Полузащитник сборной России Алексей Смертин из-за травмы не сможет вывести
первую команду страны в качестве капитана, хотя ее тренер Гус Хиддинк
рассчитывал и продолжает рассчитывать на него как на футболиста с опытом
выступлений во Франции и Англии.
— Ваши первые впечатления от cборной, от фигуры Хиддинка?
— Сложно судить по той причине, что я не был в команде из-за проблем с мениском.
Я приехал на базу, пообщался с Хиддинком. Заочно я был с ним знаком: было очень
приятно слышать его голос по телефону, когда он позвонил и справился о моем
здоровье.
— А было какое-то формальное приглашение?
— Я бы сказал, неформальное приглашение, согласие со стороны Хиддинка, со
стороны Бородюка. И я с радостью приехал. Но вот что интересно: переехав в
Россию, я стал реже общаться по телефону с теми ребятами, которым звонил из
Англии, не говоря уже о встречах. А казалось бы, рядом живем. Такая же ситуация,
допустим, у Димы Хохлова с Семаком. Когда Семак играл за «Пари Сен-Жермен», то
периодически они созванивались, а когда Семак приезжал в Москву — встречались. А
сейчас получается, что у каждого свои заботы. Очень сложно выкроить время.
Короче говоря, приехал на базу, пообщался с ребятами, с руководством, посмотрел
тренировку, сам процесс, заметил тот ажиотаж, который воцарился в Бору в связи с
приездом нового тренера. Была классная тренировка и классная атмосфера.
— У вас была мысль, что на сборы могут не вызвать?
— Я не был раньше вызван на сбор, поскольку у меня была травма. Если не
ошибаюсь, был первоначальный список, в который входил тот же Егор Титов. Но в
связи с травмой его на сборы не пригласили. Я так понимаю, такая же ситуация и
со мной, если не ошибаюсь, конечно. Поскольку я сам еще не тренировался, в тот
момент, естественно, какого-то приглашения нелепо было ждать. Хотя пришел новый
тренер, новая эпоха, но не было у меня такого опасения, что на сей раз не
вызовут.
— Как вы чувствуете: сколько еще можете отыграть за сборную?
— Оливер Кан считает, что он может играть до 56 лет. А потом за юношескую еще…
Можно привести пример Бекхэма, которого сейчас не вызвали. Он, кстати, недавно
заявил, что хочет по числу матчей за сборную опередить Шилтона. А Шилтон 130 с
чем-то матчей провел. Бекхэму сейчас 31 год, он мой ровесник. Он сыграл 90
матчей, если не ошибаюсь. Представляете, он рассчитывал за несколько лет сыграть
больше 40 матчей, тем самым обогнав Шилтона.
Ну не вызвал его Макларен сейчас. Может быть, еще вызовет. А потом неизвестно,
сколько этот тренер продержится у руля. А 31 год — не тот возраст, когда можно
говорить о закате. Другое дело — травмы.
— Мы спрашиваем потому, что бывают и обратные примеры. Вот Дадо Пршо, который
играет за «Рейнджерс» и который, кстати, не намного вас с Бекхэмом старше,
сказал, что не будет больше играть за сборную. И федерация согласилась с его
решением. У вас таких мыслей нет пока?
— Нет. Более того, может быть, это выражение набило оскомину, но я горжусь
тем, что играю за Россию, и готов приезжать, и не просто приезжать, а приносить
пользу и побеждать. Это не какое-то позерство, а внутреннее чувство.
— Помимо того что вы стали реже общаться с Алдониным, другими ребятами, что
еще изменилось в вашей жизни по возвращении?
— Многое. Одно дело, когда приезжаешь неким туристом, на несколько дней,
буквально поминутно все распланировано, и как раз в эти планы входят встречи с
теми людьми, с которыми я сейчас не могу никак увидеться. А сейчас я
обыкновенный обыватель, житель города Москвы. Не нужно думать о том, когда у
тебя самолет и когда ехать в аэропорт. Живешь нормальной жизнью.
Естественно, это накладывает свой отпечаток. Я столкнулся с рутиной, с которой
сталкивается любой гражданин. Те же пробки московские, к которым никак не могу
привыкнуть.
Для семьи, я думаю, этот процесс адаптации затянется, потому что они позже
приехали в Россию. Моему сыну Владу надо было доучиться в школе в Англии. А
потом у него начались каникулы, и они уехали отдыхать во Францию, в Бордо.
— А в Бордо что-то осталось?
— Небольшой домик на побережье, куда мы ездим загорать, объедаться устрицами и
вообще предаваться чревоугодию.
— Для вас это тоже родное место? Вы теперь гражданин мира, у вас много родных
мест?
— Для меня действительно Бордо — родное место. Я там недавно три дня провел. И
сердце кровью обливается, конечно.
— У кого ж из футболистов там был ресторан, в который вы вместе ходили? У
Ласланда, кажется?
— Да, у Ласланда. Этот ресторан пользуется дикой популярностью у жителей Бордо.
Ласланд нашел свою нишу. Его ресторан стоит недалеко от того места, где курят
марихуану. А когда ее покурят, всегда очень хочется есть. Вот к Ласланду и
приходят. Но у него и кухня замечательная.
— Бордо — портовый город, и потому эти вредные привычки, да?
— Был портовый город. Ну, может быть, привычки остались. Там еще и у Дюгарри
рестораны. Он там постоянно бывает. В месте, куда мы ездим, коса между океаном и
заливом Аргашо. Устричная провинция, можно сказать. Так вот, у Дюгарри дела
обстоят хуже, он, по-моему, третий ресторан открыл, и никак бизнес не идет.
— Последняя точка отсчета в России для вас — «Динамо». И мы должны о «Динамо»
поговорить. Ощущение странное: футболисты были собраны что в прошлом году
высококлассные, что в этом году — и ничего не получается. Почему?
— У меня есть свое мнение по этому поводу. Другое дело, стоит ли об этом
говорить. Одно могу сказать: на результат, на успешное выступление команды
влияют все факторы. Я имею в виду и детали, которые кажутся незначительными на
первый взгляд, хотя, по-моему, мелочей в футболе не бывает. Я в этом убедился в
Англии, где все четко организовано, идеальная инфраструктура.
Я понимаю прекрасно, что в «Динамо» идет некое реформирование, меняется
руководство, меняются тренеры. В связи с этим заморожена база. Ее начали
строить, но в какой-то момент работы прекратили. Команда живет в Новогорске не в
самых лучших условиях, хотя нас там очень радушно встречают. Вот одна, допустим,
из причин. Думаю, что причин много, и «благодаря» им не удается достичь того
результата, на который рассчитывал клуб в начале сезона. Придя в «Динамо», я
увидел классных игроков, которые должны, по крайней мере на российском уровне,
выступать успешно, завоевывать медали. Но, к сожалению, этого не происходит.
— Как вы на это реагируете? Рвете на себе волосы или считаете: ну ладно,
зарплату получил — хорошо… Что в команде игроки говорят друг другу?
— Кстати, о зарплате… Известно, что зарплата была задержана, ее не платили
несколько месяцев. Я могу предположить, что думает об этом российский футболист,
хотя сам никогда не сталкивался с задержкой зарплаты, где бы ни играл (а клубов
много поменял). Но в голову того же иностранца из Южной Америки не залезешь.
Может быть, ему надо решать какие-то проблемы. Задержка зарплаты в любом случае
накладывает какой-то отпечаток на игру. Канули в Лету те времена, когда на голом
энтузиазме играли. Можно так выступать за сборную, за клуб, но не
систематически. В любом случае на подсознании футболиста это отражается.
Но это только одна из причин, а сколько я их уже назвал. Поэтому у Юрия
Павловича Семина действительно была сложная задача, оставалось полагаться на
честолюбие каждого игрока.
— И что, честолюбия не хватило?
— Да, видимо, не хватило.
— Юрий Павлович работал во Франции, в Англии, знает европейский клубный
уровень. Вам с ним как с профессионалом интересно было работать?
— Сказать «нет» я не могу, я уважаю его как тренера, как человека. В любом
случае некорректно говорить плохое о человеке, тем более в спину, после ухода.
— Мы не призываем критиковать, просто хочется услышать, как за границей у вас
построен день, и как здесь. Есть какие-то принципиальные отличия?
— Отличия большие, но это не зависело от Юрия Павловича, это зависит вообще
от концепции российских тренеров, которая проповедуется здесь из года в года. Не
могут команду за полтора часа, как в Англии, собрать на стадионе, хотя бы по той
причине, что в Москве ты не соберешь никого за полтора часа. Кто-то может пешком
дойти за 15 минут, а кто-то только за десять часов доберется. Очень тяжело
здесь, в России, проповедовать тот принцип, который из года в год, из поколения
в поколение проповедуется в той же Англии. Моуриньо, когда в «Челси» пришел,
хотел собирать команду за день до игры в отеле. Ему сказали: «Здесь так не
делается, к этому не привыкли». Ему объяснили, что команду собирают в день игры.
— А португальцы привыкли?
— Португальцы привыкли. Французы привыкли накануне собираться, а англичане —
нет. В итоге в «Челси» игроков начали собирать за четыре часа до матча, что в
принципе считается очень необычным… В том же «Портсмуте» или «Чарльтоне»
собирают за полтора часа. Был такой случай перед игрой с «Тотенхемом»: перекрыли
дорогу, а мне нужно было пересечь весь Лондон, чтобы добраться до стадиона «Чарльтона».
Я успел прямо к установке тренера: зашел в раздевалку и, слушая тренера, быстро
переоделся, а как только он закончил, сразу выскочил на разминку. Мы в тот раз
играли неплохо, но, к сожалению, проиграли 0:2.
— Интересная история. У нас представить такое сложно.
— Нереально это представить и перенести в российский футбол. Поэтому у Юрия
Павловича Семина типичный подход к тренировочному процессу. Он не хороший, не
плохой — просто нормальный подход. Тем более сборы обусловлены тем, что у нас
климатические условия не такие, как в Европе, естественно, нам нужно больше
готовиться, нельзя уложиться в три летних месяца.
— Еще иностранцы жалуются: а нам в раздевалке не дают слушать музыку в
наушниках! Или, допустим, игроки в Аргентине привыкли на тренировках хохотать и
анекдоты рассказывать, а тут надо сидеть с серьезным лицом и слушать установку
тренера часа два. Они не понимают, почему. Футбол — это радостная вещь, а здесь,
в России, все слишком серьезно.
— Большинство тренеров у нас русские. Уезжая из России в 2000 году, я не
видел ни одного иностранца в команде. Одним из первых был Чуйсе, сначала он
играл в «Черноморце», затем в «Спартаке». Потом в том же «Спартаке» появился
Робсон. Это первая плеяда иностранцев. Да, тренеры еще не привыкли, видимо,
работать с таким большим количеством иностранцев, с таким разноплановым
составом, людьми различных наций, религий… даже предпочтений в еде. А самим
легионерам это, кстати, давно привычно.
— Как ты считаешь, нам нужны легионеры, нужно от них что-то перенимать,
полезен ли для развития российского футбола такой интернационал?
— Я — за иностранцев. Сейчас приезжают очень хорошие игроки, видно, что они
действительно профессионально относятся к делу. Тому подтверждение — успешная
игра ЦСКА. Не хочу умалять профессиональные достоинства российских футболистов,
но забивают в ЦСКА в основном бразильцы. «Динамо» не так много забило, но Дерлей
все-таки забивает.
Я считаю, что иностранцы вносят очень многое в наш футбол, и он от этого только
выигрывает. У российских футболистов появляется возможность учиться так же
играть, быть такими же техничными, профессиональными. Ведь при всем
разгильдяйстве иностранцев они все-таки на поле довольно ответственные люди.
— Поподробнее, пожалуйста, о разгильдяйстве иностранцев. Мы вроде бы
привыкли, что разгильдяи — как раз мы и есть.
— Я могу привести пример из собственного опыта в Англии. Вы же никогда не
скажете, что Джон Терри — разгильдяй из разгильдяев. Но в повседневной жизни он
такой. Когда все разминаются перед игрой, он сидит задумчиво, ковыряется в носу…
Проходит помощник Моуриньо и говорит, что осталось десять минут до выхода. Терри
медленно, вяло одевает гетры, лениво натягивает трусы, уже на ходу одевает
футболку и выходит на разминку. Но когда он оказывается на поле, это совершенно
другой человек.
Иностранцы умеют переключаться с повседневной жизни, досуга на игру. Футбол в их
понимании — работа.
Я, например, не понимаю позицию некоторых футболистов, утверждающих, что они
получают удовольствие от игры. Это тяжелый, тяжелый труд. Ты можешь потом
получить удовольствие, пересмотрев матч, опасные моменты, но во время игры очень
сложно. Но это мое мнение.
Хочу закрыть тему о российском футболе, российских тренерах. Мне ни в коем
случае не хотелось бы говорить о них отрицательно. Вот приехал человек из
Англии, Франции и начинает всех учить… Я не хочу заниматься сравнительным
анализом. Я уезжал с одного чемпионата, а приехал в совершенно другой. Уровень
российских клубов действительно вырос, есть классные команды, есть конкуренция,
то есть, что будет происходить в чемпионате, заранее не известно. Возрос накал
страстей, бывают неожиданности. Это замечательно, и я очень рад, что вернулся.
— Поговорим об Алексее Смертине — человеке, а не футболисте. Может быть,
поговорим о кулинарии?
— У меня классно получается готовить рыбу. Сегодня готовил. Правда, я торопился
к вам на интервью и ел сырую рыбу. Когда я впопыхах надевал ботинок, а во рту
торчала креветка, мне жена сказала: «Горячее сырым не бывает».
— Рыба лучше всего получается или вы ее больше всего любите?
— В школе я рыбных дней избегал. Успевал сбегать домой и забрать сухой паек.
Французы говорят «гурман гурме» о человеке, который много ест и ест качественную
пищу. Так вот, я им стал. Много сам готовлю, может быть, по той причине, что
периодически остаюсь один, а постоянно в ресторане питаться не хочется. Я не
смогу один пойти в ресторан, даже если буду голоден, потому что для меня это уже
некий культ. Я не могу быстро есть, я тщательно пережевываю, и не потому, что
это полезно, а потому, что это просто вкусно. Тем более что, посмотрев, как едят
французы, ты в этом убеждаешься.
Во Франции настолько все вкусно, даже тот же хлеб. Когда я приезжаю в Бордо, то
обязательно иду в тот магазин, где готовятся лучшие круассаны. Я недавно узнал,
что круассан может быть хорошим, только если будет использовано хорошее масло. У
французов есть всякие ритуалы: багет нужно обязательно под мышку засовывать, а
круассан должен быть в пакете. Французы просыпаются, надевают штаны, садятся на
велосипед (причем велосипед обязательно должен быть старый) и едут за
круассанами. Мы уже на второй год пребывания во Франции, потому что на второй
год (уж не говоря про третий) забыли о русской еде. Единственное, что жена
Лариса продолжала готовить, — это пирожки. Мы перешли к практичной еде, но все
равно она была вкусной. На самом деле не я готовлю, а готовит машина, а я только
покупаю хорошие, качественные продукты. При этом сам процесс меня удовлетворяет,
даже радует.
— А как же диета?
— Как раз это с диетой и связано, потому что мне нравится готовить ту же рыбу,
то же мясо, салат… Я приглашу вас обязательно.
— Спасибо. А кем вы станете после окончания карьеры — тренером или, может,
ресторатором?
— Да нет, наверное, музыкантом. Совсем недавно прикупил гитару, и нужно уже
начинать играть на ней. Очень хорошие подобрались учителя. Это и Виктор Зинчук,
который хочет мне показать первые три аккорда. Это Дима Ревякин из группы
«Калинов мост», с которым я ездил выбирать гитару.
— А корни музыкальные у вас есть?
— Нет, у меня просто есть любовь к современной музыке.
— Что же вы изменили прическу, куда делись длинные волосы?
— Ухаживать сложнее, и потом прошло то время. Когда-то у меня был период
увлечения мотоциклами. Я вспомнил старый «Урал», на котором я ездил у деда в
деревне, и захотелось купить мотоцикл. Тем более в Бордо ко мне настолько
лояльно относились, что позволили приобрести это чудо. Поездил я год на нем,
переехал в Англию, посмотрел на погодные условия — и эта страсть прошла.
Были длинные волосы. Я сейчас оглядываюсь назад и думаю: зачем я так долго ходил
с длинными волосами? А тогда казалось, что это настолько круто!
— Вы явно не пропадете, раз у вас столько увлечений.
— Но в чем-то надо быть профессионалом.
— Вы уже профессионал, многие считают вас лучшим футболистом огромной страны.
— Спасибо.