Интервью вдовы великого голкипера в день юбилея

Окончание. Начало: «Придумали беременность, чтобы Витя избежал ЦСКА»

Чего меньше всего было в этой беседе – так это пафоса. Приехать в Нижний Новгород и подняться на четвёртый этаж «сталинки», сменить не лучшие подъездные запахи на эту светлую и чистую квартиру стоило хотя бы ради того, чтобы на два часа погрузиться не в выдуманно-парадную, а в настоящую жизнь легенды 60-х. Где слезам и проблемам доставалось не меньше места, чем блеску медалей и звукам гимна на «золотом» пьедестале…

«УШЁЛ ИЗ ХОККЕЯ, ПОТОМУ ЧТО ЕГО НЕ ВЗЯЛИ В САППОРО-72»

— После вашего рассказа об отношении Виктора Сергеевича к физической боли становится понятно, как он на чемпионате мира 1970 года получил в матче со шведами многооскольчатый перелом переносицы, но сбежал из больницы и на следующий день вышел на матч с финнами, — говорю Валентине Дмитриевне Коноваленко.
— Да, я по телевизору в прямом эфире видела, как он эту травму получил. Но, зная его, совершенно не удивилась, что на следующий день играть вышел. То поколение умело себя заставлять и терпеть. И тренеры у них такие были. В какой-то момент сердце у него побаливало, но на это не обращали

внимания. Как-то во время игры он пожаловался, что у него инфаркт почти, но Тарасов сказал: «Нет, будешь играть!»

— Правда, что однажды он пообещал Тарасову на чемпионате мира, что в первой игре после возвращения отдохнёт, не выйдет против ЦСКА, – и, хоть на него давили, сдержал слово?
— Да. Он был человеком слова – и в семейной жизни если сказал, то сделает точно. Говорил очень мало (к интервью для телевидения его приходилось специально готовить, иначе вообще ничего не скажет), но уж если что-то пообещал – выполнит как пить дать.

— Не жалел, что совсем чуть-чуть не дотянул до легендарной Суперсерии с Канадой?
— Он воспринимал жизнь такой, какая есть. Но матчи с канадцами по ночам смотрел. И даже меня заставлял вставать. Я вот думаю, что если бы с канадскими профессионалами играли в 60-е годы, то с Тарасовым и Чернышёвым и с такой командой, какая у нас тогда была, мы бы их обыгрывали. И эти тренеры, и та наша власть просто не дали бы им проиграть. Сдохли бы – но победили.

— Жесток был Анатолий Владимирович?
— Наверное, тогда надо было таким быть… Но и я, да и Витя тоже больше уважали Чернышёва. Лично я к Тарасову плохо относилась, потому что ему не хватало человечности. Он знал, что Коноваленко – единственный в сборной не из Москвы. И ему было безразлично, что у того семья в Нижнем (поправим Валентину Дмитриевну: тогда город назывался Горьким. — Прим. «Чемпионат.com»). И если москвичей из сборной на выходные отпускали домой, то Вите домой съездить нельзя было. В итоге он мотался в Москве где попало.

— Читал, что ему из-за этого пару раз приходилось даже на вокзале ночевать. Дикость какая-то: вратарь сборной, олимпийский чемпион – и на вокзале!
— Бывало. Но подробностей не знаю, он мне не рассказывал.

— Коноваленко ведь и ушёл из хоккея оттого, что Чернышёв с Тарасовым не взяли его на Олимпиаду-72 в Саппоро?
— Да, однозначно. Разочарование было безумное. Уж вторым-то его точно могли туда взять.

— О том, что Коноваленко не едет в Японию, было объявлено за считаные часы до матча ЦСКА – «Торпедо», и горьковчане, чтобы отомстить Москве за эту обиду, разгромили чемпионов на выезде – 8:3. А вы мужа не отговаривали? Не призывали поиграть ещё – ведь всего двумя годами ранее он в символическую сборную чемпионата мира вошёл?
— Нет. Я хоккеем глубоко не интересовалась и воспринимала всё как есть. Да и, в конце концов, мы все жили примерно одинаково, не знали, что такое богатство. У нас была благополучная семья, мы не нищенствовали – квартира, машина. Всё это после

окончания Витиной карьеры у нас осталось. А то, что зарплата тренерская стала 135 рублей, и уже не было тех 300, что во времена игры за сборную… Так ведь и я работала.

«НАЧАЛИ ВСТРЕЧАТЬСЯ НА… ПОЖАРЕ ХОККЕЙНОЙ АРЕНЫ»

— В суде, где вы трудились, знали о вас как о жене Коноваленко?
— Я не говорила. Хотя, может, и знали. Но виду не показывали.

— Вы работали всю сознательную жизнь. У мужа это чувство протеста не вызывало?
— А куда он денется? Он и не знал-то о моей работе практически ничего. Я жила своей жизнью, поскольку он редко дома бывал – всё время на сборах, в Москве, в сборной… И коллектив мне нравился, не готова я была годами дома сидеть. Семья, из которой я родом, очень бедная, и я очень рано пошла на работу. С детства была очень активной девочкой: пионеркой мне, правда, родители, люди верующие, не позволили стать, а вот в комсомол вступила, и дома никому об этом не сказала. И работать пошла.

— Как вы познакомились?
— Жила на проспекте Ильича, 4. А во дворе как раз находился дворец спорта, который сейчас носит имя Коноваленко. Плюс к тому его дорога из дворца до дома лежала строго через наш дом. И школа моя – тоже рядом. Потом он говорил мне: «Я тебя с восьмого класса знаю». А мы, весь мой класс, выросли с хоккеем. И я знала, что есть такой Коноваленко. Потом пересекались на ГАЗе. В моей политехнической школе нас с 9-го класса заставляли по три дня в неделю ходить на практику на завод. А он в тамошней футбольной команде играл постоянно. И меня видел.

— Он ведь там вроде ещё и токарничал?
— Да бросьте. В футбол он там играл.

— И как со своей малоразговорчивостью вас обаял?
— Нисколько он меня не обаял! Просто вовремя подсуетился (смеётся). Витя же на четыре года старше меня, а трое или четверо ровесников, которые считали меня своей невестой, ушли в армию. Один из них, когда вернулся из армии и увидел, что я уже замужем, попросил меня с Коноваленко развестись. С какой стати?
Ещё один парень из общежития молодых специалистов так меня любил, что всю жизнь себе испортил. Когда я вышла замуж, добровольно пошёл в военкомат, уехал куда-то на Камчатку – и из табельного оружия хотел застрелиться… А встречаться с Виктором мы начали… после пожара.

— Что за пожар?
— В 60-м году болельщики арену хоккейную сожгли. Ту, что без крыши. Какую-то важную игру перенесли в Москву – так народ обиделся и поджёг стадион. А он был деревянный и сгорел дотла. Пожар был знатный – и мы все на него глазели, поскольку, считай, прямо в собственном дворе. Стояла, разинув рот, любовалась на пламя… И вдруг Витя, в модном светло-коричневом ратиновом пальто, весь в саже, с территории стадиона на улицу выскочил – и сам к нам подошёл. Можете представить эту сцену? Они тогда уже в Колорадо съездили, почётными гражданами стали, пальто и сомбреро прикупили… Вот с пожара всё у нас и началось.
А до того за мной ухаживал другой игрок «Торпедо», тоже серебряный призёр 61-го – Толя Орлов. Забегал, помню, перед походом на хоккей, шарф мне завязывал и спрашивал: «Валенки надела?» Он мне предложение раньше Вити сделал. Но Толю очень любила моя подруга, и я сказала: «Встречаться с тобой не буду». На подруге Орлов в итоге женился, но затем они разошлись.

— А самого Виктора никто у вас отбить не пытался?
— Точно знаю: когда он на мне решил жениться, в него была влюблена одна девушка из спортклуба, легкоатлетка Люба. Так перед

нашей свадьбой она подала заявление, чуть ли не как в истории со Стрельцовым!

— На изнасилование?!
— Да. И мать её тоже суетилась. Но ничего у них не получилось.

— А серьёзные конфликты в семье у вас были?
— Один раз – очень серьёзный. У него какая-то любовь в Москве была – я это точно узнала. Ещё задолго до того, перед свадьбой, говорила ему: «Если что – уходи, я тебя ни держать, ни плакать не буду. Лишь бы нам с дочкой было где жить». Гордая была… И когда узнала – сразу сказала: «Уходи». Не ушёл…
Хотя Эпштейн – тренер, которого он очень любил, – всё время звал его в «Химик». Когда я его прогоняла, говорила: «Можешь переехать ближе к Москве, а нас оставь здесь». И добавляла, что больше не люблю его совсем. Больше объяснений не было. Но с того момента мы нормально жили.

— А со столичной зазнобой он сразу расстался?
— Думаю, да. Но меня это абсолютно не интересовало.

«ИЗ-ЗА ГРАНИЦЫ ПРИВОЗИЛ ПЛАСТИНКИ „БИТЛЗ“ И ЖУРНАЛ „ПЛЕЙБОЙ“

— Вам никогда не разрешали с ним за границу на чемпионат мира поехать?
— Нет. Может, ему вообще не приходила в голову такая мысль. Он же горьковчанин, скромный. Только один пример слышала – году в 67-м на чемпионат мира в Австрию каким-то образом поехала жена Вениамина Александрова. Так Витя тогда привёз мне самые приличные шмотки за всё время. Она ему помогала их выбирать.
Вообще же он, когда ездил за границу, всегда мне что-то привозил, одевал меня полностью. И вкус у него был, и ни разу не промахнулся с размером – ни обуви, ни платья или блузки, ни, извините, нижнего белья. А себе журнал „Плейбой“ покупал, они все их провозили (смеётся). Хотя на таможне могли отобрать и судить за порнографию…

— А музыку он любил?
— Да, „Битлз“. У нас была подлинная пластиночка, которую он привёз из Англии.

— После того как на „Уэмбли“ ездил в хоккей играть?
— Наверное. Она у нас по всему автозаводу ходила. Нам её потом вернули уже склеенную. Она жива до сих пор.

— По части кухни Виктор Сергеевич был гурманом?
— Да вы что! Прожив столько лет с ним, я вообще не понимаю мужчин, которые ругают женщин: мол, не готовят, стирать не умеют. Я вообще представить не могла, что он мне может что-то сказать по этому поводу. Я же у мамы была одна, тётя замуж не выходила, ещё три сестры у неё двоюродных в нашем доме – все незамужние. Так они все меня одну и воспитывали. Вот я и выросла хоть бедная, но очень гордая и избалованная. И делать ничего не умела. Правда, если успешная игра, то столы

с другими жёнами сообща будь здоров накрывали – борщ и всё такое. И регулярно у нас, поскольку ближе всего к стадиону. Команда же была – друзья!

— Коноваленко был хорошим отцом?
— Очень. Насколько это, конечно, было возможно при его графике, когда он играл. Однажды „Торпедо“ находилось на сборах в Москве перед поездкой в Финляндию, и тренер Костырев не отпустил его проводить Ольгу в первый класс 1 сентября. А Оля для Вити была всем. Он мне даже не давал ребёнка купать, когда дома был! Считал, что я ещё глупая и маленькая. Более того, он и собственной матери её купать не позволял!

— Коноваленко в тот раз, насколько знаю, уехал самовольно. А потом сам Костырев пошёл к нему на примирение.
— Знаю, что Витя в него коньками запустил. Хорошо, не попал, а то убил бы, наверное… Дочка, кстати, вся в отца. Лишнего слова не скажет. Как она только педагогом стала! Она сначала в радиофизический поступала, а потом преподавала в школе математику, завучем была. Но после смерти отца из школы ей пришлось уйти, и она пошла на ГАЗ, начальником по управлению кадрами в одном из подразделений. Но, как я говорю, ей бы в ФСБ работать. Слова из неё не вытянешь, всё шифруется!

— Внуки есть у вас?
— Нет, и не будет уже. Дочке в январе исполнилось 50. У них почему-то все одноклассницы не замужем… Есть внучатые племянники, девочка и мальчик, умненькие погодки, гостили у нас. Выучились в Санкт-Петербурге на программистов.

»ДРУЗЬЯ ЗВОНИЛИ: «ВЫРУЧАЙ!». И ОН В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ ВЫРУЧАЛ"

— Таких профессий, как «спортсмен» и «тренер», в ту пору официально не существовало. Какая запись была у Коноваленко в трудовой книжке?
— «Инструктор физкультуры профкома завода ГАЗ».

— С детишками из торпедовской спортшколы «инструктор физкультуры» любил возиться?
— Очень. Он сначала 56-й год рождения тренировал, потом 59-й с Вячеславом Рьяновым, который сейчас «Торпедо» тренирует. И, наконец, 70-й с Андреем Коваленко.
У нас же спортинтернат был. А что такое интернат? Это не только тренировки, но и воспитание. Это воспитание. Родителей рядом нет, за каждым классом закреплена воспитательница. У 62-го года это была Марья Ефимовна. Витя тренировал, вечером уходил домой, а она должна была их чуть ли не спать уложить. Так она могла позвонить, если у них там какой-то непорядок, поскольку сама не всегда справлялась – парни-то взрослые уже. И в 11 вечера могла набрать, и в полночь: «Виктор, приходи, надо с тем-то разобраться».

— И Виктор Сергеевич, даже если уже лег спать, моментально одевался и шёл?
— Да. А к друзьям он как относился! Кто-то попался пьяный, в вытрезвитель попал или ещё что случилось, Вите звонят друзья: «Выручай!» И он в любое время выручал. Или кто-то в доме женится, ему говорят: «Витя, дай машину», а то и «Можешь отвезти нас?» — «Да, пожалуйста», – отвечает. Безотказный. Или продукты надо было забирать по блату – он ехал. Я же терпеть не могла наших торгашей. Нас ещё в школе так воспитали, что никто в торговлю не пошёл. Непрестижно это было.

— А о самом Коноваленко, с учётом массированной пропаганды спорта от губернатора Шанцева, сейчас в Нижнем вспоминать престижно?
— Ко мне совсем недавно обратилась дочка моих соседей, которые живут под нами. Она одна из администраторов одного из лучших наших городских лицеев. Её сыну, который учится в пятом классе, дали задание написать что-то про знаменитых горожан. Среди них – президент ГАЗа Николай Пугин, Коноваленко, ещё кто-то современный. Мы, теть Валь, говорит, про Виктора хотим писать. Ну, приходите, говорю. И мы тут с ними сидели. Ребёнок ходит вот с такими глазищами, смотрит на эти шайбы,

маски, фотографии… Кроме него, тему Коноваленко больше никто не взял. Он – как некий мифический герой. Дети знают, конечно, что был такой человек, есть улица его имени, дворец спорта. Но что он жил в соседнем дворе, что можно пообщаться с его женой и дочкой – никому и в голову не приходит! Мальчик умный, кстати, говорит прекрасно, IQ там, наверное, за сотню уже. Лицей не спортивный, всё для него новое. И было удивительно и приятно, что он так заинтересовался.

— Вашего мужа нет с нами уже 17 лет. А чью смерть из хоккеистов он сам острее всех переживал?
— Валерия Харламова. Единственный, к кому он в Москву на похороны поехал. Валера ведь погиб, когда не попал в сборную на Кубок Канады. А Виктор прекрасно помнил, что испытывал такое же разочарование, когда его «прокатили» мимо Олимпиады в Саппоро…

«ОЧЕРЕДЬ ПОПРОЩАТЬСЯ СТОЯЛА КИЛОМЕТРА НА ПОЛТОРА»

— А на похороны самого Коноваленко из столицы много народу съехалось? На прощальном матче-то и Тарасов был, и почти вся сборная.
— Нет, только вратарь Виктор Зингер, с которым они вместе играли и дружили. Третьяк в Канаде был, телеграмму прислал. Но там была скоропостижная смерть, неожиданная для всех. С Коноваленко весь город попрощаться пошёл. Гроб выставили во дворце спорта, и вынос гроба с панихиды на кладбище наметили на час дня. Так к этому времени очередь ещё стояла километра на полтора. Так многие даже не попали туда.

— Виктор Сергеевич умер прямо во время планёрки на стадионе?
— Да. Четырьмя днями ранее был 60-летний юбилей у Володи Солодова – управляющего производства легковых автомобилей, бывшего игрока «Торпедо». Мы с Витей и Володя со своей женой Ларисой поженились в один день, дружили. Сначала он где-то во дворце отмечал, потом с друзьями… Наверное, хорошо посидели там – а Виктор был как раз после операции на глазах. Он плохо видел, очень осторожно ходил. А это был февраль, очень скользко. Он позвонил домой и говорит: «Встретьте меня, пожалуйста, а то я выпивши, боюсь идти».
Говорю Ольге: «Пойдём отца встречать». А она его всё время пугала, что после операции пить нельзя – и, как услышала, что выпил, упёрлась: «Не пойду!» Ну,

говорю, как хочешь, тогда я одна. Пошли, конечно, обе. Он, помню, расплакался, что вдвоём его встречать пришли…
Оля наорала на него, и мы не по переходу пошли, поскольку у нас там пункт милиции под окнами был, и я боялась, что его могут забрать. Тогда же выпивших всех брали — будь ты хоть сто раз Коноваленко. Идём, Ольга ворчит, а он молчит. Чувствую, что-то не так. Дошли до остановки трамвая, и он вдруг: «Подожди, мне что-то в груди больно». И за меня держится. Дочь видит заминку и кричит: «Ну вот, сейчас точно придут из милиции!».
Я её домой прогнала, сказала, что вдвоём дойдём. Я взяла снег, растёрла ему там, где болит при стенокардии. Доползли потихонечку. Потом три дня всё нормально было, а 20-го утром Витя перед работой вдруг говорит: «Мне что-то плохо, у тебя ничего нет?» Говорю: «Выпить, что ли?» А у нас дома бутылки отродясь не было. Я не позволяла. Даже председателя спортклуба «Торпедо» Харитонова однажды спустила с лестницы, когда они пьяные к нам пришли…
«Да нет, — говорит, — таблеток каких-нибудь». А у меня ничего не было, кроме нитроглицерина, сильного средства. Сказала, что это, наверное, слишком круто, ты никогда его не принимал — а теперь думаю, что надо было дать всё-таки. Он: «Ну ладно, я сейчас уж как-нибудь дойду, а там у нас врачи есть». Дошёл, но сразу началась оперативка. Харитонов стал докладывать по поводу какого-то матча, который «Торпедо» проводило накануне. А Витя реплику только начал: «Да они разве...». И повалился…
Дальше для меня несколько дней были как в тумане. Помню, прокурор приехал, по закону нужно было обязательно везти на экспертизу – а вдруг, например, отравили… Я давала расписку, что у меня нет претензий…

— То есть никто его доводил? Вообще, много у него было врагов, завистников?
— Нет, не думаю.

— Читал, с могилы бронзовую шайбу воровали несколько раз?
— Однажды. Поэтому теперь она не бронзовая, а из менее ценного металла. И клюшку отпиливали. Завод сразу восстановил, припаял новую. А вандалов так и не нашли, хотя и газеты писали, возмущались.

«ЗВАНИЕ ПОЧЕТНОГО НИЖЕГОРОДЦА ЛИШЬ ДВОИМ ДАЛИ ПОСМЕРТНО. ГОРЬКОМУ И КОНОВАЛЕНКО»

— Вы упомянули, что Коноваленко – почётный гражданин Колорадо. А почётным нижегородцем он, надеюсь, является?
— Он им стал… не так давно. Посмертно. Дочка Оля ездила, когда губернатор Шанцев и председатель областного Законодательного собрания Лебедев присвоили ему звание Почётного гражданина Нижегородской области. Это и по телевизору

показали. Льгот семье, правда, никаких это не дало.
У нас только двум людям в истории посмертно дали это звание – Максиму Горькому и Коноваленко. Вскоре пошла во дворец спорта с ветеранами – не поздравляют. Я им говорю: «Знаете, что Виктору звание почётное присвоили?» А они отвечают: «Не поздновато?» То есть как оскорбление восприняли, что не при жизни! Тогда он хоть льготами успел бы попользоваться за жильё, проезд был бы бесплатный… Но спасибо за то, что сейчас. Шанцев для «Торпедо» вообще многое делает. Не знаю, что вообще с клубом станет, если его не будет.

— Как жена двукратного олимпийского чемпиона, пенсию дополнительную получаете?
— Нет. Я вот Путину всё хотела письмо написать. Платят же что-то вдовам участников войны. А нам только «Торпедо», как и всем ветеранам, по 4 тысячи рублей доплачивает. Так если создали олимпийскую стипендию – может, платить её и семьям тех, кто умер давно? Но так писать и не стала.

— А на матчи «Торпедо» ходите?
— Я ветеран «Торпедо», у меня есть удостоверение. Но не хожу. Знакомые, которые меня окружают, не хотят видеть и слышать никакого современного хоккея. Только вспоминают те времена, когда играл Виктор Сергеевич. Его все уважают. И мне приятно это видеть. Он был честным человеком.

— Снится он вам?
— Очень часто. И сейчас, бывает, снится. Только всё время уходит куда-то. Думаю: что он домой-то не возвращается? Где живёт?..

«Чемпионат.com» благодарит пресс-службу ХК «Торпедо» (Нижний Новгород) за содействие в организации интервью.