7 августа, 25 лет назад, произошла одна из самых громких сенсаций Олимпиады в Барселоне. Непревзойдённый прыгун с шестом Сергей Бубка не справился с начальной высотой, а его товарищ по объединённой команде Максим Тарасов поднялся на высшую ступень пьедестала. Специально для проекта "Братство конца" он рассказал, почему промахнулся Бубка, как он узнал о распаде СССР, где проводили свободное время олимпийцы и чем Россия напоминает страны Восточной Европы в начале 90-х.
«Японцы предложили остаться у них всей командой»
— В мужском прыжке с шестом была такая конкуренция, что для попадания на Олимпиаду пришлось выиграть отдельный отбор. Насколько это было сложным?
— Борьба за места в олимпийской команде началась гораздо раньше 92-го года. Сильная конкуренция в команде к тому времени была уже лет 15. Ещё в конце 70-х чемпионат Советского Союза часто был труднее чемпионата Европы или мира. В 1992 году чемпионат СНГ проходил в Москве на стадионе «Локомотив». Для меня он также оказался труднее Олимпийских игр.
— Бубка был освобождён от отборочных соревнований?
— Да, но там участвовал брат Сергея Василий и много других сильных спортсменов. В квалификации вышли 45 человек, из которых почти 20 прыгали на 5,80. Там были представители Молдавии, Украины, Узбекистана и практически весь Советский Союз. Мне пришлось прыгать 5,90, Игорь Транденков показал 5,85, а Василий Бубка уступил ему по попыткам и даже с результатом 5,85 не попал на Олимпиаду.
— Какие у вас были отношения с Бубкой?
— Первый раз мы с ним познакомились в 1989 году в Донецке, где я выступал на соревнованиях под названием «Зiрки стрибкив з жердиною», то есть звёзды прыжков с шестом. Потом мы с ним в составе сборной Советского Союза прыгали на чемпионате мира в Токио в 1991 году. С 1989 года каждое лето и каждую зиму мы с ним постоянно были в одном секторе.
— Правда, что в детстве вы вырезали его фотографии из газет и журналов?
— У меня был целый альбом фотографий прыгунов из газет и журнала «Лёгкая атлетика». Там был не только Бубка. Я вырезал фотографии, статьи, кинограммы. Видео тогда не было, но были кинограммы — покадровый ряд движений прыгуна во время прыжка. Мы с тренером изучали кинограммы Константина Волкова, Александра Крупского, Сергея Бубки, Владислава Козакевича и других.
Максим Тарасов
Фото: РИА Новости
— Как в команде восприняли раскол Советского Союза?
— В заключительный раз мы выступали в составе сборной СССР в 1991 году в Токио. Тогда на подиуме Сергей сказал: «Макс, мы с тобой в последний раз стоим на пьедестале в одной форме». Когда команда была в Токио, в России происходил путч. Японцы предложили нам всей командой остаться в Японии, не возвращаться в Советский Союз. Потом они бы нам раздали специальные бумажки, по которым мы бы разъехались, кто куда хочет. В 1992 году по весне я уехал из России за границу.
— Вы сразу перебрались в Венгрию?
— Нет, сначала я уехал на месяц в Америку, а потом перебрался в Венгрию, где и стал постоянно тренироваться. За считаные месяцы все ведущие наши спортсмены быстренько разъехались по всему миру.
— Венгры вам не предлагали выступать под их флагом?
— Ненастойчиво. Были предложения — если хочешь, переходи. Но поскольку я уже стал российским чемпионом мира, они понимали, что никакого смысла менять гражданство для меня нет.
«Бубка готов был слишком хорошо, и его замкнуло»
— Слова Бубки оказались пророческими. Он не верил, что в Барселоне вы ещё будете в одной команде, или не верил, что вместе окажетесь на пьедестале?
— Дело в том, что у Сергея уже тогда был дипломатический паспорт и серьёзные знакомства в украинских верхах. Он нам сообщал политические новости и первым сказал, что Советский Союз прекратил своё существование. В Барселоне Сергей уже выступал в другой одежде. У него была жёлто-голубая одежда от личного спонсора, а у нас зелёненькая от аdidas.
— Что помешало ему взять начальную высоту?
— Мы с ним никогда потом это не обсуждали. Он был очень хорошо готов, я бы даже сказал, суперхорошо, и это было видно в квалификации. И это его сгубило. Если посмотрите его квалификационные прыжки, заметите, с каким запасом он их делал. В спорте есть такая метафизика, что когда человек готов слишком хорошо, то его замыкает и прыжки не получаются.
Максим Тарасов
Фото: РИА Новости
— Вам легче стало, когда он выбыл из борьбы?
— Я был сильно огорошен. Когда я ехал в Барселону, надеялся получить медаль, но не золотую, потому что было видно, что Сергей может прыгать на 20 см выше, чем я или Игорь Транденков. Когда он получил ноль, я был поначалу огорошен, но потом сделал два удачных прыжка и выиграл соревнования.
— Вы как-то сказали, что вам снятся прыжки, но олимпийские в Барселоне не снятся. С чем это связано?
— Не знаю. Я совсем недавно был с женой в Барселоне, мы зашли на стадион. Конечно, нахлынули тёплые воспоминания, но то, что окружает стадион, было для меня новым. Я совершенно не знал, что там огромный парк. Я видел только разминочное поле и сам стадион. А в какой стороне от стадиона море и площадь Испании, я даже не знал.
— Какие прыжки для вас самые памятные?
— Два прыжка. Первый — когда я впервые перепрыгнул 6 метров в Ницце, а второй — в Афинах, где установил национальный рекорд 6,05. Все прыжки выше 6 метров, а их у меня было не очень много, помню хорошо. Они затмили собой Барселону.
— По ощущениям от полёта высота свыше 6 метров выделяется?
— Конечно. 5 метров тоже чувствуется, можете мне поверить. Когда планка стоит на высоте 5 метров, падаешь на подушку с 4 метров, и это тоже весьма ощутимо.
«На пляже купались с прожекторами под водой»
— Что ещё вам запомнилось в Барселоне?
— Больше всего запомнился пляж в деревне. Самое весёлое было вечером, уже на закате солнца, когда практически вся Олимпийская деревня собиралась на пляже. Под водой были встроены специальные прожекторы. Их свет уходил прямо в море, поэтому всем нравилось купаться там под водой. Там собирались американцы, венгры и все-все-все.
— Жарко было?
— Днём на стадионе — да, а вечером на пляже уже не жарко. Соревнования в основном были вечером.
— Представители других республик держались вместе со всеми или уже обособленно?
— Мы все чувствовали себя одной командой, были друзьями, а ни о каком сепаратизме не было и речи. Да и сейчас, когда собираются русские, украинцы, беларусы, казахи и узбеки, они ведут себя примерно как одна команда.
— После поражения в Барселоне отношение Бубки к вам не изменилось? У него не появилась ревность?
— Нет, всё было по-прежнему. Прыжок с шестом связан с определённым риском, поэтому прыгуны в секторе должны помогать друг другу, поэтому мы постоянно друг другу помогали.
— Позже вы стали чемпионом мира в Севилье. Испания может считаться счастливой для вас страной?
— Конечно. Я люблю Испанию, Грецию, Италию, да, пожалуй, всю Южную Европу. Довольно часто приходится там бывать.
— Вскоре после Олимпиады в Сиднее ваша карьера завершилась из-за травмы. Поначалу у вас оставались надежды, что получится вернуться?
— Призрачные. В глубине себя я понимал, что шанс невелик. Глядя на тех прыгунов, которые уже завершили карьеру, я понимал, что любой прыгун с шестом завершает карьеру после серьёзной травмы. Это просто дело времени, когда ты её получишь. Для меня уже были конкретные звоночки, что пора заканчивать.
— Помните, как это произошло?
— У меня была хроническая травма бедра, которая ограничивала скорость моего разбега. Приземлившись мимо подушки в Монте-Карло, я окончательно усугубил эту травму. Это классическая ситуация для любого прыгуна с шестом.
Максим Тарасов
Фото: Из личного архива Максима Тарасова
«На мастер-классы в Европу приглашают чаще, чем в Россию»
— Почему после окончания карьеры вы не остались в Венгрии?
— У меня в Ярославле оставались родители, семья, брат. Детям нужно было учиться, поэтому я решил вернуться.
— Изменения в Венгрии в начале 90-х сильно отличались от нашей страны?
— Тогда в Венгрии и других странах Восточной Европы начали происходить, которые только сейчас начинают происходить в России. То есть социалистическая система в спорте перестала работать из-за отсутствия средств, и это всё закончилось тотальной распродажей всей спортивной инфраструктуры. Сейчас в нашей стране лёгкая атлетика начинает испытывать большие денежные проблемы. 25 лет назад в Ярославле было четыре легкоатлетических стадиона, а теперь их ноль.
— Вы эту тенденцию воспринимаете с пониманием или сожалением?
— С другой стороны, в Венгрии уже закончили перестройку инфраструктуры на новом уровне. Если вы приедете в любой небольшой городок, то найдёте шикарный стадион, которых в России всего два, а там он в каждом городке. Скорее всего, этот процесс закономерен, но куда он вырулит в нашей стране, я сказать пока не могу.
— Сейчас вы следите за происходящим в российской лёгкой атлетике?
— Конечно, я слежу за происходящим. Очень помогает в этом «Фейсбук». Я также помогаю консультациями ярославским прыгунам с шестом. Несколько раз выезжаю в Европу и провожу там мастер-классы. Был во Франции, в Венгрии, на Кипре и в Испании. Гораздо больше мастер-классов я делаю в Европе, чем в России. Помогаю лучшему российскому прыгуну Илье Мудрову, который сейчас выступает на чемпионате мира в Лондоне.
— Как вы договариваетесь о мастер-классах?
— Обычно это инициатива организаторов. Они приглашают меня приехать и рассказать, как нужно прыгать с шестом. В последний раз я пару месяцев назад давал мастер-класс в Москве, в ГЦОЛИФКЕ. Его проводила Светлана Абрамова, тренер Анжелики Сидоровой. Там собрались тренеры из Москвы, Санкт-Петербурга, много детей. Мы часа три рассуждали о прыжках с шестом.
— Ваши дети занимались лёгкой атлетикой. Почему не пошли по вашему пути?
— Теперь они достаточно взрослые. Когда в 2002 году я вернулся в Ярославль, сын и дочь пошли в ту же школу, где я занимался и где 50 лет назад начинали мои родители. Сын бегал там 400 метров, а дочь прыгала в высоту. Сейчас мои племянники тоже занимаются в этой спортивной школе.
Фото: Из личного архива Максима Тарасова