…О нём всегда вспоминали, когда всё шло не так. Ещё в бытность игроком для сборной его не хватало совсем чуть-чуть. Когда играли в две пятёрки, он был пятым защитником. Тарасов пообещал ему, что сейчас перейдём на игру в три пятёрки и тогда… Но когда перешли, оказалось, что выросло новое поколение защитников, и он стал в сборной седьмым.
О нём вспомнили в Риге, когда местное «Динамо» стало барахтаться в недрах второго эшелона. И он прошёл с Ригой путь до четвёртой команды Советского Союза.
«Он пережил самое страшное время вместе со своей командой, когда она была разделена, а он со своей половиной оказался во втором эшелоне и выбирался оттуда».
В сборной о нём вспомнили в 1977 году, когда на чемпионате мира в Австрии была завоёвана бронза. Это сейчас третье место на чемпионате мира вполне достойный результат (по мнению руководства ФХР, даже положительный). Тогда же это была катастрофа. Но тренер сборной – это одновременно и тренер базового клуба сборной. Так он оказался в ЦСКА. Уже навсегда.
Свои первую и последнюю Олимпиады он проиграл. Сначала в 1980 году, имея слишком мощную команду. Затем в 1994-м, когда команды уже не было вообще. Между этими двумя поражениями победил на зимних Играх трижды. Как Тарасов и Чернышев, поставив себя в один ряд с легендами.
О нём вспомнили в 2003-м, когда от сборной шарахались все мало-мальски уважающие себя тренеры. Потому что большинство из них к тому времени через сборную прошли, победного результата не дали, после чего были под фанфары изгнаны. В свои 73 года он вышел на первую тренировку сборной на коньках, в вязаной шапочке с надписью «Калгари-88» и клюшкой. Большинство его сверстников, доживших до таких лет, если и ходили, то в основном под себя. А он ездил и на клюшку опирался, только стоя у борта.
Увы, тогда и он не дал результата. А кто бы его тогда дал? Из сборной ушёл тихо и спокойно, сказав на прощанье, что его время уже прошло и его хоккей остался в прошлом. Он до конца своих дней пытался понять, что такое современный хоккей, без конца что-то записывая в маленький блокнот. В его кабинете, на «армейской» арене, их остались десятки, если не сотни. Что он туда записывал? Что пытался понять, выиграв в хоккее всё, что только можно?
Он никогда не был равнодушен. Спрашиваешь ли его о каком-нибудь матче ВВС МО 60-х годов или о только что завершившейся игре ЦСКА. Сразу заводился, начинал всё раскладывать по полочкам, разбирать игру всех по очереди.
Он, с которым мы выиграли свой единственный в истории Кубок Канады, порвав в финале родоначальников со счётом 8:1, не любил вспоминать об этом мероприятии в принципе.
«Он не смог вырастить сына-хоккеиста, зато вырастил внука. Который как игрок пошёл дальше деда, попав и на Олимпиаду, и на чемпионаты мира».
Потому что оно лежало в той же временной плоскости, что и гибель Валерия Харламова. Которого он собственноручно от того Кубка Канады отцепил. И нёс этот груз на себе всю оставшуюся жизнь.
Он жил хоккеем и дышал им. Он пережил самое страшное время вместе со своей командой, когда она была разделена, а он со своей половиной оказался во втором эшелоне и выбирался оттуда. Это он, прорвавшись к президенту, убедил его вернуть ЦСКА привычную мощь. Уже в новых реалиях и на новых условиях. Но он это сделал.
Он не смог вырастить сына-хоккеиста, зато вырастил внука. Который как игрок пошёл дальше деда, попав и на Олимпиаду, и на чемпионаты мира. Пойдёт ли дальше как тренер – на это дед будет смотреть с неба.
Он будет оттуда смотреть оценивающе и на наш хоккей. Потому что ему есть с чем сравнивать. Он умел проигрывать, вставать и идти дальше. А мы этому только учимся.
Без него это будет труднее.