприняли?
— Конечно, Романцева. Человек пятнадцать лет работал, был для нас всем, а
потом за день — за два его отправили в отставку. Мы даже осознать ничего не
успели, как Иваныч приехал с нами прощаться. Слезы в глазах стояли почти у всех.
Ту картину никогда не забуду. Просто все перевернулось с ног на голову. И вот
уже три года мы возвращаемся в устойчивое положение. Вообще, первый
оглушительный удар я получил, когда убрали Тихонова. Андрей — мой близкий друг,
лидер команды, без него «Спартак» невозможно было представить, и вдруг в
Тарасовке его не стало. Я, наверное, недели две после этого откровенно «плавал»,
все голову ломал: как же так? Но Андрей был одним из нас, а Романцев —
генералом, главнокомандующим, который поднимал нас на самые громкие победы. И
уход Иваныча я переваривал не один месяц. Впрочем, любая потеря была для меня
потерей во всех смыслах.
— Как полагаете, почему именно вам удалось уцелеть?
— Быть может, потому, что как бы я к тренеру ни относился, я никогда этого
отношения не показывал. Я вел себя со всеми одинаково — так, как игрок и должен
вести себя с любым наставником. Будь то сам Романцев, Скала, Чернышов, Старков
или тот же Федотов.
— Значит, не одобряете нынешних молодых звезд, которые зачастую позволяют
себе вольности в своем общении с тренерами?
— Для меня это дикость. Наверное, многое зависит от воспитания, да и потом,
деньги, конечно, развращают. Сегодня в российском футболе многих пацанов как раз
и губят этими сумасшедшими контрактами. Игрок один раз по мячу попал — «О,
смотри, ты, оказывается, по мячу попадаешь — на тебе!» И дают еще
несформировавшемуся юнцу здоровенную пачку зеленых. Он себе машину покупает
навороченную, девчонок катает. Ему уже не до футбола. Потом парень бьет по мячу
левой ногой, а люди уже в экстазе: «А ты еще и левой бить умеешь, на тебе еще
мешок долларов». Все, жизнь состоялась! Человек не привык что-то себе
зарабатывать и за что-то биться, он только вышел на поле — у него все есть. Вот
он и начинает права качать: дайте еще, а то уйду в другую команду.
— Это патология?
— Разумеется. Только не подумайте, что я всех такими считаю. Есть очень
достойные ребята. Сыч (Сычев — прим. ред.) — молодец, головастый парень. Я за
него сильно волновался, когда он травму получил. Братья Березуцкие — отличные
ребята. И в жизни, и на поле, и в отношении к делу. Билялетдинов. Вообще,
считаю, что Динияру по силам вырасти в звезду более чем серьезного уровня. Есть
талантливая молодежь в Питере. Главное — не разбрасываться. На нашу долю, к
счастью, выпало меньше соблазнов. А этим ребяткам непросто. Вечером едешь по
Москве, она вся светится, казино, рестораны, ночные клубы… Конечно, у нас тоже
много чего было, но я всегда чувствовал на себе ответственность. Знал, что я
завтра приду на тренировку и старики будут мне пихать, потому что я в плохой
форме. А я ненавижу, когда мне пихают, да и подводить людей я не умею. Поэтому,
как бы ни хотелось мне развлечься, всегда помнил, что спорт на первом месте и
что я всегда должен быть в порядке.
В РОССИИ ЛЕГИОНЕРЫ ПОЛУЧАЮТ ДО 3 МИЛЛИОНОВ В ГОД
— Если сравнить ваш первый контракт и нынешний, в чем обнаружится принципиальное
отличие?
— Раньше все было стандартно. Два листочка, у всех написано одно и то же.
Отличались лишь суммы: у кого-то шесть, у кого-то семь, а у кого-то и десять
тысяч долларов. Но разброс был минимальным. Сегодня же… У одного зарплата —
200 000 долларов в год. У второго — миллион. У третьего — полтора. Манише
приезжал, должен был получать три миллиона. Мы делаем одно дело, а в финансовом
плане нас будто раскидало по разным планетам. Думаю, уместней будет, как в НХЛ,
ввести потолок зарплат.
— Действительно легионеры в целом получают больше, чем россияне?
— Однозначно больше! Сейчас мы не трогаем отдельный клуб, мы говорим о
тенденциях российского футбола в целом. Меня бесит, что российских игроков в
финансовом плане притесняют. Ну сделайте нашим ребятам хотя бы половину от того,
что делаете сопоставимому с ним по классу иностранцу. А то, получается,
среднестатистический легионер приезжает, видит циферки в своем контракте, берет
сигарету и идет праздновать. Через какое-то время команда начинает
пробуксовывать, так спрашивают не с этого приезжего гостя, а с нашего парня. Ну
как такая несправедливость возможна?! Конечно, есть исключения. Но пока они лишь
исключениями и остаются.
— Еще чем-то кардинальным нынешние контракты отличаются от тех, что были лет
десять назад?
— В некоторых клубах, слышал, очень мудреные вещи прописаны. А в целом сегодня
больше внимания уделяется внутрикорпоративной этике. Так, в контрактах появились
пункты, согласно которым игрок не имеет права критиковать тренера, руководство,
партнеров и совершать любые другие действия, наносящие урон репутации клуба.
Раньше в этом не было необходимости.
БУБНОВ ЧУТЬ НЕ СМАНИЛ МЕНЯ В «ТЮМЕНЬ»
— Вы 23 года в «Спартаке». Волосы дыбом не встают от осознания этого срока?
— Нет. Это моя удача, мое счастье! Первые лет пять не осознавалось, в каком
клубе я воспитываюсь, а потом, когда появилась возможность смотреть на
Черенкова, Дасаева, Родионова (а будучи мальчишкой, я смотрел на них
исключительно с открытым ртом), пришло огромное желание быть таким, как они.
Выходить с ромбом на груди на поле переполненных стадионов. И побеждать! Многим,
кто так же, как и я, грезил большим «Спартаком», не довелось добраться до цели.
А моя мечта сбылась. Хотя однажды я чуть не отвернул в сторону. Было мне лет
восемнадцать. Саша Бубнов, тогда возглавивший «Тюмень», подошел ко мне и
говорит: у тебя здесь шансов нет! Поехали ко мне в Тюмень, будешь у меня
постоянно играть, обобьешься, мужиком станешь. Вот тогда я задумался. Но хоть до
основы родного клуба мне было как до Луны, в конечном итоге Бубнову я отказал. А
его вскоре отправили в отставку. Ответь я тогда согласием, мог бы до настоящего
футбола так и не добраться. Пошел бы по рукам, слонялся бы по первым-вторым
лигам. В общем, могу сказать одно: если есть цель, нужно к ней идти. Невзирая ни
на что!
— «Тюмень», «Бавария» — забавное перечисление… был еще какой-то клуб, переход
в который казался вам реалистичным?
— Вы же знаете, нас держали в неведении. Все предложения приходили к
руководству, там же и оставались. Удивительно, как «Бавария» при той системе
смогла так далеко продвинуться в переговорах. Но все же дальше всех зашла «Астон
Вилла». Это был 2002-й год. На меня вышел очень известный болгарский агент,
работающий по Англии. И от имени руководства «Астон Виллы» сделал серьезное и
предельно конкретное предложение, на которое я даже дал предварительное
согласие. Единственное — у меня тогда была травма, но врачи заверили, что все
быстро образуется.
— Эта та самая травма, которая впоследствии на полгода отлучила вас от
футбола?
— Да, в матче с «Анжи» нога у меня ушла сама по себе. Наши доблестные
доктора — Орджоникидзе, Катулин, Балакирев — уже знали, что у меня все серьезно,
но кормили меня сказками. Пфайфер приехал, взял мое колено в руки, тряхнул и тут
же сказал: Егор, у тебя «кресты». Катулин начал ему перечить: какие «кресты»?!
Вы привыкли резать, а мы его так в строй поставим. Мне тогда, конечно, выгодно
было верить Артему. На носу была Лига чемпионов, и я, даже в глубине души
сомневаясь тому, что можно обойтись без операции, не стал возражать против
консервативного лечения. Сейчас я точно знаю, что если у человека повреждена
передняя крестообразная связка, пускай хоть миллиметровый надрыв, это почти то
же самое, что полнейший разрыв. Необходимо ложиться под нож. Как минимум месяц
выиграешь. Меня же мучили. Кололи уколы, делали многочисленные процедуры. Наши
гиппократы ходили вокруг меня: «Молодец! Ударными темпами на поправку идешь». Я
был жутко собой доволен. И вот наконец-то вышел против «Локомотива». Первое же
серьезное торможение обернулось тем, что нога куда-то улетела. Словно отделилась
от меня. А вместо нее вернулась страшная боль. Помню только звездочки в глазах.
Такие маленькие, летают по кругу. И кроме них больше ничего не вижу. Когда меня
везли на автомобиле, подумал: легче повеситься, чем все это выдержать. Но, как
видите, выдержал. Так вот, та травма привела к тому, что с «Астон Виллой»
контакт прервался. И это логично: кому нужен потенциальный инвалид?
— В общем, с одной стороны, Бог вам многое дал от рождения; с другой, вряд ли
можно сказать, что судьба вам благоволит. Сами как считаете?
— Считаю, о какой-то несправедливости нельзя говорить, тем более гневить
кого-то. У меня есть семья, все близкие здоровы, я занимаюсь любимым делом. Мне
жаловаться и не на кого, и не на что. Конечно, были и минусы, причем некоторые
минусы — очень жирные. Даже заканчивать с футболом собирался, но видите, жизнь
продолжается. И это прекрасно! Проходит все, даже старость. И неприятности
проходят. Сейчас вот жду осени. Когда будем считать очочки и в Лиге выступать.
Очень трепетные ожидания!
— Вы только что обмолвились о том, что когда-то даже с футболом заканчивать
собирались. Признаться, что-то не припомню таких моментов.
— Таких случаев было несколько, но самый страшный — в 2002-м году. Тогда до
Германии я добрался только на десятый день после разрыва связки. В колене
скопилась жидкость, которая мешала поставить точный диагноз. Предварительно мне
сказали, что у меня повреждены передняя крестообразная и боковая связки и,
скорее всего, задняя крестообразная. А это уже приговор! Я думал, елки зеленые,
неужели отыгрался?! Последние сутки перед операцией мне тяжело дались. Всю свою
карьеру в голове прокрутил, а когда наркоз после операции отошел, доктор мне
указательный палец показал: «Во, — говорит. — Еще долго играть будешь». Это были
одни из самых приятных слов, которые я когда-либо слышал!
ПЫТАЛСЯ БЫТЬ ЧЕРЕНКОВЫМ
— В 1993-м году у Пятницкого один из болельщиков спросил: «Андрей, уедете?», а
Андрей ответил: «Нет, хочу стать для «Спартака» тем же, кем стал для него
Черенков». А вы хотели «стать Черенковым»?
— Сверхкорректному Федору однажды показали красную карточку. До сих пор
помню, как его вынудили в матче с АЕКом отмахнуться от соперника. Вот для меня
то удаление было личной трагедией. Я ужасно злился на судью, у меня в голове не
укладывалось, как можно было так поступить с Черенковым?! Ну как?! И я по
молодости мечтал быть таким, как Федя, — корректным и дисциплинированным, — не
получать ни желтых, ни красных карточек. Если заканчивался год и в графе «желтые
карточки» я у себя обнаруживал ноль, то испытывал огромное удовлетворение.
Думал, ну я почти как Федя! А потом судейство стало меняться, а у меня стали
меняться приоритеты. Да и тяжело это — постоянно себя контролировать. Иной раз
так ответить кому-нибудь хочется, вы даже не представляете!
— И какой у вас самый обидный горчичник?
— Все обиды забываются, но вот одну прекрасно помню. 1998-й год, в «Лужниках»
вели у «Реала» 2:1, я в том матче гол забил. И перед самым финальным свистком я
подкатился на бровке под Роберто Карлоса. Вроде бы и не задел его, если только
самую малость. А этот бразилец — ушлый малый, он как давай там по полю
переворачиваться, строить из себя убиенного, что судья передо мной тут же желтый
свет и зажег. Ну ладно, зажег и зажег. И только в раздевалке выяснилось, что это
вторая карточка в турнире, из-за чего встречу с «Интером» мне предстоит
пропустить. Тогда я даже не так сильно жалел, как сейчас. С позиции лет понимаю,
что игры с такими командами, как «Интер», — они наперечет. Именно они в первую
очередь остаются в памяти.
— Вас символом чего только не называют — и «Спартака», и своего поколения, и
порой даже всего российского футбола. Вы сами-то символом чего себя ощущаете? И
что это вообще такое: быть символом?
— То-то и оно, что я не знаю, каково это — быть символом. Мне даже само это
слово непонятно. Коробит оно меня.
— «Егор Титов — наше все!» Такой лозунг не коробит?
— Старостин, Бесков, Романцев, Тихонов, Аленичев. Все они тоже были «нашим всем»
«Наше все» — это такой переходящий титул, и мне, конечно же, приятно находиться
в одном ряду со столь видными спартаковскими людьми. Но поскольку этот титул
переходящий, мне интересно, кому он достанется после меня. Пока никого не видно!
Хотя, быть может, к тому моменту, когда я уйду, засверкает звезда Прудникова. Я
наблюдал за ним на юношеском чемпионате Европы, мне этот мальчик очень
понравился. Полагаю, таких форвардов наша красно-белая школа не выращивала очень
давно.
— Как полагаете, в вас сидит пророческий дар? Будущее многих игроков вы
предсказали безошибочно?
— Я, например, видел большие перспективы у Огунсаньи.
— Серьезно?
— Конечно. У парня были все данные, чтобы не заиграть в «Спартаке», — и он
полностью себя на этом поприще реализовал. В Лиге чемпионов вышел тогда на
позиции то ли лыжника, то ли конькобежца. Падал на каждом повороте, два гола нам
привез. Такие «дарования» разгадываешь сразу, а вот истинный талант очень даже
можно и не разглядеть.
— Кто-то произвел на вас еще более сильное впечатление, чем Огунсанья?
— Да все те же, теперь уже ставшие легендарными, нигерийцы. Подвезли целую
пятерку в баскетбольных майках: «Майами Хит», «Лос-Анджелес Лейкерс». Потом они
ели курицу и кости под кровать бросали. Придушить хотелось всех пятерых! В
«Спартаке» всегда была очень высоко развита внутренняя культура, невежд наш
коллектив не принимал, и немудрено, что «баскетболистов» моментально отправили
восвояси.
НА ВТОРУЮ ЗВЕЗДУ РАССЧИТЫВАЮ УЖЕ В ЭТОМ ГОДУ
— Что-то за все те годы, которые вы находитесь в команде, осталось неизменным?
— Конечно. Это наша великолепная пятерка: менеджер Леонид Хаджи, начальник
Валерий Жиляев, водитель автобуса Николай Дорошин, видеооператор Александр
Святкин, мастер по обуви Вячеслав Зинченко. Эти люди в клубе с незапамятных
времен, многие еще при Бескове работали. И для меня «Спартак» в какой-то степени
— эти люди. Убери любого из них, даже сапожника, аура моментально изменится. Я,
например, не представляю, как без Славы команда будет веселиться. Вот недавно,
когда мы все гуляли в Пирогово, он на спор прямо в одежде сиганул в воду, и
пускай мы с ребятами проиграли деньги, удовольствие получили немалое. А если мы
вдруг лишимся чудо-оператора Космонавта Ивановича, кто будет ажиотаж вокруг
второй звезды нагнетать? Представляете, каждый день человек на клубную эмблему
показывает и спрашивает: Егор, когда здесь вторая звезда появится?
— Действительно: Егор, когда вторая звезда появится (две звезды даются за 10
чемпионств. Пока у «Спартака» их лишь 9 — прим. ред.)?
— Скоро.
— На вашем веку?
— Обязательно! Полагаю, что она уже и в этом сезоне может появиться. Главное,
чтобы мы сделали выводы после этого неудачного кубкового финала. До игры всем
казалось, что у нас дела идут на поправку. Я тоже считаю, что так оно и есть. Но
недочетов пока очень много, и ЦСКА нам на них указал.
— Но вы-то, как никто, знаете, что такое психология победителей. Вот прежде
всего благодаря ей армейцы и побеждают.
— Согласен. У нас этого магического компонента сейчас нет. Важно, чтобы жажда
победы и уверенность в своих силах были не у пяти-шести человек, а как минимум у
одиннадцати. У нас есть игроки, которые профессионально относятся к своему делу
и вообще всячески стараются, но на встречи с ЦСКА выходят обреченными. И я не
представляю, как объяснить ряду иностранцев, что такое «Спартак» — ЦСКА, и что
ни при каком раскладе мы армейцам уступать не должны. А с точки зрения
принципиальности противостояния — для ряда наших варягов что ЦСКА, что «Амкар»,
— разницы никакой!
БЕЙСБОЛКА МЕНЯ БОЛЬШЕ НЕ СПАСАЕТ
— Раз уж затронули тему традиций, то как сейчас обстоит дела с детьми, что
встречают игроков у ворот базы? Ничего не изменилось? Раньше, случалось, вы
подолгу не могли на территорию попасть — автографы раздавали.
— Сейчас все иначе. Веяние времени: у нас усилили охрану. Везде камеры.
Каждый сантиметр просматривается. Но причина того, что ниточка между нами и
детьми утеряна, наверное, не только в этом. Раньше для каждого из нас было
ритуалом: подъехал, остановился, расписался всем, поехал дальше. Сегодня все
более цивилизованней, и той душевности почти не осталось. Важно, чтобы мальчишки
и девчонки привыкали к игрокам. Как только почувствуют, что наступила
стабильность, они вернутся и приведут с собой своих друзей.
— Исторические надписи на заборах базы сохранились?
— Забор постоянно красят. Раньше там по нескольку лет красовались надписи:
«Артем, я тебя люблю». «Тихонов — лучше всех». «Калина — the best». Про Робу (Робсона
— прим. ред.) было очень много лозунгов. Больше, чем про любого из нас. Вот
парень был! Свой в доску. И ел с нами, и праздники отмечал, и песни по-русски
пел.
— Ваша личная популярность с годами падает или растет?
— Среди спартаковских болельщиков она долгие годы держится примерно на одном
уровне, а вот так называемая непрофильная популярность растет постоянно. По
улице я больше ходить не могу — узнают. Недавно вышел на заправке. Бейсболку
надел так, что сам ничего не вижу. Оплатил бензин. Возвращаюсь к машине, а уже
весь персонал заправки в очередь за автографами выстроился. И такая ситуация
везде. В магазине, в ресторане. Перед сбором в Бору пошли с семьей пообедать,
из-за соседнего столика пьяненький мужик кричит: «О, извини, я выпил, но давай
поговорим о футболе…» А я пришел с семьей как раз от футбола отключиться!
Панибратство и бестактность меня напрягают. И всегда напрягать будут. А вот
когда душевно подходят, просто даже руку пожать, это всегда приятно.
— Какая-то встреча на улице запомнилась особо отчетливо?
— Сейчас такая мода — на одежде швы снаружи. Я стою, покупаю в киоске газеты
вот в такой модной футболке и в нахлобученной на глазах бейсболке, а сам боковым
зрением вижу, что кто-то на меня пристально смотрит. Поворачиваюсь, женщина лет
шестидесяти широко мне улыбается. Но улыбка какая-то хитрая. А это как раз после
финала Кубка было. Ну, думаю, сейчас опять начнутся разговоры: что ж вы не
смогли?! А она: сынок, ты майку наизнанку надел. Иди переоденься в машине. А то
ходишь как балбес. Я ее успокоил, мода, говорю, такая. Просветил женщину, она
еще и спасибо сказала.
— Вы с простыми людьми всегда ведь по-теплому?
— А как же еще?! Во-первых, я все делаю от сердца. И во-вторых, даже когда у
меня плохое настроение, стараюсь сдерживаться. Я помню, что являюсь футболистом
«Спартака» и мое поведение и моя репутация тем или иным образом влияют на
репутацию клуба. Нельзя, чтобы у болельщиков сложилось мнение, будто игроки
«Спартака» — люди зазнавшиеся. Хотя иногда доходишь до такого состояния, что
заставить себя общаться не получается. Вот после ЦСКА… Какое там общение?
Какие автографы?
— Долго «оттаивали» после кубкового финала?
— Да по большому счету так и не оттаял. И сколько эта заноза еще будет во мне
сидеть, не знаю.
— То есть к поражениям привыкнуть нельзя?
— Нереально это! И вот парадокс, чем чаще проигрываешь, тем больней
воспринимаешь. Когда-то поражение для меня было каким-то чужим и далеким словом.
А теперь вот уже четыре года как приходится жить внутри этого кошмара. Ничего,
мы выберемся!
— В особо тяжелые дни отключаете телефон?
— Нет. Телефон — точнее, телефоны, поскольку их у меня несколько, — это
своеобразный наркотик. Связь с внешним миром должна быть постоянно. Единственное
— в отпуске позволяю себе отвлечься и это средство коммуникации могу часами не
видеть и не слышать. В ходе же сезона я должен быть предельно отмобилизован, и
включенный телефон — одна из своеобразных составляющих этой мобилизации.
КАЖДУЮ ИГРУ ГОВОРЮ СЕБЕ «НАДО!»
— Мобилизация мобилизацией, но, судя по высказываниям Виталия Мутко, у сборной
России проблема с плеймейкерами.
— Это как?
— Создается команда будущего, в которой место дирижера пока вакантно.
Преемников у вас с Лоськовым нет.
— Да? Значит, мы дольше играть будем! Сейчас освобожусь, пойду Лося порадую
(улыбается). А если серьезно… Да я, в общем-то, серьезно. Рано нас со счетов
списывать.
— А что творится с вашей позицией? Отмирает она, чувствуете?
— Позиция у нас редкая и специфическая. И судя по всему, действительно
вымирающая. Мозги в чистом виде уже никому не нужны. Так что вслед за либеро
могут нивелировать плеймейкера. Сегодня уже почти все играют в два опорника. Не
уверен, что это хорошо. Эстетика страдает. Для меня игровое «дирижерство» —
хлеб. Если эта позиция отомрет, будет жалко. Да… действительно, вопрос. Я и не
задумывался над этим.
— Мостовой в интервью нашему изданию сказал, что в России плеймейкеров больше
нет. Титов уже игрок другого плана.
— Наверное, так и есть. Функций за последнее время добавилось прилично. Раньше
для победы хватало одного объема работы, теперь с тем объемом даже на ничью не
наиграешь.
— Больше стали уставать?
— И раньше случалось: идешь в раздевалку с одной мыслью — упасть. Садишься на
свое место и до душа уже добраться не можешь. Приходится морально-волевые
подключать. После нынешнего финала Кубка тоже так было. К тому моменту за
двадцать дней сыграли шесть матчей. если бы мы забили и добились бы
дополнительного времени, большой вопрос, как я смог бы добегать до свистка. В
тот день у меня не было ни сил, ни эмоций. Да и не у меня одного. Настолько
команда наелась футболом и всем, что происходило вокруг него!
— Как часто приходится говорить себе: «Надо!»?
— Каждую игру! Бывает, очень старательно себя «уговариваю»: «Давай, Егор. Надо!
Полтора часа рвешь жилы, а потом домой». Собираю сразу волю в кулак, и в бой.
Пока вроде бы получается.
— В повседневной жизни часто себя заставляете? Ведь наверняка даже от
мороженого приходится отказываться?
— Отказываться приходится от многого, но только не от мороженого. Его я лопаю
каждый день. А все остальные «нельзя» и «надо» — это рефлекс. Профессиональная
привычка.
НА 37-Й ЭТАЖ ЕЗЖУ НА КРЫШЕ ЛИФТА
— Самое страшное для спортсмена — не физическая усталость, а эмоциональная.
Неоднократно я у вас нечто подобное наблюдал, но всякий раз у вас вновь
откуда-то брались силы. Откуда?
— Не зря же говорят, время лечит. Да и потом, я такой человек, что умею
подзаряжаться. Открыл утром глаза, солнышко светит — и уже на душе становится
тепло. Бывает, лежишь в кровати и думаешь: сейчас надо встать, яичницу
приготовить, тосты «напилить». Приходишь на кухню, а жена тебя уже завтраком
обеспечила. И снова красота! Хочется играть в футбол. А в последнее время, не
поверите, мой интерес к футболу успешно поддерживает факт работы лифта. У нас
новый дом, а лифт в нем навороченный, бентли какой-то, приходит прямо в
квартиру. Только пока на полную мощность функционировать он не начал. Вот утром
нажимаешь на кнопку и ждешь. 37-й этаж — не шутка. И если вдруг лифт приезжает —
то это прямо заряд бодрости на целый день (смеется)!
— Наверняка уже и эксцессы были, с этим связанные?
— Да уж. Совсем недавно вечером возвращаемся домой с женой и дочкой — и этот,
как бы его помягче назвать, лифт не работает. Поднимаемся через запасной вход.
Вторая дверь в квартиру закрыта изнутри. Как назло, суббота. Никого не найдешь.
Вызвали какого-то монтажника, который в этом деле ничего не понимает. Три часа
прождали внизу. Уже ночь наступила. Потом чудо-монтажник как-то вручную смог
подключить лифт, а вовнутрь-то не зайдешь. Я залез на крышу кабины и на ней
проехал тридцать семь этажей. В шахте темно, и куда тебя поднимают — не видно.
Острые ощущения. В итоге домой мы все-таки попали. Вот из таких ситуаций, по
крупицам, и набираешь нужных эмоций.
— С позиции опыта какие-то юношеские заблуждения у вас обнаружились? Может
быть, в подготовке, в питании?
— Их не было, заблуждений. Потому что нам — футболистам «Спартака» — и думать ни
о чем таком не надо. За нас все делали, делают и будут делать. Нас кормят, поят,
возят, обеспечивают билетами и всем необходимым. Такие люди, как Жиляев и Хаджи,
освобождают нас от рутины. И мы настолько привыкли к хорошей жизни, что когда
при Юрии Михайловиче Перваке нас «лишили» чартера и усадили на обычный рейс, да
еще с пересадками и ожиданиями, мы все шок испытали. Команда уровня «Спартака»
обязана держать марку при любых обстоятельствах. Это мое твердое убеждение!
Сейчас с этой маркой опять полный порядок. И даже больше!
А ЭТО ДЛЯ ГРИГОРЬИЧА!
— У нас с вами время, как всегда, стремительно пролетело. Вам уже пора идти к
доктору сборной России на процедуры, да и у нас газета — не резиновая. Поэтому
давайте перемотаем пленку вперед и остановимся на вашем дне рождения. В
последние годы вам наконец-то удается его отмечать.
— Да, раньше то на сборах, то на играх. А вот на 28 лет, когда
дисквалификацию мотал, собрал друзей в «Тропикане». Сборники подъехали во главе
с Санычем Ярцевым. В прошлом году день рождения выпал на выходной — плавали с
друзьями на корабле. Вот и на этот раз все нормально. Праздник — аккурат 29 мая,
затягивать было нельзя. Первого июня — у Женьки Алдонина свадьба. Второго — на
сбор и в Турцию. Надеюсь, если не трудно, так и напишете, что Григорьич (Федотов
— прим. ред.) мне деньков пять еще даст отдохнуть. А то отпуск мимо меня
проскочил.
— Подарки запоминаются?
— Еще бы! На подарки мне везет. На те же 28 лет, например, Андрей Тихонов очень
красивые и огромные часы подарил. Они у меня в спальне на комоде стоят.
Просыпаешься — и первым делом смотришь на них. То есть фактически я уже
несколько лет живу по часам Тихонова. И знаете, неплохо живу!
ТИТОВ Егор Ильич
Родился 29 мая 1976 года в Москве. Воспитанник футбольной школы московского
«Спартака». Полузащитник. Рост 187 см, вес 80 кг.
Выступает за «Спартак» Москва с 1992 года.
В премьер-лиге чемпионата России сыграл 272 матча (забил 74 мяча), во втором
дивизионе чемпионата России — 39 матчей (6 мячей), в третьем дивизионе
чемпионата России — 52 матча (8 мячей).
За сборную России сыграл 37 матчей, забил 7 мячей.
Достижения: чемпион России (1996, 1997, 1998, 1999, 2000, 2001), обладатель
Кубка России (1998, 2003), лучший футболист России (1998, 2000), серебряный
призер чемпионата России (2005), бронзовый призер чемпионата России (1995,
2002), участник чемпионата мира (2002).
10 ПРИЧИН, ПО КОТОРЫМ ЕГОРА ТИТОВА МОЖНО СЧИТАТЬ «БЕЛОЙ ВОРОНОЙ»
1. 23 из 30 своих лет Егор провел в футболке «Спартака». В России нет ни одного
футболиста, который хранил бы такую верность своему клубу. Да и в Европе по
этому показателю Титов опережает своих сверстников Тотти («Рома»), Рауля и Гути
(оба — «Реал»). В плане клубного долгожительства — впереди лишь Мальдини
(«Милан»), но Паоло является представителем более возрастной плеяды звезд.
2. Егор — единственный действующий футболист в стране, кто работал
телекомментатором. Это произошло на чемпионате Европы — 2004.
3. Титов записал музыкальный клип, где спел дуэтом со своим другом Николаем
Трубачом. Сами понимаете, никто из нынешнего поколения спортсменов ничем
подобным отметиться не сумел.
4. Плеймейкер красно-белых — единственный игрок, который шесть раз подряд
полноценно, без всяких оговорок становился чемпионом России. Ширко, Ананко и
Филимонов хотя бы в одном сезоне не наигрывали официально положенного в таких
случаях количества матчей.
5. Титов — последний из спартаковского золотого поколения 90-х, до сих пор
защищающий цвета «Спартака».
6. Егор — самый опытный действующий капитан премьер-лиги. Никто дольше его в
нашем чемпионате не носит капитанскую повязку. Постоянно Титов стал ее носить в
сентябре 2000-го года, после выставления на трансфер Андрея Тихонова.
7. Плеймейкер красно-белых — рекордсмен по тем сумам, которые за него предлагали
иностранные клубы. В 2000-м году «Бавария» готова была выложить за Титова чуть
меньше 50 миллионов марок (по тем временам 25 миллионов долларов). Ни до, ни
после ни за кого из россиян таких денег не предлагали.
8. Титов — единственный футболист в нашей стране, кому пришлось «отсидеть»
годовую дисквалификацию по обвинению в применении допинговых препаратов.
9. Титов является рекордсменом «Спартака» в российской истории по количеству
сыгранных игр, забитых голов и розданных передач. Никто большим участием в голах
красно-белых, чем Егор, похвастаться не может. Впрочем, Титов и сам не
хвастается, а молча принимает сей факт к сведению.
10. Титов — единственный человек на территории постсоветского пространства, кто
признавался нападающим (!) более высокого уровня, нежели Андрей Шевченко.
Произошло это во второй половине 90-х на Кубке Содружества, где при живых
Шевченко и Реброве именно полузащитнику Титову специалисты отдали приз как
лучшему форварду.