Часть 1 — Колобнев: с «Тур де Франс» уехал «добровольно»
— То есть вердикт Федерации спорта России в силу не вступил, и вы, по сути, по-прежнему были подозреваемым в употреблении запрещённых препаратов? Каковы были ваши следующие шаги?
— У нас было ещё 20 дней, чтобы написать ответ на эту апелляцию. То есть те факты, которые мы предоставляли, мы должны были подкрепить и по возможности ещё усилить. Это нам удалось сделать. Мне пришлось искать свидетелей, и в итоге по делу проходили то ли пять, то ли шесть свидетелей, три эксперта, были предоставлены дополнительные заключения экспертов, лабораторные анализы и прочее. Мы подключили достаточно много людей, например, два эксперта лично присутствовали на заседаниях,
Слушание прошло, мы остались очень довольны тем, как оно прошло. Замечу, что главный судья, главный арбитр, по моему мнению, очень ясно видел картину и пообещал, что уже через несколько дней, к 10 февраля, решение по моему делу будет вынесено, а непосредственно аргументированную часть, примерно на 40 страницах, нам выдадут позже.
а все остальные люди давали показания дистанционно, и мне пришлось организовать видеоконференцию на специальном оборудовании. Глядя на уровень подготовки со стороны, могло показаться, что слушается уголовное дело.
После заполнения всех ответных документов нам нужно было выбрать арбитров. Один арбитр нейтральный – его выбирает сам спортивный арбитраж, одного арбитра выбрала Международная федерация – это был немецкий арбитр, и мы, в свою очередь, выбрали американского арбитра, который рассматривал дело бразильских пловцов, весьма схожее с моим. Нам достаточно быстро назначили слушание, хотя очень многие люди, окружающие меня, сомневались в этом. Ведь и весь этот процесс можно было ускорить, однако некоторые товарищи не захотели этого сделать.
Слушание прошло, мы остались очень довольны тем, как оно прошло. Замечу, что главный судья – главный арбитр, по моему мнению, очень ясно видел картину и пообещал, что уже через несколько дней, к 10 февраля, решение по моему делу будет вынесено, а непосредственно аргументированную часть, примерно на 40 страницах, нам выдадут позже. Но ни к 10, ни к 15 февраля мы это решение не получили. Я полагаю, что это в первую очередь было связано с «делом Контадора». 6 февраля по этому делу вынесли решение, согласно которому Контадор получил двухлетнюю дисквалификацию со всеми штрафами. И если бы спустя три дня вышло бы решение по моему делу, где меня не дисквалифицировали ни на один день, потому как было не за что, был бы очень серьёзный резонанс. Ведь многие защищали Контадора, пресса была на его стороне, и всё это создавало серьёзное давление на спортивный арбитраж. И вот Контадора обвиняют, а меня оправдывают. Думаю, этот самый арбитраж был бы взят штурмом (улыбается). Наверное, поэтому моё решение по моему делу вынесли только в конце февраля и я получил его вместе с аргументированной частью.
— Кто помогал вам защищаться в суде?
— Сначала один адвокат, потом передали дело другому адвокату. Адвокат, который вёл всё моё дело, – Клод Рамони. У них офис, по-моему, едва ли не в Олимпийском комитете в Лозанне, это люди, которые находятся в тесном контакте со спортом и со всей структурой законодательства в спорте. У них огромный опыт в работе, Рамони работает в связке с Хорхе Ибарролой, очень знаменитым юристом. В итоге я остался очень доволен той работой, которая была сделана, приложенными усилиями и тем, как складывалось наше взаимодействие. В общем, отношение к делу было на высшем уровне.
— Субстанция, которую обнаружили у вас, называется гидрохлортиазид. Что это за вещество и какое действие оно оказывает на организм?
— Это диуретик, который имеет старую историю. Разговоры о том, что это может быть маскирующим веществом, – полный бред, который подхватили газетчики, не понимая, о чём идёт речь. По своей молекулярной структуре гидрохлортиазид является очень слабым диуретиком. Для сравнения, если взять тот же самый фуросемид, который у нас успешно поедают в некоторых видах спорта, то фуросемид в разы сильнее. Но при этом гидрохлортиазид остаётся в организме очень долгое время, поэтому абсурдно говорить о его целенаправленном использовании. При этом даже в суде не прозвучало ни слова, что этот диуретик мог быть использован как маскирующее вещество, потому что все понимали, что это полный бред. Как бы адвокат UCI ни пытался найти зацепки, чтобы меня «утопить», а цеплялся он практически к каждому слову, с его стороны ни разу не прозвучало даже намёка на то, что это могло бы быть маскирующее вещество. Он этого не произнёс ни разу.
Этот препарат применяют, как правило, при высоком давлении и чтобы вывести из организма лишнюю жидкость. И если бы я его применял, то поставил бы здоровье под угрозу, так как обезвоживание во время гонки, да плюс ещё и диуретик – это очень опасно для спортсмена. Но, к счастью, его количество в препарате, который я принимал, было крайне мало, и он не имел никакого терапевтического эффекта. Для терапевтического эффекта доза должны быть не менее чем в 10 раз больше дневной нормы. То есть если она меньше, то сразу начинают срабатывать рецепторы, чтобы начать выводить жидкость из организма. А у меня было в 650 раз меньше в шести таблетках – это моя дневная доза. Вывод был сделан такой, что препарат, который я применял, делался на оборудовании, который, видимо, не был хорошо очищен после производства других препаратов, содержащих гидрохлортиазид.
— Планируете ли вы подавать иск против фармацевтической компании, которая недобросовестно отнеслась к производству лекарственного препарата, в котором обнаружили следы незаявленного диуретика?
— Дело в том, что я даже не могу производителю что-либо предъявить. Написав на препарате фразу «Не является лекарственным средством», они полностью снимают с себя всю ответственность, потому что загрязняемость другими препаратами может доходить до 10 процентов, и это считается нормой. Конечно, это тот риск, который может быть, поэтому лишний раз всегда приходится смотреть, что покупаешь.
— Этот препарат вы принимали самостоятельно? Или по назначению врача?
— Препарат мне прописал доктор. И это не моя выдумка: куплю – покушаю, нет. Всё было сделано с основанием и причиной. Препарат был прописан мне хирургом, который меня оперировал ещё в 1999 году и у которого я наблюдаюсь периодически – раз в два или два с половиной года. Он мне прописывал различные венотоники и плюс средства, которые укрепляют сосуды.
Подобные вещи обычно пишут «жёлтые» издания, которые берут темы для своих материалов из заголовков других «жёлтых» изданий. В спорте нет такого допингового контроля, который может обнаруживать какие-либо вещества в крови. В крови могут найти альтерацию — изменение этих параметров либо например, следы переливания крови. И всё.
— В некоторых СМИ писали, что диуретик был найден в крови, вы опровергали это и настаивали, что в моче. В чём заключается смысл и принципиальная разница этих анализов?
— Да. Подобные вещи обычно пишут «жёлтые» издания, которые берут темы для своих материалов из заголовков других «жёлтых» изданий. В спорте нет такого допингового контроля, который может обнаруживать какие-либо вещества в крови. В крови могут найти альтерацию — изменение этих параметров либо, например, следы переливания крови. И всё. В крови не могут найти субстанцию, потому её там и не ищут. Всё ищут в моче.
— Вы не думали, что судебная машина легко сможет прокатиться и по невиновному? Или совершенно не сомневались в своей победе?
— Сомнения были, конечно, потому что разных прецедентов и случаев я наслушался много. Спортсмены предоставляли сильную защиту, подкреплённую фактами, и всё равно проигрывали. Но, опять же, мы же не знаем, как все эти дела проходили, как их обвиняли и как защищали. Детального дела нет, поэтому судить нельзя. Двоякое ощущение было: с одной стороны, вроде как полная уверенность в том, что я прав, а с другой – пока нет решения, ты ничего не можешь сказать. Но всё-таки, как оказалось, какая-то справедливость есть на свете.
Окончание следует