Дмитрий Саутин стал одним из рефери на турнире Red Bull Cliff Diving в Мостаре. Корреспондент «Чемпионата» обсудил с двукратным олимпийским чемпионом не только выступление его земляка Артёма Сильченко, но и проблемы в российских прыжках в воду, где впервые в постсоветской истории мы остались без олимпийских медалей.
Думаю, хайдайвинг способен собирать и по 80 000 зрителей, как элитные футбольные матчи. Людям нравятся рисковые шоу.
«С хайдайвингом могут сравниться только топовые футбольные матчи»
— Расскажите, почему судьи оценивают выступление в хайдайвинге в основном по входу в воду? Вы успеваете отследить все элементы прыжка?
— Каждый прыжок занимает всего несколько секунд. В замедленном повторе судить было бы легче и оценки были бы у всех ниже, так как мы могли бы отметить больше недостатков.
— А вы советуетесь с коллегами перед выстаплением оценок?
— Да, если происходят явные провалы, обсуждаем их. Но повтор — это для зрителей, а не для нас.
— Спортсмены не обижаются, когда один судья ставит 10 баллов, а другой — 7?
— Спортсмены знают, за что их так оценивают, чувствуют свои ошибки. Артём, например, допустил грубую ошибку — согнул ноги, и я уже не мог поставить ему высокую оценку, хотя открытие прыжка с 4,5 оборота было нормальным.
— Базовая техника у хайдайверов сильно отличается от классической «вышки»?
— Всё то же самое, только в вход на ноги. Все они бывшие прыгуны с вышки.
— Вы прыгали с таких экстремальных высот?
— Никогда. Самое большое прыгал на сборе в Севестополе с 18-20 метров ещё при Советском Союзе. Нам было по 15 лет, прыгнули по три раза. Первый раз я ничего не помнил, сердце поднялось. Второй раз уже поспокойнее сделал, а третий раз не волновался совсем.
— Многие болельщики считают, что в хайдайвинг идут прыгуны неудачники, как в мини-футбол, например. Вы с этим согласны?
— Да, если в 18 лет ты не попадаешь в основную сборную, а выходишь из юношеского возраста, то начинаешь себя искать. По инерции можешь пропрыгать ещё год, а дальше надо делать выбор, чтобы не сняли с зарплаты. Многие уезжают во всякие шоу, прыгают с вышки любой высоты, снимают это и готовят программу для хайдайвинга. Лучших приглашают организаторы из Red Bull. С этого начинается твоя новая спортивная жизнь. Все прыгуны работают в шоу, но прыгают в турнирах.
— Есть ли у этого вида прыжков серьёзные массовые перспективы, например с включением в олимпийскую программу?
— Заявку подали уже на Токио, все ждут, но вероятность пока не такая большая. Больше перспектив на 2024 год. Считаю хайдайвинг более зрелищным и достойным видом, чем прыжки с метрового трамплина.
— Сейчас новые олимпийские дисциплины ориентированы на зрелищность?
— Да, людям нравится то, что можно хорошо продать. Думаю, хайдайвинг способен собирать и по 80 000 зрителей, как элитные футбольные матчи. Людям нравятся рисковые шоу.
— Сколько вы уже судите?
— Третий год, но нам дают всего по два-три турнира и чемпионат мира.
«Один из китайцев сильно разбился. С тех пор боятся»
— Почему успешные в олимпийских видах китайцы не приходят в хайдайвинг?
— Это вопрос к их старшему поколению. Был один прыгун в 90-е, но сильно шлёпнулся, а остальные испугались. Но думаю, если войдут в олимпийскую программу, то снова появятся.
— Вас в Китае всё ещё узнают?
— Да, очень хорошо всегда принимают и не забывают. В России, наверное, уже забывать начали, а в Китае помнят.
Зайцев всегда возил первых номеров на все старты, не давая отдохнуть и восстановиться. Ребята просто сдохли и не смогли подойти в нормальной форме.
— Тяжело дался переход от участника соревнований к судье?
— Я стал лучше понимать судей. Все ошибаются. У всех разное видение, но все пять ошибиться не могут, поэтому в зачёт и идут три оценки. Самое козырное место было у Кена Гроува, но он чаще всех ошибался. Может быть, уже возраст сказывается — 63 года. Хотя он сам был хайдайвером и последний прыжок совершил в 57 лет.
— Вы как часто прыгаете?
— В этом году уже совсем не прыгал. После Казани завязал и очень пожалел. Все болячки вылезли наружу. В 2012 году я закончил профессиональную карьеру, но продолжал тренироваться для себя, выступать в серии «Мастерс» и делать лёгкие элементы в бассейне. Было всё нормально, но тормознул, и заболели спина, плечи, локти. Теперь буду потихоньку ходить в зал.
— Не было желания провести мастер-класс для молодых?
— Я прыгал в последний раз в шоу у Маши Киселёвой «Ёлки». Потренировался пару дней и прыгнул, но потом руки болели до нового года. Возраст сказывается.
— В 2012 году вы ещё рассчитывали отобраться в Лондон?
— Какие-то мысли были, но в 2011 году мы с Кунаковым проиграли на чемпионате России Захарову и Кузнецову и окончательно проиграли им конкуренцию. Шанс ещё был, но я понял, что это ни к чему.
— Кунаков чем сейчас занимается?
— Работает тренером в Воронеже. Он ещё год после меня пропрыгал, съездил на Универсиаду в Казань и закончил ещё молодым парнем. У него сильно заболела спина.
«От мельдония особого толку не было»
— У вас есть понимание, почему в Рио наши прыгуны остались без медалей?
— Очень сложный вопрос. Я меньше всего времени находился в команде. Есть главный тренер, есть президент федерации, который на этом деньги зарабатывает. Мне кажется, были трения внутри команды. Зайцев всегда возил первых номеров на все старты, не давая отдохнуть и восстановиться. Ребята просто сдохли и не смогли подойти в нормальной форме.
Наших паралимпийцев на Игры не пустили, устроили издевательство, а тут вскрылся такой позор ВАДА.
— Может, к открытому бассейну не приспособились?
— Для этого было достаточно двух сборов на Кубе. Мне кажется, наш спорт ушёл далеко, а мы остались на месте. Где-то на уровне Лондона и Пекина. Конкуренция этого не прощает. Соперники идут в гору, а мы вниз скатываемся, и это плохо.
— Это проблема детского или профессионального спорта?
— Профессионального. С девочками у нас совсем беда. Кроме чемпионатов Европы нет никаких результатов.
— В Воронеже школа работает успешно?
— Да. Набор детей есть, люди прыгают. Артём прыгает. Сейчас в конце ноября будем готовиться к турниру памяти моего тренера. Деньги есть, все условия есть. Тренеры работают. Сейчас глава управления физкультурой и спортом региона Владимир Кадурин внёс постановление, что бюджетные средства не расходуются на игровые виды спорта — только на школы олимпийского резерва. Я с удовольствием поддержал его шаг. Футбол и хоккей должны сами зарабатывать средства и искать спонсоров. А результаты у нас в регионе только в гимнастике — серебряная медаль Мельниковой.
— В прыжках есть спонсоры?
— Конечно. Президент над этим работает, привлекает большие деньги спонсоров. Иногда нам оплачивает какие-то выезды на Кубок мира.
— Как оцените ситуацию с фармакологией в российском спорте?
— Не беру другие федерации, но у нас в прыжках всё с этим нормально. Мы даже мельдоний перестали давать ещё с 1 сентября прошлого года. Особого толку от него не было. Я сам ничего не чувствовал, принимая его. Может, кому-то это давало азарт, а я потом даже от него отказался. И президент наш всех предупредил.
— Мельдоний внесли в запрещённый список, зато иностранцы принимают более сильные препараты через терапевтические исключения.
— Это бред какой-то. И мне, и многим людям непонятно, что вскрыли хакеры. Самое обидное, что наших паралимпийцев на Игры не пустили, устроили издевательство, а тут вскрылся такой позор ВАДА.
— У вас были когда-то терапевтические исключения?
— У нас и врачей таких не было. В нашем виде спорта фармакология роли никогда не играла. Конечно, в лёгкой и тяжёлой атлетике у нас серьёзные проблемы, но этим пусть их руководители занимаются. Сейчас стала членом МОК Елена Исинбаева, может, у неё получится возглавить нашу федерацию лёгкой атлетики. Но одной ей будет тяжело разгребать такое наследство. Не завидую и главному тренеру Юре Борзаковскому.