К журналистом Николай Давыденко вышел в хорошем расположении духа. И причины этому две. Первая, конечно, трудовая победа в рамках второго круга Кубка Кремля. А вторая, менее явная, то, что Николай соскучился по общению с российской прессой. Лишним подтверждением этого служат его развёрнутые ответы на немногочисленные вопросы представителей СМИ. И это, безусловно, вызывает уважение.
Когда я получил травму в Малайзии, то надорвал крестово-позвоночную мышцу в левой ноге. В результате я не мог выполнить ни одной подачи, не мог пробить смэш, что и вынудило меня сняться с Пекина и Шанхая. Это очень тяжело. Когда эта мышца надорвана, она даёт болевой шок, и подать невозможно.
– Николай, чем вы объясните такое количество брейков в первом сете?
– Хочу объяснить, чем вызваны мои проблемы с подачей — ведь сегодня я подавал в основном со скоростью 150-160 километров в час. Дело в том, что когда я получил травму в Малайзии, то надорвал крестово-позвоночную мышцу в левой ноге. В результате я не мог выполнить ни одной подачи, не мог пробить смэш, что и вынудило меня сняться с Пекина и Шанхая. Это очень тяжело. Когда эта мышца надорвана, она даёт болевой шок, и подать невозможно. Сейчас она ещё не зажила. Я пытаюсь немного изменить технику подачи, найти какой-то компромисс, изменить что-то, чтобы мне не было больно подавать. Я могу проводить розыгрыши, принимать, двигаться по корту – при этом я не чувствую боли. Так что если бы мы играли без подачи, я продолжал бы выступать каждую неделю. Но боль ещё есть. Я чувствовал её и сегодня и не знал, выдержу ли весь матч, хватит ли мне двух сетов, будет ли она воспаляться ещё сильнее. Во втором сете она немного разболелась, я стал двигаться медленнее и пытался компенсировать это чем-то другим. Я старался контролировать заднюю линию, давить, заставлять соперника ошибаться. По этой причине мне было важно контролировать приём. Я не мог быть уверен, что смогу выигрывать на своей подаче. Кроме того, покрытие тут небыстрое и подавать на вылет невероятно сложно.
– Как вы лечите свою травму? Вы приверженец традиционной медицины или у вас есть какие-то другие методы?
– Никак. Потому что внутренняя мышца находится в суставе, к ней невозможно подлезть. Да и смысла пихать туда иголки нет. Она должна сама зажить, это обычно занимает три недели. Но если брать в расчёт то, что я продолжаю выходить на корт, то восстановление займёт ещё больше времени. А я хочу принять участие в турнирах в Вене, Валенсии и Париже. Мне кажется глупым сниматься с них, если я чувствую, что могу играть. Кроме того, я всё-таки хотел бы закончить год в топ-30 рейтинга и получить посев на Australian Open.
Мы с моим врачом пытаемся вернуть таз на место. Понимаете, причина травмы в том, что таз уже был в неправильном положении. Я получил это повреждение на US Open. А на турнире в Куала-Лумпуре таз вылетел и вновь встал на место.
Конечно, разумнее было бы сняться с московского турнира и подождать, пока боль пройдёт. Но дело в том, что травма может беспокоить меня ещё долгое время, сложно предугадать. Поэтому я решил тренироваться и выходить на корт, чтобы получать нужную игровую практику. Кроме того, мы с моим врачом работали над тем, чтобы как-то изменить технику, чтобы не было боли.
– Большинство теннисистов в подобной ситуации боятся усугубить травму. Вы консультировались с врачом?
– Риск, конечно, есть, если сустав опять вылетит и опять надорвёт или порвёт мышцу. Мы с моим врачом пытаемся вернуть таз на место. Понимаете, причина травмы в том, что таз уже был в неправильном положении. Я получил это повреждение на US Open. А на турнире в Куала-Лумпуре таз вылетел и вновь встал на место. Что же касается консультаций с врачами, то мне сначала рекомендовали противовоспалительные таблетки. Но они лишь могут устранить воспаление, мышцу ими не вылечишь. Так что таковая наша теннисная жизнь.
Знаю, что Беррер левша. У него хорошо поставлена подача. Он старается сразу после подачи выходить к сетке. Он плотный и не очень любит двигаться. Пытается играть в корте, с задней линии, тем самым сокращая свои движения. Я буду прилагаться усилия, чтобы он много двигался, взвинчивать темп.
– Николай, вы когда-нибудь играли с Беррером? Что можете сказать о нём?
– Знаю, что он левша. У него хорошо поставлена подача. Он старается сразу после подачи выходить к сетке. Он плотный и не очень любит двигаться. Пытается играть в корте, с задней линии, тем самым сокращая свои движения. Я буду прилагать усилия, чтобы он много двигался, взвинчивать темп. У него подача всё-таки получше, чем у Габашвили. Первая подача очень хороша. Конечно, сейчас он стоит в рейтинге не очень высоко. Но всё покажет только игра. Будь я в своих оптимальных кондициях, я бы сказал: «Конечно, я его обыграю. Я буду контролировать игру». Ну а сейчас даже не знаю, как будут обстоять дела с моей подачей. Но думать об этом нельзя. Непозволительно размышлять о своей игре. Нужно концентрироваться на сопернике, иначе теннис будет разрушаться.
Закончил общение с прессой Николай вопросом: "Ну что, я вам всё рассказал?" — и под смех журналистов покинул конференц-зал.