Все знают теннисиста Андрея Чеснокова – полуфиналиста «Ролан Гаррос» (1989), четвертьфиналиста Australian Open (1988), финалиста Кубка Дэвиса — 1995 в составе сборной России, бывшего тренера Марата Сафина. Но немногим известно, что в юности он был болельщиком «Спартака» и часто посещал матчи любимой команды. Вплоть до того момента, пока не стал участником страшной давки на матче 1/16 финала Кубка УЕФА «Спартак» — «Харлем». Спустя 35 лет Чесноков рассказал «Чемпионату», как это было.
— Хорошо помню, что 19 октября шёл дождь, а на следующий день всё застыло от мороза. Была ужасная, холодная погода. В тот день с утра к нам в квартиру залетела птичка, воробей. Бабушка сказала, что это к покойнику.
— Зацепило?
— Нет. Никак не тронуло абсолютно. На следующий день я пошёл на матч.
— Как всё началось?
— Всех посадили на одну трибуну – не на ту, которая по идее спартаковская, а напротив. Ну а дальше… Дополнительное время, люди выходят, «Спартак» забивает, и чувствую: начинается какое-то нездоровое давление. Попытался выйти обратно, но уже не смог. Случилась страшная давка.
— Попали в самый её эпицентр?
— Как такового эпицентра не было. Вернее, он был везде. Толпа была абсолютно бесконтрольная. Нельзя было никуда двинуться — ни вправо, ни влево. Идёт волна в одну сторону – а ты с ней движешься и поделать ничего не можешь. Перестанешь ногами внизу перебирать, упадёшь и всё — считай раздавили. Я как-то оказался на маленьком пятачке, стоял рядом с каким-то солдатом, как сейчас помню. Рядом были перила, а вокруг перил уже лежали мёртвые.
Андрей Чесноков
Фото: РИА Новости
— Кошмар. Как удалось выбраться?
— Мне было 16, и я был довольно спортивным. Сумел как-то выкарабкаться. В какой-то момент пришлось наступать на людей, чтобы выпрыгнуть.
— Пытались кому-то помочь?
— Представьте: на ступеньках в толпе лежит один человек, на нём ещё один сверху, а на том – ещё кто-то. Вытаскиваешь одного полуживого, а за него тот, который снизу хватается, чтобы тоже выползти. Держат, не пускают и сами там остаются. Одного пацана вытащили как-то втроём. Приволок его к выходу, там уже стоит скорая. Подошёл к врачу, говорю: вот человек. Тот смотрит и отвечает: он уже мёртв.
Мне было 16, и я был довольно спортивным. Сумел как-то выкарабкаться. В какой-то момент пришлось наступать на людей, чтобы выпрыгнуть.
— Молодой?
— Залез к нему в куртку, паспорт достаю: 17 лет. Ровесник мой.
— Как на тот момент всё происходящее выглядело со стороны?
— Когда парня тащил, уже видел людей, штабелями лежащих на улице. Все мёртвые. Как-то собирались на 25-летие трагедии, и слышал в разговоре, мол, 66 человек погибло официально. Но я вспоминаю ту шеренгу из мёртвых длиной с теннисный корт – только там человек 50 лежало. Представляете себе корт?
— Более-менее.
— 30 метров. Так что думаю, погибших было больше, чем 66. Я это видел, могу оценить. Но время такое было, у нас всё скрывалось. Могли просто сказать «несчастный случай», а где он произошёл и что конкретно – нет. Никогда ничего не билось, не разбивалось, самолёты не падали, аварий никаких не было. Всё гладко, красиво.
— Помните, как домой вернулись после матча?
— Да. Родителям ничего не стал рассказывать, но они видели моё состояние и о чём-то догадывались, конечно. Пришёл без шапки, шарфа, дублёнка в крови. Так я её и не надевал больше.
— Долго в себя приходили?
— Какое-то время, признаться, думал, что всё произошедшее – сон. Как-то всё странно было, не похоже на реальность. Представьте: вот – я, а вокруг куча мёртвых людей, только что погибших. Как в такое поверить? И ещё газеты…
Но я вспоминаю ту шеренгу из мёртвых длинной с теннисный корт – только там человек 50 лежало.
— А что писали тогда?
— В том-то и дело, что ничего! На следующий день купил все газеты: «Правду», «Комсомолец», «Известия» — нигде и ничего! Только в «Вечерней Москве» три строчки, что-то вроде: «Произошло трагическое событие». И всё. Никаких подробностей абсолютно.
— Да, тут можно было потеряться в реальности…
— Так я поэтому и подумал, что, может, всё-таки это был какой-то сон. В 16 я ещё всё-таки был ребёнком. Вроде понимал, что реальность, но, с другой стороны, не мог поверить, как такое могло произойти.
— Неужели ни с кем не говорили об этом после?
— Когда пришёл в школу на следующий день, встретил ребят, которые тоже были на матче. Говорю: что-нибудь видели после матча? – Нет, — говорят. – Игра кончилась, мы домой пошли. Никакой давки, всё нормально было. Только через две недели тренеру рассказал, мол, вот такая ерунда со мной произошла. С тех пор я надолго перестал ходить на футбол. В районе 90-х годов в Тулузе меня только пригласил Вагиз Хидиятуллин. Это был первый раз, когда я после трагедии сходил на стадион.
— Удалось пережить трагедию, значит?
— Знаете, лет десять назад на одной встрече, посвящённой трагедии, пообщался с одной женщиной, у которой там сын погиб. Так вот спросил, как она смогла пережить это. Она ответила, что до сих пор не может жить с этим.
В подготовке материала участвовала Ирина Белкина.