Уникальную яшинскую фотографию увидел я в Швеции. Мне передал её шведский журналист Кен Улофссон, который встречался со Львом Ивановичем в Москве, побывал у него в гостях. На снимке Яшин, по-домашнему в носках, гордо расправив плечи, танцует на ковре с одной из своих дочерей – некое подобие современного танца, когда партнёры не соприкасаются друг с другом, а в такт музыке извиваются телами. Твист, что ли… Но мне почему-то кажется, что Лев Иванович больше предпочитал старомодное, но вечно молодое танго. Но это так, к слову.
«Говорят, – спросил я, кстати, Яшина в самом начале того памятного дня, – что ты не пьешь, правда ли?». «Да ну, вранье, – отмахнулся он. – Выпиваю, конечно. Я водку пить начал ещё на фабрике, где работал подростком. Но вот, что касается самих игр, или тренировок, сборов, то тут уж я не брал в рот ни капли, это точно».
«С Яшиным я встретился сначала в Федерации футбола СССР, а потом мы поехали пообедать в вашем знаменитом ресторане „Арагви“, – вспоминает с улыбкой Кен. – Было это в 1982 году, сразу после мирового первенства в Испании, где побывал в качестве гостя ФИФА и Яшин».
Вот о том первенстве беседовал Улофссон, тогда работавший в газете «Афтонбладет», с Яшиным, расспрашивал великого вратаря о его житье-бытье, о его взглядах на футбол. «А потом мы поехали к нему домой, и это событие едва ли не самое памятное в моей жизни, – вспоминает Кен. – Сидели мы до самой глубокой ночи в его квартире где-то в районе спорткомплекса ЦСКА, на Ленинградском шоссе. Ах, какой же прекрасный человек был Лев, – восхищённо говорит Кен. – В нём был большой мужской шарм, от него исходило некое спокойствие, в нём присутствовало чувство собственного достоинства, у него были крупные черты истинно мужского лица, он вообще походил внешне на голливудского киноактёра. Рядом с такими людьми чувствуешь себя увереннее, с ними как-то надёжнее. Был он лишён фанаберии, а ведь был мировой знаменитостью, именно так – мировой! Открытый, весёлый, готовый посудачить человек, он буквально, как магнит, притягивал к себе. И во всех странах мира публика ощущала эту яшинскую особую притягательность. Его уважала и любила вся планета. Как Юрия Гагарина.
Встретила меня гостеприимно, по-русски жена Яшина — прекрасная, милая Валентина, были на той вечеринке обе его дочери – Елена и Ирина. Выпили мы тоже по-русски, от души. „Говорят, – спросил я, кстати, Яшина, – что ты не пьешь, правда ли?“. „Да ну, вранье, – отмахнулся он. – Выпиваю, конечно. Я водку пить начал ещё на фабрике, где работал подростком. Но вот, что касается самих игр, или тренировок, сборов, то тут уж я не брал в рот ни капли, это точно“. Настроение такое было в тот вечер, какое редко посещает. Видимо от этого самого настроения, – размышляет Улофссон, – никак мы не могли разойтись, такие часы всегда ценятся по-особому, их так хочется продлить ещё и ещё, хоть на минутку. И потанцевали мы, и пошутили, замечательно всё вышло».
Улофссон убеждён, как и многие другие, что Яшин был футбольным первопроходцем, он придал игре голкиперов новые черты, обогатил действия вратарей. «Яшин опередил в воротах время. Он властвовал в пределах всей штрафной площадки, часто играл, как ещё один защитник. Его чувство игры было потрясающим, он никогда не рисовался, его стиль был иным, он был высок, и говорили, что никому не удавалось перебросить мяч в ворота через него».
С душевной болью вспомнил военную пору. «Мы работали на авиазаводе в Тушино, производили военную продукцию. Но всё это было в самом-то деле тяжко. Мне повезло. У многих моих сверстников, родители погибли на войне, я этого испытания избежал. Но голод и бедность тогда были всеобщими. Никому не пожелаю пережить того, что мы пережили. Давайте-ка, за мир и дружбу», – предложил вслед за этим Яшин, подняв рюмку, когда мы в «Арагви» обедали вместе с метрдотелем Сергеем Болотниковым, старым яшинским дружком, с которым он вместе с юношеские годы начинал играть в футбол в московском «Динамо».
«Я, – вспоминает Улофссон, – спрашивал Яшина о том, что дал ему спорт. И он мне откровенно отвечал, что самую большую радость ему доставили поездки по миру и встречи с прекрасными и интересными людьми. Это было его большое достояние».
«Мы работали на авиазаводе в Тушино, производили военную продукцию. Но всё это было в самом-то деле тяжко. Мне повезло. У многих моих сверстников, – говорил мне Лев, – родители погибли на войне, я этого испытания избежал. Но голод и бедность тогда были всеобщими. Никому не пожелаю пережить того, что мы пережили.
Но он был и сам достоянием. По ходу разговора с Улофссоном мы вдруг заговорили о том, что сборная СССР после мирового первенства в Швеции была одной из первых европейских сборных, чутко уловивших новые футбольные веяния и продемонстрировавших это на практике, выиграв в 1960-м первый, самый первый розыгрыш Кубка Европы. В воротах тогда у нас стоял Яшин, один из немногих оставшихся в строю футболистов из той команды, которая в 1956 году стала чемпионом Олимпийских игр в Мельбурне. В 1964-м сборная СССР вновь играла в финале первенства континента, уступив испанцам на их же поле – 1:2. Почётный ведь результат, а тогдашнего старшего тренера советской сборной Константина Бескова от сборной за это отлучили. „Интересно, – спросил я Улофссона, – как ты думаешь, если бы сейчас нынешняя сборная России заняла второе место в первенстве Европы, выгнали бы её тренера с работы?“.
В ответ Кен только ухмыльнулся и перечислил мне все заслуги Яшина: „78 игр за сборную СССР, золотая медаль Олимпиады в Мельбурне, золотая медаль чемпиона Европы 1960 года, “Золотой мяч» лучшего футболиста Европы 1963-го, пять раз в составе «Динамо» – звание чемпиона страны. Почти 20 лет он защищал ворота сборной Союза, что само по себе тоже рекорд. Напомнил мне, кстати, Кен, что именно Яшин стоял в воротах сборной мира в матче на лондонском «Уэмбли» в честь 100-летия английского футбола…
Размышляя о яшинском феномене, я решил позвонить в Клотен, старому, от плоти и крови, динамовцу, отличному в прошлом нападающему и великолепному ныне тренеру Владимиру Юрзинову, тренировавшему тогда в этом швейцарском городе клуб одноимённого названия. «Лев Иваныч, – со светлой печалью выдохнул тренер. – Вспоминая его, я вспоминаю тотчас нашу динамовскую базу в Новогорске. Мы, хоккеисты, жили на первом этаже, а футболисты – на втором. И от Льва Иваныча всегда исходили тепло и свет, где бы он ни появлялся.
И вот, помню, октябрь, дождь со снегом, а футболисты тренируются. Тренировка заканчивается, все ушли, а Лев Иваныч всё ныряет за мячом рыбкой в эти лужи со снегом, всё просит Сергея Сергеевича Ильина „постучать“ ещё. А тут и мы, хоккеисты, прибегаем ему тоже „постучать“. Ведь сам Лев Иваныч — лестно же и заманчиво пробить самому Яшину! А он не только не против, а ещё и подзаводит нас: „Да не забьёшь!“. А мы в ответ: „Да как так не забью, как раз и забью“. И бьём, и опять падает Лев Иваныч в это месиво, да ещё ведь за каждым мячом, который и мимо летит. Великий, мировая слава, и в грязь, до изнеможения…
Я никогда, – продолжил Юрзинов, не мог назвать его „Лёва“, ну просто не мог, хотя и знали мы уж друг друга хорошо, и звал он меня по имени. А я не мог. Когда Лев Иваныч закончил выступать, то занял он пост начальника футбола и хоккея в нашем динамовском клубе. И мне всегда казалось, что не его было это дело — бумажная эта бухгалтерия, тяготился он этим местом. И всё курил, курил да вынимал соду и пил её горстями. Желудок у него всегда побаливал.
Как-то мы, динамовцы, ехали на игру с ленинградским СКА. Я был тренер молодой, а игра была важная, нужно было выигрывать. И Лев Иваныч поехал с нами начальником команды. И вот в ночь перед игрой загулял у нас один ключевой игрок, одна „звезда“. Сидим в гостинице я, Виталик Давыдов, Яшин, сидим и ждём эту „звезду“. И дёргаемся. Я вскипел, разозлился: „Всё, отчислять из команды буду“. А Лев Иваныч вынул сигарету, закурил и тихим таким голосом мне: „Да, ладно, Володя, отоспится...“. И так он это мудро произнёс, так по-свойски, проникновенно. Выиграли мы ту игру, докладывать наверх о „звезде“ не стали, и я был рад за Льва Иваныча, что при нём именно выиграли...»
В 1964-м году сборная СССР вновь играла в финале первенства континента, уступив испанцам на их же поле – 1:2. Почётный ведь результат, а тогдашнего старшего тренера советской сборной Константина Бескова от сборной отлучили. «Интересно, – спросил я Улофссона, – как ты думаешь, если бы сейчас нынешняя сборная России заняла второе место в первенстве Европы, выгнали бы её тренера с работы?».
Ну и, конечно, памятен прощальный яшинский матч. Это был наш динамовский праздник, готовились к нему задолго, и мы все прочувствовали весомость Яшина в мире, его значимость для всех нас, для страны, для народа. Многие футбольные знаменитости тогда в Москву приехали.
«И был он, – вспоминает Юрзинов, – человек с юмором, причём не прочь был посмеяться и над самим собой, а это особо ценимо. Самоирония – это качество, доступное только большим личностям. Как-то рассказал он, что играл в матче всех футбольных звёзд. И вот звёзды, а там были Пеле, Гарринча ещё кто-то, а они народ все языкастый, говорят Яшину: „Вот, Лёва, мы приедем домой, нам по тысяче долларов дадут. А тебе Никита Хрущёв даст один, зато большой рубль“. И Яшин улыбался, вспоминая этот эпизод. Он вообще любил прийти к нам, в хоккейную команду, поговорить, что-то вспомнить, рассказать. Любил...»
В одном из своих стихотворений Евгений Евтушенко, тонко понимающий и любящий футбол, недаром его первые стихи были опубликованы в «Советском спорте», так и писал: «Ах, Лев Иваныч, Лев Иваныч...». Нет, Яшин не был обделён славой, его популярность была безгранична и дома, и за рубежом. Его награждали орденами, о нём писали статьи. Он был народным героем, а это звание куда выше, чем звание Героя соцтруда, присвоенное выдающемуся голкиперу, когда он уже стоял на краю могилы. Хорошо, конечно, что присвоили, хотя стоило бы это сделать и пораньше. Ведь он был достоянием не только одной страны, но и планеты. Он был одной из легенд уходящего ХХ века. Как Чарли Чаплин, как Юрий Гагарин, Альберт Эйнштейн.
И вот уже сколько лет минуло, как ушёл из жизни Яшин. Да каких лет! Сколько бурь пронеслось над миром и страной, нет уж и самой той страны, под флагом которой играл «вратарь века». А Лев Иваныч живет в памяти всех поклонников футбола. Голкипер, опередивший время. И оставшийся во времени. Великий и непостижимый. Навсегда.