НЕТ ЧЕЛОВЕКА МЕНЯ ДОБРЕЕ
Это интервью состоялось за несколько дней до того, как руководство «Динамо» выставило вратаря Овчинникова на трансфер. Сегодня кажется, что он скверный исход предчувствовал. Даже обронил тогда: «Сейчас сложная ситуация. Многие в клубе не хотят видеть меня в „Динамо“. И дисквалификация тут ни при чем». «Многие» оказались сильнее.
Встречу Сергей Иванович назначил возле ворот базы «Локомотива». Чтобы корреспондентам не плутать.
Вечерело. Мы высматривали в сумерках всему миру известный джип с буквой «Л» поперек борта. Но Овчинников подлетел, поднимая столбы пыли, едва ли не на грузовике. Что-то неестественных размеров, прежде не виданное. Какой автосалон удружил ему таким автомобилем, остается гадать, но прогуливающиеся лесной дорожкой дачники смотрели вслед той машине с тихим испугом.
За забором базы «Локо» постукивали мячи. А может, нам показалось, и ничего там не стучало. Но если бы этих мячей не было, их стоило бы выдумать. Для драматизма, для сюжета.
Диктофон включить не успели, а Овчинников принялся удивлять. Указал местечко возле соседского забора:
— Паркуйтесь здесь.
— А если кто-то выезжать будет?
— Не будет. Здесь Валерий Георгиевич живет. Когда я с «Локомотивом» чемпионом стал, он эти ворота заварил, на другую сторону улицы теперь выезжает…
Заходим в дом. Ваза. И белых роз без счета.
ЗАХОЖУ НА БАЗУ «ЛОКО»
— Какое-то событие?
— Инга вчера приехала. Но мне никаких событий не нужно, чтобы жене дарить цветы.
— Дом футболиста рядом с базой — это почти примета. Признак скорого расставания с командой.
— А кто еще жил рядом с базой?
— Тихонов в Тарасовке. Семин.
— Палыч дом построил давно, я три сезона после строительства отыграл. Правда, по-настоящему лишь год назад сюда перебрались. Дача у меня недалеко, родители моих родителей жили в Переделкине. Я потому и выбрал это место, а вовсе не из-за того, что здесь база «Локомотива».
— Соседи у вас что надо.
— Про Газзаева, который напротив живет, я говорил. У Семина дом совсем близко к базе, несколько шагов. И до доктора «Локомотива», Ярдошвили, рукой подать. Вот Лоськов немного в стороне.
— Каждое утро проезжаете мимо ворот базы?
— Тут имеется дорога к шоссе покороче. Но в те края хожу с собакой гулять. А зайти на базу всегда могу, охрана без проблем пропускает. И заходил пару раз.
— Когда слышите, как мячи стучат на базе «Локомотива», сердце не щемит?
— Не попадаю на такие моменты, когда у меня тренировка, тогда и у них. Зато есть пропуск на стадион «Локомотив», на любой матч могу прийти.
— О вас вспомнили?
— Сам попросил.
— Вы, наверное, помните слух годичной давности. Семин якобы приехал в Баковку, а его не пустили...
— Честно скажу — не знаю. Но в нашей жизни все возможно.
МОЖЕТ, К ГАРИНУ, В НАХОДКУ?
— Ирина Винер, тренер гимнасток, как-то сказала: «Безделье разъедает, как ржавчина». Сейчас, в период дисквалификации, готовы повторить те же слова?
— А в этот отрезок даже больше работать приходится. Никто ни от тренировок, ни от сборов не освобождал. Вдобавок исполняю роль тренера вратарей после того, как уволили португальца.
— Вам интересно?
— Нет.
— Впоследствии это не будет вашей профессией?
— Не мой уровень. Слишком банально. Мне хочется тренировать команду, идей много. Но в России настолько сложно получить лицензию, что не знаю… У нашей семьи есть бизнес, задумки.
— Что за бизнес?
— Строительный. Пока это проба сил.
— Давно за это взялись?
— Лет пять назад. Мне интересно вникать, помогаю и деньгами, и советами. Партнеры у нас в Риге. Там удобнее вести бизнес, чем в Москве.
— Валерий Карпин занимался строительным бизнесом параллельно с футболом, но потом увлекся и ушел в это дело с головой.
— У Валеры гигантские планы, а мы больших средств не вкладываем и огромных прибылей не ждем. Бизнес для поддержания штанов. Олигархом я не буду
— Дом у вас чудный. Проектировали сами?
— Инга постаралась. С двумя архитекторами выступала как соавтор. Кому-то нравится, кому-то нет, но главное — чтобы нравилось нам. Уютно, комфортно и без особых претензий.
— Вам 35...
— Скоро 36. В ноябре.
— Больнее падать, чем десять лет назад? Ворота шире не кажутся?
— Всегда говорю приятелям так: не падать больнее, больнее вставать. Тяжелее — уж точно. А ворота шире не кажутся, наоборот — кажутся меньше. Ты уже почти все знаешь, а что не знаешь, то чувствуешь.
— Когда-то вы говорили: «Дострою дом — закончу играть». Нынешний ваш стимул играть, тренироваться, сидеть на сборах?
— Отказываюсь понимать людей, которые спрашивают: «Какой смысл?» Отвечаю: из-за денег! Как мне жить-то? Но эта работа доставляет удовольствие. Да, с каждым годом сложнее, но интерес сохраняется. А в одно прекрасное утро я встану и пойму, что больше не могу. Знаю много футболистов, которые просыпались — и все, как отрезало. Ни желания, ни умения, одни травмы. Можно пойти во вторую лигу и доигрывать там, но это не по мне.
— А звал вас в Находку Олег Гарин.
— По-прежнему зовет. Спасибо ему.
— Всерьез этот вариант не рассматривали?
— Надо рассматривать любой вариант. Тем более когда друзья предлагают. Да и Олег — сильный тренер, думаю, «Океан» будет играть в высшей лиге.
АКИНФЕЕВ И ОСТАЛЬНЫЕ
— Кто сегодня лучший вратарь России?
— Акинфеев. Даже близко никого нет, можно формулировать так: Акинфеев и все остальные.
— Почему лучший — не вы?
— Мне по возрасту не полагается. Но пока я играл, московское «Динамо» было по пропущенным мячам на четвертом месте. Теперь уже на третьем. С конца.
Если говорить об Акинфееве, удивлен, что в газетах в него критические стрелы пускают. Да если бы не он, ЦСКА не был бы на первом месте! Он один тащит эту команду!
— Один?!
— Ну не один. Но Акинфеев для армейцев — половина команды. Я им просто восхищаюсь. Мы в добрых отношениях, созваниваемся.
— Что он умеет такого, чего не умеете вы?
— Потрясающе играет ногами. Выбирает позицию. Играет неброско. Раньше мне говорили: «Что Овчинников не падает? У него такая оборона, только поэтому мало пропускают...» Так это здорово, что не падает! Выбирай позицию — и не надо падать! Нет меня в «Локомотиве» — сколько пропустили в этом сезоне с той же обороной?
Сразу вижу, что представляет собой человек, стоящий в воротах. Толковый он вратарь или «попрыгунчик» с дешевыми номерами. Посмотрю одну игру и скажу. Акинфеев не делает легкие мячи трудными. Вратарь должен брать то, что летит в него, в угол еще не всегда пробьют.
— Он очень долгий для вратаря, момент, когда мяч пересекает линию ворот?
— Да. Это как будто замедленный повтор. Успеваешь за секунду проанализировать ситуацию, безошибочно определяешь, гол это или нет… Что-то необъяснимое. Даже успеваешь представить, как стоило бы сыграть по-другому, как можно было отбить этот мяч. Но поздно.
«УЛЕТАЮЩЕЕ» КОЛЕНО
— На денежные темы вы не стесняетесь разговаривать?
— Ничуть.
— Вы же человек, воспитанный при советской власти. И должны были бы стесняться.
— Стараюсь абстрагироваться от тех лет, которые прожил при советской власти. А сейчас тема денег вообще для нас больная. На каждом шагу твердят: «Футболисты столько получают...» Отлично. Кто тебе мешал стать футболистом? Или хоккеистом? Они не видят наш труд. Не видят людей, которые не состоялись как спортсмены.
— У вас сколько операций было?
— Ни одной. Сплюньте. У меня вопрос стоял так: если лягу «под нож» — год уйдет на восстановление. И мне сказали: играй, пока колено совсем не «улетит». Пятнадцать лет оно «улетает». Дай бог, чтоб еще пятнадцать протянуло. Но я мучаюсь.
— На погоду реагирует?
— Оно почти всегда опухшее. Постоянная боль, пару раз в год прохожу курс уколов. Очень болезненных. Лет в шестнадцать сломали большую берцовую кость, и что-то неправильно срослось, пошли изменения в структуре костей. Под полтинник это вылезает так, что приходится делать и операцию, и вшивать искусственные суставы. А операция дорогостоящая, порядка тридцати тысяч долларов.
— Если делать после футбола, то за свой счет?
— И сейчас пришлось бы делать за свой счет, если нет страховки. Не думаю, что во всех наших клубах футболистов страхуют.
— Вы застрахованы?
— Не в курсе. В «Локомотиве» был застрахован.
— Не стоило ли там со здоровьем разобраться?
— Тогда это был бы конец карьеры.
— Как-то Калитвинцев сказал про Темура Кецбая, который до сих пор играет в чемпионате Кипра: «Как же надо любить деньги, чтобы бегать в 35 лет...» Эта история не про вас?
— Еще недавно я решал весьма солидные задачи и не задумывался о возрасте. А при подписании контракта с «Динамо» финансы не стояли на первом месте. Сколько предложили, настолько и согласился. Подмахнул контракт не глядя. В «Локомотиве» вообще в пустых бланках расписывался! У нас были такие отношения, что я верил людям на слово.
— Не обманули ни разу?
— В «Локомотиве» такого не бывает.
— Отношения в том «Локомотиве», семинском, были почти семейные. С другой стороны, как простилась команда с Чугайновым? С тем же Семиным? Почему не захотел поговорить с вами на прощание Филатов?
— Люди так устроены, что помнят нехорошие моменты. А меня учили по-другому: надо помнить все хорошее. Свою ситуацию с уходом из «Локомотива» не хочу глубоко копать. Боюсь докопаться до чего-то очень-очень неприятного для меня. А остальные уходы объясняю самому себе просто: недоразумения. Мне так удобно.
— За этот год общались с Филатовым?
— Нет. Если Валерий Николаевич захочет поговорить, найдет возможность. Он сам выбирает, общаться или нет. Я никогда по собственной инициативе не шел к руководству. Никогда не был с кем-то из начальства близок. Вот когда закончу, можно будет сократить эту дистанцию.
ДОМ В ЛИССАБОНЕ ОТОБРАЛИ
— По-настоящему трепетно относиться к деньгам может только человек, прошедший через бедность.
— Мои родители прилично зарабатывали. Машина была, «жигули». Отец входил в тройку лучших автомаляров Советского Союза, красил машины Брежневу и Пугачевой. Но родители не умели копить. Жили мною.
— В «Спартаке» начала 90-х оклады были около тысячи долларов. Сколько платили в «Локомотиве»?
— Немного. Задержек не было, но получали чуть больше инженера. И то не все. Чуть позже, уезжая в «Бенфику», зарабатывал, кажется, две с половиной тысячи долларов.
— Сколотить состояние было нереально?
— И сейчас нереально. Все-таки мы еще недалеко отошли от Советского Союза. Есть родители у меня и жены, братья и сестры не зарабатывают бешеных денег, — помогаю практически всем. Это сложно. Вот внукам будет жить проще, перед ними было поколение обеспеченных людей.
— Многие футболисты вкладываются в московские квартиры. Которые сдают — и вот вам «работающий» капитал.
— У меня две квартиры: своя и родительская. Обе пустые. Жалко сдавать, не готов к этому. Нужда заставит — сдам, куда деваться…
— А португальский свой дом сдаете?
— У меня в начале года его отобрали. За налоги.
— То есть?
— Не я один пострадал, это обычная практика португальских властей. Если легионер уезжает, надо отобрать его недвижимость. Мне выставили счет зато, что якобы не платил налоги. Но я платил.
— Так в чем проблема?
— Спортсмен платит налог 22 процента, бизнесмен — 44. Когда я уехал, мне посчитали именно 44. Ныне покойный Фехер, венгр, так попал, Кульков, Кандауров… Аленичева едва коснулось, он, нашим примером наученный, спохватился. Требовалось подавать какие-то декларации. Мы не подавали, за это полагается всего-навсего штраф. Тем паче вина не наша, а наших агентов.
Никто в Португалии с налоговой полицией не связывается. Те живут по своим законам. Я тридцать три суда прошел — и, кстати, их не проиграл. Все говорили, что прав, но дело не рассматривали: «Раз первый суд так решил, значит, мы присоединяемся...»
— Шансов вернуть дом никаких?
— Абсолютно. А дом был сказочный, на берегу океана. Вложил в него половину того, что там заработал. Потерял полмиллиона долларов. Только и остается говорить, что «жизнь на этом не заканчивается». Жив-здоров — и слава богу. Я мог подавать в Европейский суд, но мне сказали: «Сережа, бесполезно — еще больше денег выкинешь...»
Этот случай смазал отношение к стране. Хотя у меня до сих пор там живут родственники, сестра жены замужем за португальцем. Они тоже пытались помочь.
— Недавно узнали, что у Панова в «Торпедо» была едва ли не самая маленькая зарплата, — стало понятно его стремление расстаться с клубом. Вы в «Локомотиве» тоже, кажется, были среди «замыкающих»?
— Да. Я прекрасно знал, что получал меньше многих. Но это тоже мое решение, мне говорили: «Нормально, Сережа?» Да, отвечал, мне хватит.
— Не торгуясь?
— Никогда. Во сколько оценили мой труд — столько и стою. Если бы я был корыстный человек, был бы в два раза богаче. Мог бы в лучшие свои годы шантажировать руководство — и, думаю, никуда бы они не делись.
— Как это делал Евсеев?
— Неправда. Вадим — очень порядочный человек, и я могу сказать, что он пошел на компромисс с руководством. Это была вынужденная мера — немножко шантажировать.
— Когда из «Локомотива» уехали в «Бенфику», почувствовали себя миллионером?
— В «Бенфике» тоже мог получить контракт гораздо выгоднее. Вправе был уйти свободным агентом, но пошел навстречу «Локомотиву», подписал новый договор. И «Бенфика» была вынуждена за меня платить.
ДЕНЬГИ В РАЗДЕВАЛКЕ НЕ РАЗДАВАЛ
— Жена Лоськова сказала в одном интервью: «Футболисты любят только себя и деньги зарабатывать». Правильно?
— Но зарабатывают они не себе, наверное? Женам, детям, родителям… И не стоит нас критиковать. Какие есть в России футболисты, такие есть. Норвежцы еще хуже в футбол играют. Приезжает Хиддинк, говорит: «Да не все так ужасно! Что вы мне нарассказывали?!» Приехал Михел судить нашу игру с ЦСКА, дает интервью: «Хороший уровень...»
Приезжают иностранцы — обещают сорок забить. Жо 14 забил — и теперь туров десять не будет забивать. На этом числе остановится. Ну максимум 18 набежит, для первого года. Как Карвалью, который «выстрелил», — и где нынче этот Карвалью? Нет его. А турка из «Зенита», поверьте мне, через год продадут. Может, три забьет до конца сезона, и до свидания. Как играли Кержаков с Аршавиным, так и будут играть. Вот они будут забивать.
— Да еще Панов поможет?
— Пан вообще будет лучшим! Выйдет — десятку забьет!
— Правда, что вратарь Овчинников в период динамовского безденежья раздавал в раздевалке собственные деньги?
— Ерунда какая-то. Я что, похож на миллионера? Может, я — Абрамович? Кому-то дал взаймы, но точно так же могли дать и мне. С чемоданом денег я в раздевалку не приходил и одалживаться не предлагал. У меня на днях брали интервью для телевидения, тоже с этим вопросом: «Давай от себя скажем, что ты раздавал деньги, это прикольно...»
— Запретили?
— Запретил. Мне Бог не простит. Были бы деньги — я бы дал. Но их нет. Как нет у меня «Феррари», не живу в Ницце…
— Почему у вас нет «Феррари»?
— Не могу себе позволить настолько дорогую машину.
— А хочется?
— Нет. Устраивает, что есть.
— У вас тоже автомобиль приличный.
— «Додж»? Совершенно недорогая машинка. Выглядит дороже, чем стоит. Это тоже здорово, да?
— А где знаменитый джип с литерой «Л»?
— В гараже. Эту машину не продам. Вовсе не из-за буквы «Л». Очень удобный автомобиль, почти полдома с его помощью построено. Какой смысл было «Газели» заказывать, когда можешь все погрузить в свой багажник? Когда совсем начнет сыпаться, сделаю из него летнее кафе…
— И букву на борту не стали закрашивать?
— А зачем? Мне «Динамо» обещало машину — перед болельщиками, перед всеми, по контракту. И тишина. Почему я должен закрашивать ту букву?
ДИНАМОВСКАЯ МИСТИКА
— Скажите с высоты собственного опыта: если появляется желание кардинально изменить жизнь, надо его бояться?
— Я консерватор по натуре, ничего резко менять не желаю. Пусть лучше будут маленькие изменения, но мне подконтрольные.
— Шаг годичной давности с уходом из «Локомотива» не был резким?
— Вынужденным. Иного выхода не было. Но если бы меня пригласил не Семин, а кто-то другой — отказался бы. Меня вынудили. Или сам себя вынудил… Но варианта было два: либо «Динамо», либо заканчивать с футболом.
— Помните, какие аргументы придумывали для Евсеева, когда он собрался в «Динамо»?
— Я ему говорил, что из «Локомотива» уходить нельзя. Что эта команда — навсегда. Говорил, что он многое потеряет, если уйдет. А получилось так, что его отговорил, а сам ушел. Но мы друзья, и между нами вопросов не осталось.
— И он вас не отговаривал?
— Никто не мог меня отговорить. Слушаю только себя.
— «Динамо» вам не кажется заколдованным местом? Есть что-то мистическое?
— Наверное. Чем было сильно московское «Динамо»? Всегда играли свои воспитанники, был патриотизм. Я с 7 до 20 лет был динамовцем. Преданным фанатично. Воспитанным в таком духе, что красный цвет — это враги. «Спартак» — враг. Готов был рвать и метать. Но потом своих начали убирать, убирать, убирать… Тихонечко убрали и меня. По сей день динамовские ветераны, деды относятся ко мне хорошо. У меня бабушка бухгалтером работала в «Динамо», отец всю жизнь болел за эту команду. К разговору о мистике — утеряны традиции, корни… Со мной сейчас тоже ситуация — как будто «Локомотив» поперек горла кому-то встал.
— Хотите сказать, что для многих нынешних динамовцев вы до сих пор остались игроком «Локомотива»?
— А много в этой команде динамовцев?
— С вашим опытом достаточно было неделю провести в команде, чтобы понять, что сезон она завалит?
— До сих пор не верю, что он завален. Поначалу думал, что будем бороться за чемпионский титул. Но кое-что настораживало.
— Например?
— Коллектива не было. Семин привык в «Локомотиве», что его слово — закон. А здесь почему-то многое воспринималось в штыки.
— Вы об иностранцах говорите?
— О некоторых наших тоже. Семин пришел с психологией победителя, с уверенностью в собственной правоте — а в «Динамо» давно нет психологии победителя.
— Посмеивались над Юрием Палычем?
— Да, несерьезное было отношение. Семин попал под эту волну.
— Вам не показалось, что Семин вернулся из сборной другим человеком?
— За такой короткий срок никто не изменится.
— Но в «Локомотиве» и представить нельзя было, чтобы Семин поименно винил кого-то из игроков на пресс-конференции. В «Динамо» это стало возможным.
— Защитная реакция. Иногда мы не контролируем свои слова и поступки. В «Локомотиве» не за что было критиковать футболистов — они могли ошибиться, но в нежелании играть их не упрекнешь.
— За время, проведенное в «Динамо», стали с Семиным еще ближе?
— В футбольном плане он для меня второй отец. Все, что имею, — благодаря ему. Без него моя карьера вряд ли сложилась бы удачно.
— Звонили ему после отставки?
— Конечно. Семин порядочный человек. И очень любит футболистов. У девяноста процентов тренеров этого качества нет. Они не любят игроков, они рассматривают их как машину для футбола. Он всем прощал — я не помню, чтобы Семин кого-то наказал…
— Джанашия доброта выгнать не помешала.
— Заза не захотел играть в футбол и сам ушел. Его уговаривали — Семин еще год ездил, искал его.
— Не чувствуете, что всей стране интересно — что будет, если вылетит московское «Динамо»?
— Я и так знаю, что будет. Сделают 18 команд — и московское «Динамо» оставят. Если бы играл в другой команде, двумя руками голосовал бы за то, чтобы этот клуб оставить.
— Допускаете, что этот сезон для вас станет в «Динамо» последним?
— У меня год контракта. Но если руководство захочет от меня избавиться — компромисс найдем.
«СУМАСШЕДШИЕ НАМ НЕ НУЖНЫ»
— Знаете, что такое депрессия?
— Понятия не имею. У меня не было в жизни тяжелых моментов. Кроме здоровья семьи для меня все второстепенно.
— На крик в перерыве срываетесь часто?
— Я всегда ору. В «Локомотиве» защитники получали по полной.
— В ответ на вас никто не кричит?
— А кто на меня может наорать? Во-первых, я старше. Во-вторых, капитан команды.
— В Ростове вы как-то так подсказали Харлачеву, что тот рывок сделал метров на сорок и едва с кулаками на вас не бросился.
— Женька уже был с желтой, еще раз сорвался, до красной было недалеко — и я перевел его энергию на себя. Шел первый тайм. Кричу: «Ты что делаешь?!» Он не понял, побежал на меня. Говорю: «Ты чего прибежал?» Да что он мог мне сделать? Зато доиграл спокойно до конца.
— О ком из легионеров остались самые теплые воспоминания?
— Знаете, я когда-то играл за сборную мира. Причем собирались лишь те, кому за тридцать. Играли против «Ювентуса». Синьори приехал, Батистута, Веа… Настолько простые ребята! Я поражался — такое уважение к личности! Кто для них вратарь Овчинников?
— Кто?
— По Лиге чемпионов они меня немного знали. Мы как раз с Никополидисом, греком, были вратарями. Чувствую: ни тени сомнения в моем мастерстве. Если ты здесь — значит, уже в порядке. И вот после этой доброжелательности понял: чем выше футболист, тем проще с ним общаться. Это я к вашему вопросу о легионерах. Чем он слабее как игрок, тем больше из него дерьма льется.
— Но это не про Лекхето, например?
— Бобо — потрясающий парень! Ему надо было родиться белым и русским…
— Самая дорогая похвала, которую вы получали в жизни?
— Запомнились слова ван Гала. Его спросили, кого бы он отметил в Лиге чемпионов, а голландец в ответ: «Мне очень вратарь Овчинников нравится». Ван Гал хороший тренер, верно? Супер?
— Конечно.
— Значит, правильно я сделал, что запомнил.
— Ваш пик когда был?
— Обычно говорят: «У меня все впереди». Да нет, конечно, все позади. Лучшим был год, когда вернулся в «Локомотив», первая для нас Лига чемпионов. Удачно сыграли с мощными командами.
— Тогда «Арсенал» вами интересовался?
— «Арсенал» искал не первого вратаря, а второго. Рассматривались три кандидатуры — Леманн, я, Канисарес. В итоге остались две фамилии: я и Леманн. Те, кто подешевле. А тут случилась дисквалификация, Венгер посмотрел на мои проделки, говорит: «Нет-нет, сумасшедшие нам не нужны...» Но я все равно ни в какой «Арсенал» не поехал бы. Сразу сказал, что не хочу.
— Говорят, редкое для вратаря чувство: ощущение, что сегодня ему не забьют.
— Не знаю. Я всегда нервничаю, выходя на матч. Сомневаюсь в себе: смогу? Не смогу? Но кто-то сказал — пока ты сомневаешься, у тебя все получается. Как решишь для себя, что все чудесно, получишь что-то нелепое.
— А выглядите чемпионом по уверенности.
— Так это замечательно. Команда-то на тебя смотрит, так?
НЕ НАДО УНИЖАТЬ
— Когда известный в прошлом голкипер Маслаченко критикует вас как вратаря и человека — это задевает?
— Меня другое поражает: он то хорошее про меня говорит, то вдруг ни с того ни с сего какую-то ерунду. И не только обо мне. Кто сказал, что Маслаченко — бог вратарей? Что его оценки правильные? От половины его высказываний я в шоке. Подчас создается мнение, что человек не разбирается в футболе. Мне не хотелось бы его обижать, он намного старше, но эти разговоры: «Я играл там, там...» Послушайте, вы играли сорок лет назад. Сейчас другой футбол, и мастерство нынешних вратарей гораздо выше.
— Не складывается впечатление, что многие только и ждут вашего провала — чтобы накинуться?
— Да, и не знаю почему. Помните, как я с «Ротором» выпустил мяч? Нам забили гол. Ошибся единственный раз за сезон. И я не считал это ошибкой, это несчастный случай. Мяч попал мне в ногу и отскочил к Гогниеву. Я тогда пришел в раздевалку, наорал на команду: «Да какая разница — 0:1 или 0:0?! Все равно недобрали очки, которые должны были с „Ротором“ дома брать...» Схватил сумку и, не переодеваясь, уехал. Прямо в бутсах сел в машину.
А следующий матч проводили с ЦСКА, 1:0 выиграли. Был довольно неприятный для вратаря момент: прострел с отскоком от земли, я начал ловить, мяч от меня отлетел — но защитник выбил. Утром открываю газету: «Ошибки Овчинникова становятся привычными...»
— И что?
— Задумался. Две игры — это что, «привычное»? Если человек в десяти играх кряду валит и валит — тогда да. А журналист знай свое: «Это становится фирменным почерком!» Да пусть у всех будет такой «почерк»: каждый год меньше всех пропускать и больше всех игр проводить на ноль.
— Кстати, ваши слова: «Помню поименно всех, кто меня оскорблял».
— Да это на публику…
— Хоть кого-то помните?
— Никого я не помню. Нет человека меня добрее. Отношусь хорошо даже к тем, кто меня критикует. Вот унижать — не надо. А то вышла колонка в одной газете. За день до этого я матери сказал: «Вот посмотришь, еще из совка не все ушли. Сейчас начнут писать, что я и вратарь плохой, и человек отвратительный, и трус...»
— И трус?
— Написали, что я трус. Якобы специально с Уэльсом карточку получил. Нашлись же люди: «Положа руку на сердце, вратарь он слабый...» Ладно, если я слабый — у нас, что, сильных вовсе нет? Разве можно так унижать?
Потом мне звонили люди из этой же газеты, извинялись за автора: «Не могли повлиять, чтобы той статьи не было...» Я отвечаю: «Ребята, вы-то что извиняетесь?»
— Понимаете, что вы — прекрасный объект для зависти?
— Что, половина журналистов — бывшие вратари? Нереализовавшиеся? То, что в жизни не очень любят независимых людей, я прекрасно знаю. Тут вы правы. Я живу по своим правилам. Но никому не делаю больно. Раз кого-то раздражаю — это их проблемы. У всех есть комплексы.
БАТИШТА — СВОЛОЧЬ
— Фамилию какого-нибудь арбитра ваша память сохранила?
— Наших знаю всех.
— Ни одного судью растерзать не хотелось?
— Нет. Разве что был один, Лусилиу Батишта. Но и его просто сволочью называю, и все.
— Который вас с «Монако» судил?
— С «Монако», с «Рапидом», с Уэльсом. В Португалии меня два раза удалял. Человек, который в интервью сказал: «Не люблю русских, они у меня всегда будут получать!» Чаще его жизнь со мною сталкивала, чем с остальными. Отыгрывался.
— Ни одна карточка от него справедливой не была?
— В игре против «Рапида» я был капитаном, с Батиштой поговорил. Он еще до матча намекал — мол, берегитесь. С «Монако» открыто нас «душил». Удаления-то в Португалии, может, и были справедливыми. Но шли за желтой карточкой, которая была совершенно «левой».
— Однако руку ему вы все же пожали?
— До игры не мог не пожать. А вот после делать этого не стал. Поражение от «Монако» стоит особняком. Пожалуй, самое мое большое разочарование в футбольной жизни. Мне кажется, тому «Локомотиву» было по силам достичь даже финала Лиги чемпионов. Обидно, что из-за негодяя в судейской форме этим надеждам не суждено было сбыться.
— После возвращения из Португалии вы назвали самого себя «средним вратарем».
— Так и есть. По российским меркам, я достойный вратарь. По европейским — средний. Таких много. Классных единицы: на ум приходят Буффон, Шмейхель, Прюдомм, ван дер Сар…
— А незадолго до этого вы говорили, что догнали по мастерству Прюдомма.
— Раз убрал его из ворот «Бенфики», выходит, — догнал. Но Прюдомму к тому времени сороковник стукнул. Было бы смешно, если бы я так и сидел под ним в запасе… Мишель — неординарная личность. Многому у него научился. Жаль, в молодости не было рядом человека, который мог на тренировках так же подсказать.
А Прюдомм сейчас тренирует бельгийский «Стандард», до этого был там спортивным директором. Хозяин клуба — его друг. Пару лет назад «Локомотив» в Лиге играл с «Брюгге», Прюдомм приезжал на матч. Тепло пообщались. Хотя на второй мой сезон в «Бенфике» отношения разладились. Он переживал, что какая-то шпана выбивает его из состава, вел себя странно. Мог сесть на трибуну, вместо того, чтобы помочь мне размяться. Я обижался, но чем старше становлюсь, тем понятнее мне та реакция…
— Вратарь — натура тонкая.
— Нам сложнее, чем полевым. Ты весь матч копишь в себе энергию. Потому и случаются срывы, сродни тем, что был у меня в матче с «Москвой». Вспомните, как Кан то ли ухо, то ли нос кому-то откусывал, но никто его за это в Германии не уничтожал. А здесь побегал маленько, поорал — и вон сколько глума.
— Смотрели в записи тот эпизод?
— Ага. И, клянусь, ничего из ряда вон не увидел. Так и не понял, за что получил желтую карточку, из-за которой должен был пропустить следующий матч. С этого все началось. На правах капитана спросил у бокового арбитра, почему он назначил угловой. Да, в резкой форме, но я никого не унижал, матом не ругался. Захаров потом говорит: «Ты вел себя агрессивно». А как еще на футбольном поле нужно себя вести? Это разве театр?
— Зато оживили «тухлую» игру, которую забыли бы на следующий день.
— Лучше бы я ее не оживлял… Согласен, удалили меня заслуженно, но дело не в этом. В России арбитры чаще сами провоцируют футболистов, хотят быть в центре внимания. Только лучше от этого судить они не стали.
— А корреспонденту после матча зачем пообещали в лоб дать?
— Рассказать, как было? Стою, отвечаю на вопросы. Тот журналист спрашивает: зачем, мол, капитанскую повязку выкинули? У меня и в мыслях этого не было. Кобелев сзади шел, сказал: «Отдай повязку». Я снял ее и бросил на поле. Со стороны, наверное, выглядело некрасиво, но об этом, ей-богу в ту секунду не думал. Говорю вашему коллеге: «Не надо про повязку, а то завтра добьют еще больше». Тот не успокаивается — ну и я вскипел. Правда, не видел, что камера снимает. Не говорил бы.
НОЖОМ ПО СПИНЕ
— Чем Овчинников не похож на всех остальных?
— Чересчур эмоционален. Но кто сказал, что это плохо? Плохо, когда специально ломаешь ногу другому. А любое проявление эмоций в спорте — это естественно.
— Часто кулаки в ход пускали?
— Редко. Помню, в начале 90-х был случай на свадьбе приятеля. В те годы по стране шаталось много темных личностей, готовых отлупить любого непонравившегося. И вот мы, футболисты, нарвались на одну из таких банд. Вспыхнула драка, меня полоснули ножом по спине — счастье, что свитер был толстый. Даже шрама не осталось. Повезло.
— Было в жизни приглашение, которое стоило бы принимать, но вы его отклонили?
— Нет, в этом смысле от ошибок Бог уберег. Больше всего предложений у меня было после Сухуми. Куда только не звали. Сперва с «Локомотивом» контракт заключил, потом решил в «Асмарал» перебраться. Молодой был, дурак. Позарез нужна была квартира, вот и купился на обещания Аль-Халиди. Пробыл в «Асмарале» неделю. Приехал Юрий Палыч и меня переубедил.
— Что вы не любите «Спартак», все знают. А сколько раз сами могли там оказаться?
— Да меня отец раздавил бы, если бы я туда перешел! Но однажды люди из «Спартака» назначили мне встречу в Сокольниках. Прямо на улице. Любопытства ради решил съездить. Увидел случайных товарищей, минуты хватило, чтоб все понять — несерьезно. Развернулся и уехал.
— Как-то вас спросили, долго ли ухаживали за будущей женой, а вы ответили: «Лень было это делать. Пусть женщина сама ухаживает».
— Это была шутка. Но и доля правды в ней имеется. Иногда лень на ухаживания время тратить, его у футболистов мало.
— В Ригу съездить на машине для вас проблема?
— Привык за рулем ездить на большие расстояния. Когда в Порту играл, запросто мог вечером рвануть поужинать домой в Лиссабон. 350 километров в одну сторону — нормально. Я хороший водитель.
— А номер на вашей машине самый обычный.
— Прошли времена, когда шиком считалось повесить на автомобиль тот же номер, под каким играешь. Раньше в «Локомотиве» у меня был номер 001. Знакомые бесплатно предложили в ГАИ сделать. А сейчас без разницы, какой знак дадут.
— На дорогах приходилось разбираться с подрезающими, как Евсеев? Тот однажды догнал лихача, прижал к обочине, разбил стекло.
— Вадик может. Я нет.
— Жена ездит на мотоцикле, который вы подарили ей на день рождения?
— Да. Пока не по Москве, а по окрестностям. Я не считаю, что мотоцикл намного опаснее автомобиля.
— Сами мотоцикл освоить не собираетесь?
— Сначала надо научиться с ним управляться.
ТОЛСТЕЮТ НЕ ОТ ПИВА
— На тотализаторе пробовали играть?
— Предсказатель из меня неважный. В детстве с батей покупали билеты «Спортпрогноза» — ни рубля не выиграли. Так что казино, тотализатор — не для меня. Не азартный я человек. И карты не выношу. Шахматы, по-моему, интереснее.
— Были в вашей жизни случаи, про которые могли бы сказать: «Я убедился — Бог есть»?
— Что такое Бог? Это лучшее, во что ты веришь. Я редко хожу в церковь. На мой взгляд, молиться иконам неправильно. Человек в любой момент может напрямую обратиться к Богу.
— Ваш коллега Кински говорит, что он атеист.
— Не всему что мы говорим в интервью, следует верить. Думаю, даже тот, кто утверждает, что он атеист, в трудную минуту шепчет: «Господи, помоги».
— Когда-то вы обронили, что самое сложное в футболе — стирать форму.
— Слава богу, эти времена позади. Какому мужику понравится заниматься стиркой?
— Поэтому бабушку при Баковке держали, из своего кармана приплачивали?
— Да, Марья Ивановна живет тут неподалеку.
— Что самое сложное сегодня — когда форму стирают за вас?
— Лично для меня — поддерживать себя в хорошей физической форме. Тогда и на поле все получается. Дашь слабину — уже тяжелее.
— Некоторые игроки после завершения карьеры резко прибавляют в весе. С вами такое возможно?
— Исключено. Для меня очень важно, чтобы я остался нормальным мужчиной, а не напоминал раздувшийся шарик. Правда, пиво люблю. Еще Тони Шумахер говорил, что оно восстанавливает силы в два раза быстрее, чем вода. Три-четыре кружки после игры выпить полезно. Толстеют не от пива, а от того, что ешь под него.
— Переехав в Португалию, вы сидели на одной воде и сбросили килограммов пятнадцать — это был не подвиг?
— В Португалии худеть легко. Пища некалорийная, много рыбы, мясо почти не ел. Плюс жара. За первую неделю сбросил там семь кг. Одно время весил 85 кг — на пять меньше, чем в школе! Я не загонял себя в рамки, само собой вышло. А в Москве отношусь к себе строже, но худеть удается с трудом.
— Никто в Португалии сбрасывать вес вас не заставлял?
— За границей в отличие от России никого не волнует, сколько ты весишь. Главное — как себя на поле покажешь. Я играл хорошо, когда у меня больше 100 кг было. И скверно — когда весил 85. Не вижу зависимости.
— С Семиным по этому поводу размолвки случались?
— Он лояльно относился. Мог на сборах посадить каких-то игроков за отдельный, диетический, стол. Но потом ребята шли в соседний бар и преспокойно заказывали сосиски. Кушать-то всем хочется.
— За рубежом многие установки наших тренеров пришлось забыть?
— У нас в футболе самое важное — тренировочный процесс. А там — игра. В Португалии на предсезонке дня четыре погоняют после отпуска, затем набираешь форму через контрольные матчи, работу с мячом. Кроссами и трехразовыми тренировками никто не мучает. Футболистов за границей берегут. Оттого и играют они лет до 35.
ВСЕ МЫ НЕ БЕЗ ГРЕХА
— Какая встреча за последнее время произвела на вас наибольшее впечатление?
— С Игорем Семшовым. Близко познакомились только в «Динамо». Живем в одном номере. Игорь обладает редким качеством — он очень добрый. Вообще, правильный мужик.
— Чувствовали себя когда-нибудь одиноким?
— Нет. Знаю, что родители всегда рядом. У нас доверительные отношения, мы этим дорожим. Я каждый день им звоню из любой точки света. Можно уехать в тайгу, зарыться в муравейник и лить слезы: «О-о, как я одинок!»Разве это выход? Если чувствуешь себя одиноким, надо самому идти на контакт. И не стоит зацикливаться на проблемах.
— После развода с первой женой не казалось, что нужны вы по большому счету только родителям?
— Если женщина уходит от мужчины, то что же — мы должны обижаться на всех женщин? Любой поступок можно объяснить, даже предательство. Потому что для тебя это «предательство», а для нее — нормальный шаг.
— Вы способны простить предательство, измену?
— Это не самое страшное. Человек должен прощать.
— Почему?
— Потому что сам можешь поступить так же.
— И вы так поступали?
— Все мы не без греха…
— Смотрите на собственные фотографии 15-летней давности — грустно не становится?
— У меня почти нет старых фотографий. Так уж получилось.
— Видели свои снимки середины 90-х в одном из последних номеров футбольного приложения «СЭ»?
— Да. Жалко, не нашли фото сезона-90, когда играл в Сухуми. У меня там была такая же прическа, как сейчас. Волосы я не собирал в хвостик, а мочил перед игрой. В матче с «Пахтакором» упали на глаза, я потерял мяч из виду, Шквырин забил гол. После чего Долматов заставил меня подстричься.
— Большая у вас библиотека?
— Не сказал бы. У кого-то под нее отданы целые комнаты. Но серьезные книги не терпят суеты. А выкроить время, чтобы за раз прочесть более десяти страниц, пока трудно. Обычно беру книгу и не обращаю внимания, кто ее написал. Меня привлекает название. Или тема. Люблю историческую литературу. Я и фильмы так же смотрю. Спроси, какое именно кино видел, — не отвечу. При том, что сюжет помню.
— Нет мыслей самому книжку написать?
— Мне предлагают, но я думаю: кому будет интересно читать про вратаря Овчинникова? Одной сотой процента от населения нашей страны.
— Не скажите. У передачи «Школа злословия» с вашим участием был прекрасный рейтинг.
— Может, для многих стало откровением, что на телевидение пришел футболист и оказался способен рассуждать? У нас же все спортсменов дебилами считают. Словно остальное население — профессора и академики. Пьяный дворник рассуждает: «А-а, спортсмен — мозгов нету». Вот это меня бесит.
— Какое у вас образование?
— Среднее. Дважды поступал в малаховский институт физкультуры. Сначала, чтобы армии избежать, но в «Динамо» все равно призвали. Специализацию не сдал, представляете? Думаю, в «Динамо» надавили, чтобы завалить меня на экзамене. Второй раз поступил в 92-м — и бросил. Надоело возить водку преподавателям.
— И остались вы без диплома?
— Получу его обязательно. Высшее образование необходимо для поступления в ВШТ.
КУРС МОЛОДОГО БОЙЦА
— Старший Буш признался: «В 18 лет я прочитал „Войну и мир“, чтобы закалить волю и стать президентом». А как вы закаляли волю в 18 лет?
— В армии. 45 дней в части проходил курс молодого бойца. Не слишком приятные, откровенно говоря, воспоминания. Дикая скукотища и сволочной дебилизм. Я восхищаюсь людьми, которые не отдают своих детей в армию, пусть и с помощью взяток. Для меня эти полтора месяца вычеркнуты из жизни. Как-то зимой заставили долбить ломами траншею. Идет полковник: «Вы что, дебилы, делаете?» — «Капитан приказал». Полковник за голову схватился: «Там кабель, тысяча вольт!» Мы ломы побросали и бегом оттуда.
Или другой эпизод. Подходит лейтенант: «Видишь бочку с битумом? Чтобы не застыл, надо развести огонь». «Где дрова найду?» — спрашиваю. И слышу гениальный ответ: «Прояви солдатскую смекалку». Ушел. Смотрю — рядом деревянный забор. Ну я его весь и спалил. Вскоре лейтенант возвращается. По сторонам оглядывается, затылок чешет: «Чего-то не хватает. А забор где?» «Проявил солдатскую смекалку», — рапортую. Тот в шоке: «Как ты мог?» Потом подумал: «Ну и хрен с ним, с забором. И с битумом тоже». Ну не маразм? Кому нужна такая служба?
А как мне сапоги 47-го размера вручили! Икры у меня здоровые, и сапоги выше них не поднимаются. Резать нельзя — это лишь дембелям позволено. Мне говорят: «Возьми сапоги 47-го размера, и от тебя все отстанут». При том, что у меня 44-й. Еле ходил.
— «Деды» обижали?
— У нас, спортсменов, своя рота была — кто ж нас там обидит? Ну скажут помыть пол — помою. Все так моют. И ты идешь. Удовлетворишь самолюбие старослужащего. Тебя же в конце концов не тряпкой по морде бьют.
— Сына в армию не отдадите?
— Нет. У него латвийское подданство, там с этим делом проще. Служишь год, ночуешь дома. Сейчас у него отсрочка — учится в Америке, в колледже. Если найдет там стоящую работу — думаю, останется. В России молодые специалисты не слишком востребованы.
— Где хранятся вазы от «Огонька», которые вам вручали как лучшему вратарю страны?
— У родителей. Дважды получал этот приз. Должен был и в третий раз, еще до отъезда в Португалию, но подошел человек из редакции: «Извини, не можем мы трижды приз давать. Столько лишь у Льва Ивановича было. Давай Саморукову отдадим, не обидишься?» И потом не раз это повторялось. Пропустишь в чемпионате меньше всех, больше всех матчей на ноль сыграешь — а лучшим другого называют.
— Алексей Смертин предельно четко сформулировал, чего боится в жизни: «Нищеты и импотенции». Вас это не страшит?
— Надо еще умудриться нищим стать. Да и медицина нынче так далеко шагнула, что импотенции бояться не нужно.
— Не встречали футболистов, которые после завершения карьеры оказывались бы на мели?
— Случается. Руки, ноги есть — идут работать. Я, если денег не будет, сяду за баранку да поеду калымить.
— На джипе?
— Джип продам, куплю взамен три «шестерки». Тоже вариант. Лет на двенадцать мне хватит.
— Игроки «Локомотива» начала — середины 90-х бедствуют?
— Нет. Кто тренером стал, кто в коммерцию подался. Дроздов, Косолапов, Елышев еще играют.
— Раньше вы говорили, что не прочь остаться в «Локомотиве» в роли тренера или менеджера. Теперь так вопрос не стоит?
— Думаю, все возможно.
— И не исключаете, что когда-нибудь вернетесь в «Локомотив» — уже не в качестве игрока?
— Может, мне этого и хотелось бы…