Происхождение – аргумент, с которым не поспоришь.
«Кержак», слово, от которого произошла его фамилия, филологи толкуют однозначно: крепкий, упорный, упрямый человек. И это ведь все про него – упорный, упрямый. Крепкий не только духом.
Знаменитая формула четырех «Б» («бил, бью и буду бить»), открытый конфликт с клубом после непринятого предложения от
«Севильи» – обе истории одинаково характеризуют жизненные принципы форварда. Готового прислушаться к чужому мнению – однако всегда поступающего по-своему. Люди, давно его знающие, утверждают: так было всегда. Кержаков прокладывал себе дорогу сам, внешне напоминая набирающего силу молодого бычка: такой же крепкий, коренастый, с чуть наклоненной головой – словно готовый протаранить лбом стоящую на пути преграду. Но их, преград, считай, что не было: карьера из сезона в сезон постоянно шла по восходящей – пока он не уперся в стену, в которую сколько ни бей – не прошибешь. И год, начинавшийся многообещающе, обернулся для него полным разочарованием. Да, был сотый гол – гроссмейстерская норма в его возрасте, но радость от юбилея как-то слишком быстро померкла на фоне навалившихся проблем.
«Зенит» остался без медалей, а Кержаков без места в составе
«Зенита», а следом – и в сборной.
Ему так долго не было полноценной альтернативы в атаке – тренеры национальной команды смотрели на нападение просто: Кержаков плюс кто-то еще – Аршавин, Сычев, Булыкин, Павлюченко. Так что разговоры о дополнительном эмоциональном допинге утратили актуальность. Вызовы в сборную не то чтобы приелись, нет, просто стали слишком обычными, не вызывающими прежнего удовольствия. Он так же бежал к чужим воротам, так же хотел забить – но получалось все хуже и хуже, а тренер кричал от бровки, требуя от потерявшего мяч сразу же идти в отбор. И он вроде бы шел, но вопреки желанию. Не было мотивации, слишком уж все было знакомо и привычно. Накапливалась усталость, которую могли снять только хорошие эмоции. А их-то как раз и не было.
Слухи – то, к чему Кержаков всегда был безразличен, – расползались из Питера по стране. Он не полетел в Томь, во Владивосток якобы просто потому, что не захотел мучить себя перелетом; он
«придумал» себе ангину, конфликтуя с клубом, вынуждая продать себя в Испанию – в общем, не было недели, когда про форварда не появлялась новая сплетня. Отголоски этих
«новостей» докатывались до игрока. Он, и без того будучи человеком закрытым, замыкался в себе еще сильней. Через подобное проходит каждый футболист – когда признание, комплименты и общая любовь в один момент сменяются критикой, а порой и откровенной злобой. К этому невозможно оказаться готовым, это нужно учиться проживать, не озлобляясь в ответ. Кержаков, кажется, сумел не озлобиться – подождем, впрочем, как разрешится треугольник игрок –
«Зенит» – «Севилья».
Насколько он хочет уехать за рубеж, было ясно давно. После одного из прошлогодних матчей сборной в Черкизове команда стремительно проскочила мимо журналистов. Нашим репортерам это было привычно, а пара корреспондентов из Германии растерянно хлопала глазами: им нужно было интервью с Кержаковым, но они даже не успели его опознать в толпе пробегавших футболистов. Саша сидел в автобусе у окна, болтал о чем-то с партнерами и, узнав, что его ищут немецкие журналисты, вышел к ним без уговоров. До сих пор не знаю, отнесся бы он так к просьбе соотечественников.
В 2006-м оказалось, что сборная может обойтись без Кержакова, равно как и
«Зенит». Аршавин и Погребняк стали незаменимыми фигурами в национальной команде, эта же связка грозит в следующем сезоне сделаться лучшей в премьер-лиге. Кержаков вроде бы остался на обочине, но при этом продолжает настаивать на своем. Ему нужен новый стимул, который не может дать тренер, будь он хоть Адвокат, хоть Хиддинк. Ему нужно уехать, чтобы вернуться. В сборную. К самому себе.
Он же ведь Кержаков – упрямый до невозможности. Сколько раз он слышал это про себя, но все равно поступал, как считал нужным.
И пока оказывался прав.