«Я встречу вас на вокзале. Неудобно? Да бросьте!» — с ходу предлагает отец Ивана Ткаченко, едва услышав мою просьбу о встрече. И, действительно, на перроне меня ждёт невысокий мужчина с окладистой бородой. Мы знакомимся и едем на Леонтьевское кладбище, до которого рукой подать.
— Мы к Ване ездим каждую неделю, тут тишина. Если встретим кого-то из родителей – сядем с ними, посидим. Единственное, плохо, что Ваню постоянно третируют. Завистники, может? – рассказывает Леонид Владимирович, показывая на сломанных ангелов у могилы. Их пришлось сажать на клей, чтобы не утащили.
Мы садимся на мраморную скамью, и Леонид Владимирович заводит разговор о хоккее. Кажется, он может продолжать часами, увлечённо объясняя свою методику тренировок, сокрушаясь, что ему негде её применять, рассуждая о перспективах отечественного хоккея и вспоминая, как сам постигал хоккейную науку, когда отвёл сыновей в секцию.
«У меня разработана методика. Надо тренировать не только мышцы, но и мозг»
— Ларионов строит умный советский хоккей, на Кубке Карьяла его сборная всех порвала, а на чемпионате мира не получилось. Потому что он не знает, как научить играть в советский хоккей. В СССР игрокам было проще, они сидели на базе, постоянные тренировки, тройками играли годами, всё было отточено до автоматизма.
Я психолог по образованию, у меня тренер команды «Торпедо» 1972 года когда-то давно попросил посмотреть, что можно сделать. Объяснял мне тонкости хоккея, потом ходил, смотрел, думал и понял: надо им голову поднять. Придумал упражнение, предложил тренеру. Недели две он минут по 15 давал это упражнение, потом вышли на матч – 15:0! Я им голову одним упражнением поднял.
Потом предлагал тренерам работать вместе, мне же на практике надо проверять, теоретически-то можно что угодно придумать. Но дальше у нас работать не получилось. Эта методика у меня разработана, ведь устают не мышцы, а голова, надо в эту сторону работать. Нам в институте давали физиологию, как медикам, мышца может работать дольше, если ей из мозга не идёт сигнал об усталости. Надо тренировать не только мышцы, но и ЦНС, которая даёт команду прекратить работу. Мозг тренируется так же, как и мышцы.
В хоккее много моментов, когда игроку надо вбить в голову, как сыграть в определённой ситуации. Если до игрока не доходит, значит, нужно упражнение придумать, тогда эффект офигенный получается. Даже игроки начинают смеяться.
«Если правильно тренировать, в России можно 10 сборных сделать. А у нас ребят убивают»
— Я помру, этой методики не будет. А кому передавать её? Старший сын, который закончил Высшую школу тренеров, сейчас никому не нужен. Хотя мы три года в «Локомотиве» работали, нам собрали «мусор» — десятилетних ребят, которые больше никому не были нужны. Через три года мы вывели их на уровень ребят, занимавшихся с шести лет. Если бы ещё три года поработали с ними, эта команда бы всех в клочья рвала.
Я над этой методикой думал год. Ванька маленьким ещё был, лет девять. Как-то он подъехал ко мне на тренировке и говорит: «Пап, а как я забил?». А он тогда четверых обыграл, ворота объехал и бросил в девятку. И тогда я понял, когда человек выходит на поле, скорости такие, что нужно сокращать время реакции мозга и переработки информации. Это тренируется, а все до сих пор считают, что это либо есть от природы, либо нет.
Сейчас, возможно, будет вариант применить мою методику в одном городе, где пытаются заниматься хоккеем. Я им сказал, что готов приехать, обучить тренеров и заложить основы школы.
От директора школы требуют результат, но в разных возрастах тренируются разные качества, нет смысла это форсировать. Скорость тренируется в определённом возрасте, в этот период можно добавить 20% к генетической скорости, это всё надо знать. А у нас, когда начинают этим заниматься, уже поздно по возрасту.
Я всем говорю – Россия в хоккее, как Бразилия в футболе. Если правильно ребят тренировать и воспитывать, можно 10 сборных будет сделать. А у нас их убивают – Панарина того же, Быкова, Хомутова – они вообще на заводе оба работали. А в итоге делали результат, потому что башка работала. На таких скоростях главное, кто быстрее думает. Научить двигаться можно любого до уровня КХЛ, главное – работать.
«Столько знаков, которые показывают, что он там и всё видит»
— Мне легче, я верю, что есть что-то свыше… Столько знаков, которые показывают, что он там и всё видит. Общаемся с одной девушкой из Челябинска, Эльвирой, она рассказывала, что видела его во сне и он ей рассказал, что сидит слева от бога, потому что слева находится сердце.
А Лене, которая фильм о Ване снимала, тоже приснилось как-то: природа необычная, небо, слева и справа летят ангелы, она пытается в лица заглянуть, но они отворачиваются. «Куда-то меня привели, посадили, а сзади спиной ко мне сел Ваня, и мы болтаем». О чём – уже не помнит.
Или в Туношне. Лена присела около букета, хотела его поправить. Подбежала какая-то собака, взяла цветок и ей в руки положила. Как это объяснить? Таких знаков очень много. Многим родителям Ваня снился. Рассказывали, что привёл во сне к полю, где мальчишки играют, и показывал, куда нельзя заходить. Жене больше внуки снятся, а мне Ваня приснился один раз, издалека и маленьким. Я кричал-кричал, но не докричался…
Жене накануне гибели приснилась двоюродная сестра вся в чёрном, голова опущена, а сзади мужчины, тоже в чёрном. Она тогда не обратила внимания, но, когда трагедия случилась, вспомнила. Видимо, есть несколько сфер в мире, которые пересекаются. Думаю, бог собирал всех ребят, они же на подбор все были! А тут они, получается, свою миссию уже выполнили.
Когда меня хвалят, что воспитал такого сына, я отвечаю: «Бог почему-то решил нам подарить такого сына». Мы, конечно, старались его воспитать порядочным человеком, но на самом деле бог просто привёл Ваню, чтобы показать, какими люди должны быть на самом деле. Он такой был солнечный и светлый, все к нему тянулись… Его сюда прислали нам…
«Вечером в баре много людей. Мы не афишируем его как бар Вани»
Бар расположился в подвале дома на одной из центральных улиц Ярославля. У лестницы – статуэтка кота, которую местные гладят на счастье. Спускаемся, внутри никого нет, кроме бармена. «По вечерам и на выходных тут битком», — объясняет Леонид Владимирович. За баром – нескончаемые батареи бутылок пива, которые тянутся слева направо, чуть ли не от пола и до самого потолка. Это была идея Вани – сделать заведение, в котором можно найти пиво на любой вкус.
— Сделали сейчас в бар отдельный вход, а то только через рынок можно было зайти. С разрешением на обустройство отдельного входа затягивали. Мы не афишируем это как бар Вани, хотя его майка здесь висит. Удачно придумали продавать пиво из разных стран – это ещё Ванина идея была. Жена любит вишнёвое, а я уже не пью, даже обидно, что такое заведение, а не попробовать. Тут несколько сотен наименований.
Молодёжь ходит, вечером все гуляют в центре, тут много людей, постоянных клиентов тоже много. Этим стенам уже 100 лет, постарались эту старину сохранить. Здесь же мусор был, грязь, мы шлифовали камни от плесени и грязи. Маккриммона отец сюда приезжал, пил вино. Сейчас мы уже его не продаём, так как нужна отдельная лицензия.
Мы обедаем под тихую ненавязчивую музыку, заказываем чай и продолжаем разговор. Леонид Владимирович делится воспоминаниями о том, как пережил первые годы после гибели сына и как позже серьёзно взялся за своё здоровье.
— Сейчас у меня своя диета, я питаюсь часто и понемногу, делаю упор на белковую пищу. Творог, яйца, курица, в зал хожу, внучка туда притащила. Я весь разваливался, бахилы в поликлинике не мог надеть. Сейчас без зала уже никак, четыре раза в неделю по утрам хожу. 20 минут на дорожке, потом железо таскаю. Рука у меня одна не поднималась, плечо было вывихнуто с молодости. Спину три раза срывал, локоть болел, больше двух килограммов не мог поднимать, сейчас всё заработало. Мне говорят, что я помолодел, а я из зала выхожу как новый, удовольствие получаю. В 70 лет тягаю больше, чем тридцатилетние! Шесть лет уже хожу заниматься.
«Потерять ребёнка – это страшно. Слов нет, чтобы это описать»
— После гибели мы хоккей смотреть не можем… Первый год вообще сумасшедший был, потом постепенно боль уходит вглубь… Потерять ребёнка – это страшно. Меня спрашивают, что я чувствовал, но слов нет, чтобы описать это, это можно только пережить. Жена года два чёрная ходила, даже улыбнуться не могла.
Первое время многие писали всякие гадости, один додумался до того, что Ваня помогал больным детям, потому что так отмывал деньги. Хорошо, у нас ещё старший сын был, первый месяц его семья вообще от нас не отходила, прямо с утра приезжали к нам. А ведь есть семьи, где только один ребёнок, это вообще всё… У Альбины Ярчук и внук, и дочка погибли.
Когда Анжела Ярчук погибла, был сильный гололёд, колдобины на дорогах, от которых машину бросает в сторону. Я тогда жене сказал, что не сяду за руль, пока лёд не растает, две недели вообще не водил, даже к Ване перестали ездить. Анжела разбилась, я тогда подумал, что меня бог уберёг. Тоже ведь мог налететь.
Сейчас из своих позвонить уже некому, нет их… Три года назад брат умер, хорошо, успел сказать, где похоронить, к маме. Пришлось его кремировать. Так что общаюсь только с семьёй.
Брат меня выхаживал, до 19 лет не работал, потому что приходилось со мной сидеть. Забирал меня из садика, я и сейчас с ним связь здорово чувствую. У него детей не было, и он был привязан к моим. Ваня ему потом помогал…
Ваня всем помогал – и церквям, и детдомам, и больным людям. Я узнал об этом только после его смерти, увидел на «Эхо Москвы» заметку «Ай да Ванька», ну и полюбопытствовал, открыл. Батюшка сына учил, что помогать надо бескорыстно и не орать об этом на каждом углу.
Сейчас я детдомам помогаю только морально. Когда были деньги, мы помогали. Придёшь в детдом, спрашиваешь, что надо. Они отвечают: «У нас всё есть, ничего не надо. Только лыжи купите, дети их часто ломают». Съездили, купили лыжи, палки разных размеров…
Помогали людям раньше, но часто начиналась обычная «дойка», а были такие, кто прикидывался больным и просил денег. Мы же советские люди, доверяли! Когда Ваня погиб, верили всем людям, даже мыслей не было в голове, что меня могут обмануть. 10 лет мы с женой учились…
«У меня мечта – найти лесной ручей, сесть у него и посидеть целый день»
— Раньше каждый год за грибами ездил, я лес страшно люблю! У меня мечта – найти лесной ручей, сесть у него и посидеть целый день. Знаю, где такой глухой ручей есть, но до него далеко, а у меня такой возраст, что боюсь выезжать за пределы Ярославля. Дороги там – где яма, где канава. Я бы и сейчас поехал, если по хорошей дороге и не очень далеко.
У меня было хобби построить школу и заняться разработкой своей методики, ведь все упражнения надо проверять на практике. У меня есть несколько упражнений, которые мы применяли, они были эффективные. Но чтобы двигаться дальше, надо постоянно заниматься и смотреть. Школа нужна для того, чтобы отслеживать прогресс и динамику на каждом возрастном этапе. Будет школа, будет полноценная методика. А так теорию я напишу, но люди не будут вдумываться в неё, им ведь лень. А кто не хочет думать, тренерами не становятся, потому что они хотят заработать. Детский тренер получает 20 тысяч, и как на это жить? А если жена ещё с детьми дома сидит? Это в СССР все были нищими… После войны в магазинах и масло, и колбаса были, только купить было не на что.
Сейчас хобби нет, потому что не с кем работать. Старички уже старые, а кто из молодых наукой занимается? Вот взять спортивную психологию, но это не спортивная психология. Они взяли методику театральных институтов, собирают группу и начинают людей психологически ломать, думая, что поменяют человека.
Спортивная психология начинается с момента, когда ребёнка приводят в школу, и до 17 лет. В 17 ребёнок один, в 10 – другой, в 15 – третий, это всё разные люди. К разному человеку нужен разный подход, вот это спортивная психология, а не вбивать в башку патриотизм, что нужно зубами грызть лёд, настраиваться. А они уже опоздали, ведь кто не может настраиваться, уже сами давно отсеялись.
У нас пришёл один мальчик, защитник, катание хорошее, но из другой школы выгнали. Я предложил перевести его в нападение, у того появился стимул – забивать голы. Через два месяца приходит мама: «Что вы с моим сыном сделали? Он раньше ползал, как муха, а теперь летает!». Это чистая психология.
«Ваня получал удовольствие от того, что помогал. И никому об этом не рассказывал»
— Мало говорили с Ваней, надо было больше общаться. Такая профессия у него была, что очень тяжело было. Мы люди такие, сами никогда не навязываемся, а у него постоянные тренировки, перелёты, графика его мы не знали, звонил больше он.
И не то что мало общались, а мало общались на серьёзные темы. Каких-то тем он избегал, например, темы денег, в них и не углублялся. Всегда все об этом жалеют, что не успели всего узнать.
Когда мы узнали, чем он занимался… Его бескорыстная натура даже в мелочах проявлялась. Один журналист из Нижнего Новгорода прислал свою заметку о том, как к «Торпедо» приезжал «Локомотив». И там рассказ, что он должен был фоторепортаж с матча сделать, но у него села батарейка на камере. Он стоит, рассказывает об этом кому-то, а мимо Ваня проходил. Так он пошёл, вытащил батарейки из плеера, и отдал журналисту. Понимаете, Ваню специально бог провёл мимо этого репортёра! Когда он видел, что нужна помощь и он может помочь, то всегда помогал, даже в мелочах. Другой бы прошёл и не заметил, а у Вани было такое чувство сострадания, что на расстоянии чувствовал и бежал помочь. Он получал удовольствие от того, что помогал. И никому об этом не рассказывал.
«Когда Ваня погиб, Марина сказала: «Всё, я осталась ни с чем». По себе других мерила»
— Ещё мы с женой у Вани начинаем учиться. Узнаëшь о его делах и понимаешь, как он всё грамотно делал и мудро поступал, практически не ошибался. Была одна ошибка, очень большая, но это он потом только понял, а тогда молодым был, 17 лет…
— Жена?
— Это не я сказал.
— Вы пробовали её понять?
— Пытались и до сих пор пробуем. Помню, мама Марины как-то хвасталась, что её сын обманул рабочих после ремонта её квартиры и выгнал их, не заплатив. Вот так она детей воспитала, для них это было нормой. Через это я понимаю и Марину, и её брата, ведь они впитывали всё с детства от мамы.
Но у нас другая психология, у нас в приоритете духовное, а там – материальное, а если духовное мешает, то оно отрезается. Когда Ваня погиб, первое, что она сказала: «Всё, я осталась ни с чем». По себе других мерила, думала, мы её до нитки обберём.
— Она любила Ваню?
— Вначале любила, а как его не любить? Все девчонки по нему с ума сходили. Потом она просто держалась за его деньги, жила как сыр в масле, не работала никогда. Беда в том, что Ваня её сильно любил, да в нашей семье никто никогда не уходил от жён. Ваня как-то сказал, что у него душа болит. Мы тогда не поняли, что это значит, потому что никогда раньше не встречались с таким уровнем подлости. Гибель Вани показала, кто есть кто.
Когда Ваня погиб, было ощущение, что стена рухнула. Мы знали, что у нас за спиной мощная стена, и, не дай бог, с нами что-то случится, он бегом прибежит и всё сделает. Саша у нас – такая же стена, я жене говорю, что мы с ней – счастливые люди. У нас дети не наркоманы, не пьяницы, не сидят на шее, мы спокойны. С возрастом нам потребуется помощь, и мы знаем, что сын будет помогать.
«Перед смертью всё запишу, оставлю детям Вани всю правду»
— Когда такое горе, да ещё и внуков отнимают, хочется выть?
— Да нет, сейчас всё выровнялось. Представляю, каково жене, она же просыпается и засыпает с Ваней перед глазами, в спальне висит его портрет. Передать это невозможно, нет таких слов.
— Внучки уже довольно взрослые, как думаете, почему они вас сами не ищут?
— Мы общались через соцсети, но недолго, нас заблокировали. Саше уже 16, а Варюшке 13 лет. Думаю, они отслеживают, что о нас пишут.
— В 16 лет попробуй что-то запретить ребёнку.
— Можно. Она их задавила психологически. Мне кажется, Саша понимает всё, но боится пойти против матери. Она ещё колеблется, у неё не сформирован волевой ресурс. Думаю, к 18 годам у неё появится интерес, тем более с совершеннолетием она станет финансово независимой, сможет жить своей жизнью.
— Значит, надеетесь, что общение с внучками может ещё возобновиться?
— Познакомиться хотя бы заново хотелось бы. Мне бы хотелось, чтобы в них гены Вани перебороли материнские. Мы когда историю стали раскапывать, там столько всего! Перед смертью всё запишу, оставлю детям Вани всю правду. Их семья же всякие гадости детям про нас рассказывает! Помню, пришли в школу к Саше, когда она в первый класс пошла. Она нас увидела и как заревёт. Я на колени перед ней встаю: «Саша, мы же тебя так любим».
— Думаете, Ваня гордится вами?
— Это мы гордимся Ваней. Думаю, ему нечего нас стыдиться. Как жена говорит: «Ваня, спасибо за то, что нам никогда не было за тебя стыдно». Если он и переживает, то за девчонок и за нас, потому что мы не только сына потеряли, но и внуков. У меня осталось столько нерастраченной отцовской любви для детей, я бы им всю её отдал.
Другие материалы спецпроекта «Чемпионата» к десятилетию гибели «Локомотива».