А ведь два десятка лет сложно было подумать, что такая гонка пройдёт в Москве только один раз. Во-первых, потому что всё прошло без сучка и задоринки. Во-вторых, потому что не было ни одного из участников, организаторов, гостей и многочисленных зрителей, кто бы ни восхитился увиденным. Наконец, в-третьих, популярность велоспорта была тогда на порядок выше, чем сейчас, и знаменитых гонщиков-профи — своих и зарубежных — знали и почитали ничуть не меньше, чем представителей любого другого вида спорта, даже футбола с хоккеем.
С годами всё изменилось. Но главное — прямого отношения к велоспорту уже не имеют те, кто, собственно говоря, и придумал это мероприятие без преувеличения планетарного масштаба, ведь вокруг Московского Кремля соревновались представители всех континентов, кроме африканского. Обозреватель «Чемпионата», который был одним из соавторов идеи зазвать в российскую столицу сильнейших велогонщиков мира, вспоминает об этом событии в своей традиционной рубрике «В Мемориз».
Неудовлетворённость Леблана
Америку открывать не пришлось и на сей раз. Всё уже было и раньше. Если не ошибаюсь, в 1985 году в Москву «заехала» на пару этапов велогонка Мира, изменив традиционному маршруту между столицами трёх так называемых в те годы социалистических стран — Берлином, Прагой и Варшавой. Ещё через год гонщики соревновались в столице Украины, буквально через несколько дней после страшной аварии на Чернобыльской АЭС… Но это было соперничество любительских сборных разных стран. Здесь же речь шла о самых крутых что ни на есть профессиональных гонщиках, повязанных контрактами и прочими обязательствами со своими работодателями. А посему любые перемещения во времени и пространстве были регламентированы строкой, прописанной в договоре: скажет хозяин ехать в Москву — поедешь, пошлёт гоняться в другое место — отказаться не вправе.
Ну и, разумеется, нужна была заинтересованность обеих сторон — общества «Тур де Франс», точнее, «Амори Спорт Организасьон», компании при издательской группе Филиппа Амори, выпускающей и поныне популярную спортивную газету «Экип», несколько журналов, в том числе «Франс футбол», и проводящей различные спортивные мероприятия, главное из которых — «Большая петля», крупнейшая многодневка профи, и московских организаторов желанной гонки — мэрии прежде всего, а также прочих заинтересованных лиц и фирм.
Прежде всего, понятное дело, лиц. И такие влюблённые в велоспорт и готовые на любые подвиги, ради идеи, нашлись. Как во Франции, так и в России.
Главным вдохновителем московской «вылазки» стал генеральный директор французского «Тура» Жан-Мари Леблан. Профессиональный гонщик, он трижды прокрутил «Большую петлю» на двух колёсах, пять раз участвовал в знаменитой Париж — Рубэ, в 1968 году выиграл Гран-при Экс-ан—Прованс, был чемпионом Франции среди студентов. Профессиональный журналист, 15 лет отдавший второй древнейшей профессии, вначале в региональной «Вуа дю Нор», что в его родном Лилле, потом в «Экип», где «дослужился» до шефа велосипедной рубрики. Наконец, генеральный директор «Тур де Франс» с осени 1988 года. Что же подвигло журналиста превратиться в менеджера?
— Неудовлетворённость, — признавался мне мсье Леблан, — внутреннее неприятие ошибок, совершённых прежними организаторами «Тура». По традиции шеф отдела велоспорта «Экип» во время гонки всегда находится в машине генерального директора и исполняет роль комментатора «Радио „Тура“. И после нескольких лет, проведённых во главе гонки, пришёл к убеждению, что настало время кардинальных перемен. Когда изложил свои соображения руководству группы Амори, мне предложили самому возглавить общество „Тур де Франс“.
Он и стал воплощать свои идеи в жизнь. Испытав на себе всю тяжесть гонки, старался создать спортсменам максимально комфортные условия для короткого отдыха после каждого этапа — теперь команды селили в лучших отелях, быстро решались все хозяйственные вопросы. С приходом нового шефа изменился менталитет и организаторов: они перестали гоняться за увеличением километража этапов; согласились пересечь границы Франции, и „Тур“ стал достоянием всей Европы; за трёхнедельными перипетиями на 4000-километровой трассе следят миллиарды телезрителей во всём мире. А всего современный „Тур де Франс“ — это три тысячи участников огромного суперпелотона (сами гонщики, их обслуга — механики, массажисты, руководство команд плюс организаторы, полицейские, журналисты, представители рекламного каравана) и больше тысячи транспортных средств.
И вот по ходу нашей очередной беседы перед финишем „Тура“-1994 у Леблана возникла идея. Впрочем, не стану забегать вперёд.
Жан-Мари Леблан и Лев Россошик
Фото: Из личного архива Льва Россошика
А почему бы не провести «Тур» в Москве?
Благо в России в это время жил и трудился не меньший фанат спорта, а уж велосипеда и подавно, Валерий Сысоев. Пройдя в своё время путь от простого инструктора физкультуры до президента Международной федерации любительского велоспорта и вице-президента Международного союза велосипедистов, от рядового спортроты в бакинском СКА до генерала, председателя всесоюзного физкультурно-спортивного общества „Динамо“, он, несмотря на высокие должности, всегда был доступен, прислушивался к предложением, а уж если проникался какой-то идеей, то готов был отстаивать её на всех уровнях. Благо за многие годы работы в отечественном спорте обзавёлся связями, такими важными и нужными в организации любого неординарного спортивного мероприятия.
В 1995-м Валерий Сергеевич возглавлял общество „Вело 98+“, которое готовилось привезти в Москву чемпионат мира 1998 года на велотреке, а до этого организовать ещё чемпионат Европы — 1996. Я с Сысоевым был знаком давно и хорошо, ещё со времён его работы во главе МГФСО „Динамо“. Леблана узнал гораздо позже, с ним свели коллеги из „Экип“ в один из моих приездов в Париж на рубеже 90-х — благо газета и общество „Тур де Франс“ занимали разные подъезды одного и того же здания. Но сблизились мы по ходу первого для меня французского „Тура“ 1993 года. Собственно, именно тогда, договорившись об интервью по итогам многодневки, по ходу беседы, когда генеральный директор „Большой петли“ делился своими планами на будущее, в том числе и о расширении границ, задал Жану-Мари вопрос:
— А почему бы не провести пролог „Тура“ 1995 года в Москве?
И услышал в ответ:
— Отличная идея!
— И повод хороший — 50 лет Победы.
— Гениально! Повод замечательный, и ваше предложение я только приветствую. Одного боюсь: слишком мало времени остаётся, чтобы подготовиться к такому грандиозному событию. Тем более что над прочими предложениями на 1995 год мы уже начали работать.
— Общество, которое вы возглавляете, проводит много различных гонок, имеет большое влияние и непререкаемый авторитет в велосипедном мире. А нет идеи, скажем, провести гонку Москва — Париж? По примеру авторалли Париж — Москва — Пекин.
— Москва — Париж или Париж — Москва — это не имеет значения. Уже лет десять, как я вынашиваю такую идею. Но… Главный барьер на пути подобного тура — плотный международный календарь, в котором практически невозможно выкроить требуемых для такой паневропейской многодневки хотя бы пары недель. Успех такой гонки можно спрогнозировать, если в ней примут участие все сильнейшие профи мира. В противном случае она никому не нужна. Хотя стоит подумать, потому что именно в 1995 году должны произойти перемены в календаре соревнований: та же „Вуэльта“ окончательно переберётся на осень… Но в любом случае я верю, что „Тур“ рано или поздно приедет в Москву.
Это интервью было опубликовано в конце июля 1993 года. Мы договорились с Лебланом не прерывать общения и впредь.
В Москву! В Москву!
В ходе следующего „Тура“ через год Жан-Мари меня вначале заинтриговал. Пообещал, что сообщит что-то сенсационное ближе к концу многодневки. С нетерпением ждал завершения „Большой петли“ и нашего очередного разговора тет-а-тет. И услышал действительно ошеломляющую новость:
— Чтобы привезти в российскую столицу весь „Тур“, понадобится не менее пяти лет подготовки. А вот провести где-нибудь в центре Москвы критериум с участием супергонщиков — Индурайна, Ромингера, Угрюмова, Екимова, Армстронга — это запросто.
Узнал, что Леблан успел пообщаться по этому поводу с Сысоевым, с которым был знаком, и они договорились о новой встрече — вначале на „Туре“, потом в Москве.
— В канун лета 1994-го Валерий Сысоев поделился со мной идеей организовать в Москве гонку-критериум вокруг Кремля с участием всех сильнейших велосипедистов мира, которые участвовали в „Тур де Франс“, — рассказал недавно по моей просьбе Александр Полинский, генеральный директор Дирекции спортивных и зрелищных мероприятий Москомспорта, а 20 лет назад один из руководителей Национального фонда спорта, отвечавший за все спортивные проекты. — Разве может такое не понравиться! Согласился помогать во всём, и в июле мы отправились во Францию по приглашению партнёров из общества „Тур де Франс“.
Встретились с Лебланом, поняли, что есть взаимный интерес. Он мне понравился: мужик позитивный, главное — умеющий быстро принимать решения. Договорились провести „Мастерс критериум“ летом 1995-го. Леблан обещал привести всех лучших профессионалов во главе с Индурайном. Тогда же подписали протокол о намерениях.
— Кстати, на последнем этапе того „Тура“ я ехал на машине с гендиректором во главе пелотона, — продолжал делиться впечатлениями Полинский. — И хотя знал, конечно, что на финише многодневной гонки серьёзного соперничества не бывает, всё равно было очень интересно…
Уже осенью 1994-го в Москве высадился первый десант „Тур де Франс“ во главе с генеральным. Договаривались о маршруте. Спор вышел по поводу проезда через Красную площадь: всё-таки брусчатка, покрытие для гонщиков не самое удобное. И Николай Горелов, известный в прошлом мастер, исполнявший обязанности технического директора московской гонки, настоял не заезжать на площадь. Тем не менее небольшой кусочек неудобного покрытия вокруг храма Василия Блаженного на маршруте остался…
И поздним вечером 28 июля 1995 года в аэропорту Шереметьево-2 приземлился специальный борт авиакомпании „Эр Франс“ с полутора сотнями участников уникального соревнования в центре Москвы — организаторов, спортсменов, тренеров, механиков, журналистов из Франции, Бельгии, Испании и Италии, почётных гостей. Самолёт отогнали на спецстоянку. Автобусы уже ждали тут же, на лётном поле. Сысоеву удалось договориться с пограничниками, и паспорта прилетевших проштемпелевали прямо в самолёте. Считаные минуты ушли на оформление документов. За это время разгрузили багаж и отправили в отель. Когда туда же следом добрался „пелотон“ из Шереметьева, велосипеды были уже на месте. Тут же поджидали и традиционные красные „Фиаты“ директората „Тура“, которые пересекли всю Европу, чтобы оказаться в Москве вовремя, разумеется, вместе с французскими ажанами, всегда сопровождающими французскую гонку на мотоциклах.
Беспокойство вызывала разве что неустойчивая, как и сейчас, московская погода. Но в день гонки, как по заказу, над российской столицей сияло солнце.
Индурайн верен себе
Старт кольцевой гонки — 22 круга по 5300 метров — был намечен на вторую половину дня. Для профи полная дистанция в 116,6 км — ничто по сравнению с реальными этапами „Большой петли“. Здесь же „петля“ была небольшой, но перед гонкой всё напоминало настоящий „Тур де Франс“. Шумный и суетный палаточный стартовый городок у подножия храма Василия Блаженного на Васильевском Спуске. Представление всех участников на подиуме и короткая процедура заполнения стартового протокола. Наконец выстрел стартового пистолета, произведённый мэром столицы, который отправил по её центральным магистралям невиданный доселе караван с громкими именами.
Критериум — гонка специфическая. Несмотря на короткую дистанцию объявленные призовые промежуточные финиши заставляли пелотон постоянно шевелиться, потому внутри него и происходило этакое броуновское движение, и на финише каждого круга, а уж на премиальных тем более, в головке постоянно появлялись новые лица. Была и ещё одна сложность: проезд кавалькады из примерно 100 разноцветных маек вокруг храма длился не более полминуты, а пока пелотон находился на дистанции, несколько тысяч собравшихся на Васильевском Спуске нужно было чем-то занимать. Вот и пришлось мне исполнять доселе неизведанную роль комментатора, этакого велошоумена. Благо всего за три дня до этого вернулся с третьего для себя (и, к сожалению, последнего) французского „Тура“, так что почти три часа с короткими перерывами на объявление результатов после очередного круга, травил многократно усиленные динамиками только мне известные байки про „Большую петлю“ и её участников. Говорят, это было занимательно…
Когда пелотон пошёл на последний из объявленных премиальных финишей — это на 20-м круге, — стало очевидно, что счастливым победителем критериума должен стать кто-то из пятёрки, которая оторвалась от основной группы: там были два наших Вячеслава — Екимов и Бобрик, американец Лэнс Армстронг, бельгиец Петер Де Клерк и — куда же без него — сам Мигель Индурайн в своей жёлтой майке победителя „Тура“, которую одна из французских газет справедливо назвала золотой. И майка эта так здорово гармонировала с отливающими на солнце золотыми кремлёвскими куполами…
На последний круг пятеро ушли вместе, но уже на полдороге к Васильевскому Спуску, точнее, на Лубянке Индурайн был впереди своих партнёров по отрыву метров на 100. Это означало, что именно там велокороль обеспечил себе победу. Когда испанец показался на подъёме к Красной площади, раздался тысячеголосый зрительский рёв. Спустя 11 секунд приехал Екимов, ещё через три — Армстронг. Символическое трио, не правда ли!
И потом всё напоминало французский „Тур“: пьедестал, цветы, шампанское. Разве что золотая майка навсегда осталась на плечах дона Мигеля.
Фото: Из личного архива Льва Россошика
Один день и две ночи
Правда, тогда мы ещё об этом не знали и не ведали. Это в первые дни 1996-го Индурайн объявит о завершении карьеры. В ту тёплую июльскую субботу мы только слышали многочисленные восторженные отзывы от участников и свидетелей большого велосипедного праздника.
Индурайн: „Для меня и для всех остальных парней было большой честью приехать в Москву. Это историческая гонка“.
Жан-Клод Килли, член МОК, трёхкратный олимпийский чемпион, президент общества „Тур де Франс“: „Вы не поверите, но в Москве я впервые. Теперь нисколько не сомневаюсь, что ни я, ни “Тур де Франс» с его участниками на этом первом визите не остановимся. Хочу отметить хорошо продуманную программу пребывания и чёткое проведение гонки — блестящую работу всех служб".
Леблан: «Хочу поздравить вас и себя — рождённая год назад в нашем разговоре идея организовать такую гонку в центре Москвы реализована в лучшем виде. У меня нет никаких сомнений, что приезд в Москву сильнейших велопрофи станет доброй традицией. Будут ли это новые критериумы или какие-то иные соревнования, пока сказать не берусь. Теперь скорее всего увидимся после „Тура“-97, потому что на будущий год сразу после „Большой петли“ сильнейшие отправятся в Атланту на Олимпийские игры. Так что до новых встреч в Москве!»
Сильнейшие гонщики планеты пробыли в Москве всего-то день и две ночи. И были в восторге от этого короткого визита. Вот только все их заявления и мечты о продолжении подобных связей и контактов, увы, остались несбыточными. Причин тому много. Прежде всего, наверное, это маркетинговая составляющая. Надежда на приличную рекламу во время полуторачасовой трансляции московского критериума на Европу себя не оправдала, но с этим, когда расходы не покрывают доходы, ещё можно было смириться, если бы у группы Амори сохранялся интерес к России и российскому рынку. Но он пропал, когда отношения между французской издательской компанией и газетой «Спорт-экспресс» были разорваны.
Благо между организаторами той единственной и, теперь это уже очевидно, неповторимой гонки сохраняются самые тёплые отношения. Это важнее.
Лев Россошик
Фото: Александр Сафонов, «Чемпионат»