Назаров. Злой.
Юрий Голышак
Комментарии
"Сериал" об Андрее Назарове и с Назаровым в главной роли - в материале нашего информационного партнёра, журнала "Российский хоккей+". Заключительная, третья "серия"...

В рубрике «Хоккей+» «Чемпионат.ру» публикует топ-материалы своего информационного партнёра, журнала «Российский хоккей+» — единственного в России хоккейного печатного издания.

Этот материал об Андрее Назарове и интервью с Назаровым, авторства замечательного журналиста Юрия Голышака, в силу своей «всесторонности» и объёмности за раз целиком в формате «Чемпионат.ру» просто-напросто не помещается. Посему, не без совета с коллегами из «Российский хоккей+», разумеется, мы приняли решение публиковать его тремя частями, в режиме эдакого «сериала». И, само собой, со сменой оригинального заголовка. В журнале заголовок таков: «Скоплю денег – куплю команду НХЛ». У нас: «Назаров. Хороший, плохой, злой...», как в том легендарном вестерне. Вот только у нашего «истерна» герой один, во всех трёх ипостасях, каждая из которых подходит ему точь в точь.

Серия первая, «Назаров. Хороший...» — здесь. «Серия» вторая, «Назаров. Плохой» — здесь. Это — «серия» третья, заключительная.

— Так это в боксе — там 15 раундов! А наш бой — 20 секунд. Надо успеть выплеснуть всю энергию. А для этого надо хорошо разозлиться, найти в себе силы на злость. Можешь говорить самому себе, что хочешь — злись на его кривой нос, большой рост… Эмоции выплеснул, победил, сел.

«ЗАМОЧИТЬ» МАЛЬЧИКА
Тафгаи, настоящие и выдуманные, — милейшие в общении люди. Может, это странно. Может — нет. Разговаривать с Симпсоном, Юдиным, да хоть Бульиным, — одно удовольствие. Все — с биографией. Все — с особенным восприятием мира. Вот и спрашиваю Назарова: «Самый необычный по характеру парень из тафгаев? Самый начитанный?»

И слышу в ответ то, что и должен был услышать. Знай я Назарова получше, к такому ответу был бы готов: «Я!..».

— А кроме?
— Ты что, думаешь, мы общаемся между собой? В НХЛ человек пятнадцать, которые дерутся, — и никакого общения в этом кругу нет.

— Я думал, наоборот.
— Нет, что ты! А как злиться друг на дружку? Как мне бить его? Не общаемся вообще!

— Хотите сказать, в сражениях испытывали настоящую злость к человеку напротив?
— Каждый раз! Только так! Его надо ненавидеть, чтоб хорошо драться. Увы, это так.

— Кажется, боксер Олег Саитов говорил, что злиться на ринге — беда. Злой боксер слишком много сил вкладывает в удар, и надолго его не хватает.
— Так это в боксе — там 15 раундов! А наш бой — 20 секунд. Надо успеть выплеснуть всю энергию. А для этого надо хорошо разозлиться, найти в себе силы на злость. Можешь говорить самому себе, что хочешь — злись на его кривой нос, большой рост… Эмоции выплеснул, победил, сел. А в боксе нужны комбинации.

— Бывало такое, что надо в себе эту злость вызвать — а её просто нет?
— Бывало. Выход один — приходится драку сводить на ничью. Мягко, втихаря. «Завязывал» людей — и отходил. Трибуны были недовольны, конечно, — а что сделаешь? Чаще всего меня спрашивают: жалко ли мне людей, которых бил?

— Не жалко?
— Никогда жалости не было. Все знали, на что идут. Я ж дрался только с готовыми людьми, не абы с кем. Жалеть нельзя. Он был слабее — он получил. В следующий раз будет сильнее.

— Что скажете о Симпсоне, который столько страха наводил на Суперлигу совсем недавно?
— Пацан не для Суперлиги, вот и всё. Хороший парень, классный, будет хорошим тренером в России. Я что­то слышал, будто он остался в фармклубе, русский учит… Но Симпсон был первым реальным тафгаем, приехавшим в Россию. Настоящий «полицейский», не вымышленный.

— Все предыдущие были дутыми фигурами?
— Ну да. А это был реальный человек, — правда, его стукнули сильно. «Пробили». Поэтомуто он в Америке закончил драться, сюда приехал. Мастерства у него много, поэтому здесь он спокойно катался.

— Кстати, смешны вам были слова Юдина, мол, Назаров уклоняется от боя?
— Да. Пускай пишет. Пописал-пописал, — перестал…

— Когда только приехали в Америку, по простоте бросались на всех подряд?
— Ну да.

— Когда Симпсон лупил Черепанова, вы его понимали?
— Я прекрасно понимал Симпсона. Хотел вырубить одного из лучших нападающих. Причем, по заданию тренера, это сто процентов. Заработал себе бонусы — и хотел подписать новый контракт. Остаться в клубе.

— Очень простое объяснение.
— О чём и разговор! Прекрасно знал, как и для чего он это делает. Люди этого не понимали, — а все из — за контракта, который у него кончался…

Я вспомнил ещё один случай — когда на величайшего «полицейского» Брашира последних лет напал наш Вишневский. И противостоял, вроде бы, достойно. Назаров тот конфликт хорошего с отличным тоже, разумеется, помнил.

— Конечно, помню, — Андрей пожал плечами. — На моей памяти случалось, что обычный игрок «выщёлкивал» полицейского. Но такие моменты — случайность. Возможны только при условии, что «полицейский» не настроился. А если б Брашир подсобрался и с Вишневским ещё раз встретился, — думаю, просто «замочил» бы мальчика. И всё. Брашир, в самом деле, один из сильнейших тафгаев, кому только от него не доставалось. Я сразу и не вспомню, кому он уступал. За всю историю проиграл боев пять, не больше. Фантастически одаренный в смысле бокса парень.

— Одна-­единственная фраза у меня в голове застряла: «Каждый должен понимать, что он делает в этой жизни». Для чего ты здесь? Если ты корреспондент — берёшь интервью, работаешь в газете. Если вратарь — лови шайбы. Боец должен драться. В каждой игре…

NAZZY AND AMERICA
Я думал, что эта тема для Назарова — больная. И дотрагивался до неё, собрав всю деликатность. Уверен был, что всякий тафгай считает себя лучшим в мире, ища в собственной самоуверенности духовную опору. Иначе, какой же он тафгай? Однако ж решился — и спросил: «Чего ж вам не хватило, чтоб стать великим „полицейским“? Чтоб о Назарове вспоминали лет сорок?»

Назаров будто ждал этого вопроса. Не смутился, не побледнел лицом.

— Наверное, немного не хватило техники. Против сыграло ещё и то, что меня на драфт поставили как игрока, а не как «полицейского». В подсознании постоянно сидело — надо забить гол. Не вытравил из себя мечту забивать, отдавать — оставался игроком… На сто процентов не отдавался «полицейской» теме. В каких­то матчах отдавался, но не всегда. Чувствовал: если не забью — как­-то ущербно буду себя чувствовать. Неприятность была в том, что я неплохо играл в хоккей. Потому и не стал великим «полицейским». Ты знаешь, во сколько лет из меня сделали бойца?

— Во сколько?
— В 22! Это очень поздно! Но в то же время я был чистый…

— Не понял.
— Мало травм было. Ребята, которые с пятнадцати лет работают как тафгаи, часто к 22-м уже «пробитые». Или имеют приличный букет травм. А у меня и голова была свежая, и руки работали. Пять — семь лет бился, а лет в 29 снова захотелось голы забивать. И вот здесь­-то моя карьера закончилась. Решил сам для себя: хватит.

— Грязным Назом кто вас первым назвал?
— Вот это — самый сложный вопрос. Такой же, как ты — раз, и залепил… После какого — то матча в одну секунду превратился в самого грязного хоккеиста НХЛ.

— Великим «полицейским» вы не стали. Однако ж сколько классных хоккеистов закончили — и забыли их на второй день. Вот Назарова помнят.
— Думаешь, помнят? Хрен его знает… Скоро, наверное, забудут. Всё забывается.

— В Америку вы уезжали другим по характеру человеком?
— Когда приехал в Америку, понял — надо принципиально менять свой менталитет. Иначе в этой стране не выживешь. Менталитет товарищества и братства — он как­то отходит в сторону в этой стране. Ты становишься единоличником. Как и всякий человек в НХЛ — единоличник. Каждый знает своё место. Знаешь, какие слова Кинэна я никогда не забуду?

— Какие?
— Одна-­единственная фраза у меня в голове застряла: «Каждый должен понимать, что он делает в этой жизни». Для чего ты здесь? Если ты корреспондент — берёшь интервью, работаешь в газете. Если вратарь — лови шайбы. Боец должен драться. В каждой игре. Как раз для моего случая мысль — надо настроиться только на свою работу, отбросить лишние мысли. Я и в нынешней жизни пытаюсь этому следовать.

— Кинэн для вас — тренер номер один?
— Наверное. Ещё с Саттером нравилось работать. У Кинэна на послематчевых разборах что угодно могло по раздевалке летать. Как — то, помню, зашел в раздевалку, хвать магнитофон — и ухнул об стенку. А вечером пошёл в магазин и купил новый. Ходил, смеялся.

— Бретт Халл про Кинэна, кажется, сказал: «Я хотел его убить, крюком клюшки выколоть глаза». У вас ничего подобного по отношению к тренерам не было?
— Было. Это сейчас смешно, а когда ты в команде и тебя не ставят, думаешь всякое: «Вот урод, я так хочу играть…»

— Сохранить душевную мягкость в Америке было сложно?
— Нереально сложно!

— Так как удалось?
— Никак не удалось. Она никуда не делась — убрал её на некоторое время, душевную мягкость. Быстро понял: мне 19 лет, я получил контракт на полмиллиона долларов, забрал работу какого — то американца. Пресс был довольно жёсткий.

— В какой момент пропало настороженное к вам отношение?
— Оно не пропало. К русским всегда настороженное отношение.

— Кто-то из футбольных тренеров говорил: «Русский в коллективе — всегда рулетка». Хорошее определение?
— Отличное. Русский, каким бы ни был талантливым, может не заиграть. Среди русских много обидчивых ребят, — особенно среди талантливых. Очень многие на «своей волне» Я до сих пор помню свой первый день в Америке. Тяжелее дня у меня не было.

— Что это было?
— Просто сидел в гостинице и смотрел по сторонам. Думал.

— Кубок Стэнли — слишком серьёзная штука. Вы про Тихонова говорите, — а что Тихонов? Думаете, в Америке ему дали бы собрать всех лучших в одну команду? Тупо украсть хорошего игрока никто не позволил бы…

«А ЧТО ТИХОНОВ?»
В чём я был уверен, так это в том, что нынешнее тренерство Назарова — благотворительность в наполовину чистом виде. Пока ты главный тренер «Трактора» — где-­то стоит сосисочный цех. Где-то тормозится продвижение славной водочки Nazaroff по миру. Спрашивал так, на всякий случай. Спрашивал, чтобы спросить: «Ваше нынешнее пребывание в тренерах — удар по карману?»
— Да нет, вряд ли. Тренерство занимает всё моё время, это факт. И бизнесом никаким я сейчас не занимаюсь. Только так, кое­что по недвижимости… Как тебе объяснить, чтоб попроще­-то?

— Вы постарайтесь. Я пойму.
— Посидел год без хоккея, и понял: всё-таки я хоккеист, хоть и в прошлом. Знаю своё дело неплохо. Сейчас я уверен, что могу выйти на лидирующие позиции как тренер. Насколько мне известно, тренеры в Суперлиге имеют солидные контракты — вот тебе, пожалуйста, те же бабки могут прийти с другой стороны.

— Уже почувствовали, что это — ваше?
— Рано говорить. Но почувствовал, что команда играет. Я прошлогодний «Трактор» не видел, но многие говорят, что команда здорово прибавила. Сезон длинный — посмотрим…

— Довлатов писал: «Чтоб жить в Америке, надо её полюбить». Вам это удалось?
— Довлатов — это писатель? Он немножко неправильно писал. Я переиначил: чтоб жить в Америке, надо быть ей нужным. Будешь нужным — сам захочешь там жить. В этой стране постоянный драйв, но ты должен быть в системе. Если из системы выпадаешь, всё заканчивается. Но Америку сложно полюбить! Очень сложно!

— Почему?
— Очень жёсткая страна, со своими правилами. Влево, вправо — расстрел. Несвободная страна. Вот закончил я с хоккеем, пожил, посмотрел — и мне там не понравилось. Может, когда-­то понравится. Мне нравится мой город, хоть именно Америка научила жизни.

— Если скажу, что через десять лет будете работать в американском хоккее, поверите?
— Почему нет?!

О мечте другого большого хоккейного человека, Владимира Юрзинова, я не удержался, рассказал. Когда-то Юрзинов делился со мной — теперь я делюсь с Назаровым.

— Юрзинов когда­-то убеждал Тихонова отправиться в Америку, там быстренько выиграть Кубок Стэнли, — и показать всему миру, как умеют работать русские тренеры. Вы лучше всех знаете — получилось бы?
— «Быстренько» у них не получилось бы. Кубок Стэнли — слишком серьёзная штука. Вы про Тихонова говорите, — а что Тихонов? Думаете, в Америке ему дали бы собрать всех лучших в одну команду? Тупо украсть хорошего игрока никто не позволил бы.

ДЕРИТЕСЬ!
Когда — то, давным-давно, Назаров в серии советов для новичков НХЛ сбился на шутливый тон. И первейшим советом была мысль экстравагантная — абсолютно в стиле Назарова. Надо подраться на первой же тренировке с партнером по команде! Вот так номер!

— Между прочим, шутить я и не думал, — насупился Назаров. — Подраться надо обязательно, это важный момент. В Канаде и Америке любят тренеры игроков эмоциональных. Для этого совсем необязательно кидаться на «бойца». Если в тебе увидят человека эмоционального и наглого, скорее всего, оставят в команде. Если будешь кататься и просто ждать, когда получишь шайбу, — в НХЛ не попадёшь.

— Хотите сказать, что вы подрались на первой же тренировке?
— На первой — нет. Зато в первой же игре у меня было три драки. Да еще и отдал решающую передачу. Все удивились: кто такой? С ума сойти, какой дебют был!

— Нет ощущения, что в нынешней жизни немножко недостает эмоций?
— С чем-­чем, а с эмоциями у меня сейчас всё в порядке. Точно хватает. В тренерской работе этого добра по горло. Но это сейчас я тренер, — посмотрим, что будет дальше. Это ведь только в России такое: если человек попадает в тренеры, то работает чуть ли не до семидесяти. Он уже еле ходит, а все тренер, тренер… Всю жизнь — тренер!

— А как надо?
— Тренировать можно 15-20 лет, всё! Потом организм иссякает, эмоций нет, — надо становиться директором клуба. Там эмоции не нужны.

— Самый старый тренер, которого вы встретили в Америке?
— Скотти Боумэн, наверное. Но это уникум. Там тренируют люди от 30 до 50.

— В институт поступили, как собирались?
— Да, зачислили в ВШТ. Не знаю, чему они могут меня научить. Но тренерскую лицензию надо получать, вот и пошел.

БЕСПЛАТНЫЙ ПИАР
За словом тафгай Назаров в карман не лез никогда. Отчего­-то показалось, что сегодня Андрей такого интервью о допинге, как совсем недавно, не дал бы. Впрочем, кто знает?

— Хоть кто­-то из знакомых после того интервью отреагировал неожиданно?
— Нет, нормальная была реакция. Пожурили меня немножко. Что такого? Но мне из принципа было безразлично, как они отреагируют. Просто сказал — и всё. Немножко рассказал, чтоб людям интересно было.

— Немножко?!
— А нужно было много рассказать, что ли? Мог и больше рассказать, — но зачем? Только чтоб люди понимали — не всё так весло в НХЛ, как кажется со стороны.

— После вашим родным звонили и угрожали. Тоже спокойно отреагировали?
— Конечно. Посмеялись и забыли. У меня родные тоже умные люди. Все эти угрозы — чушь… А какие­то обидные слова пропускаю мимо ушей. Когда меня ругают через прессу, я понимаю: это пиар, кто-­то бесплатно на всю страну назвал мою фамилию. Давайте, продолжайте!

— Люди вашего поколения, приезжая в Америку, только там впервые сталкивались с марихуаной — и были шокированы. Помните, как столкнулись вы?
— Вот об этом лучше вообще не надо. Пропускаем вопрос. С марихуаной этой… Сейчас опять наговорю, потом будут писать: «Назаров говорит — все курят марихуану». Не надо.

— Самый большой нераскрывшийся талант на вашей памяти?
— Был такой хоккеист — Александр Чербаев. Мы вместе приехали в Америку — он из «Химика», я из «Динамо»… Он уже лучшим бомбардиром был в России, 25 шайб наколотил. Но в Америке ему раскрыться не дали. Пришлось вернуться. Очень талантливый человек был.

— Хоть к одной собственной ошибке возвращаетесь памятью?
— Не в моём характере!

Окончание «сериала». Серия первая, «Назаров. Хороший...» — здесь. «Серия» вторая, «Назаров. Плохой» — здесь.

Комментарии