Пилот «Ред Булл» Марк Уэббер продолжает восстанавливаться после двойного перелома правой ноги, заработанного в ноябре, когда Марк на велосипеде столкнулся с машиной во время соревнования на выносливость Tasmanian Challenge. В своём интервью Уэббер ещё раз вспомнил детали аварии, рассказал о ближайших планах и пообещал вернуть боевую форму к Мельбурну.
Перед столкновением я успел подумать, что авария будет серьёзной. Я постарался чуть отклониться, чтобы не повредить самые важные части тела. Но ноги это не спасло.
— Марк, как ваша правая нога?
— Раны зажили, опухоль спала. Конечно, я потерял много мышечной массы. Довольно долго правая нога была раза в два слабее левой, но сейчас она постепенно приходит в форму. У неё и цвет более здоровый, и повреждённые места заживают.
— Как долго нога находилась в гипсе?
— Всего полтора дня. После этого его пришлось снять, потому что из ран снова начала идти кровь. Мы сняли гипс, и дела пошли куда лучше. Я сразу смог прекратить приём болеутоляющих средств. Мы начали использовать специальную обувь, причём по мере выздоровления я менял ботинки на более лёгкие. Теперь такая обувь мне вообще не нужна, ноге помогает только специальный чулок. 29 декабря я впервые надел обычные ботинки. Тогда, однако, мне ещё были нужны костыли.
— Когда вы смогли начать нагружать ногу?
— Всё шло постепенно. Спустя две с половиной недели после аварии я впервые начал заниматься на домашнем тренажёре и чуть-чуть нагружать ногу. Но я хотел слишком многого, что-то пытался придумать самостоятельно. Мой тренер Роджер отговорил меня. Так что сначала я работал на эластичном покрытии, напоминавшем батут. Это стало большим шагом вперёд.
— Как выглядит ваша подготовка?
— Я занимаюсь от пяти до шести часов в день. Кроме обычных тяжелоатлетических тренировок верхней части тела я занимаюсь на домашнем велотренажёре и плаваю. Также провожу гимнастику лодыжки, чтобы она не теряла форму. Лодыжку я тренировал с самого начала, потому что место перелома было над ней. По возможности занимались мы и массажем кожных тканей рядом с местами повреждений. Однако нужно всё время себя ограничивать: стоит чуть превысить допустимую нагрузку, как опухоль возвращается.
— Как произошла сама авария?
— Это был четвёртый день моего участия в Tasmanian Challenge. С утра у нас была 20-километровая пробежка по побережью. Спустя два часа и 20 минут мы достигли места, где сели на велосипеды. Был запланирован 35-километровый заезд, который считался просто связкой до места, где нам предстоял заплыв на байдарках. Ширина улицы, по которой мы ехали, была равна примерно полутора обычным автомобильным полосам. Первые 40 минут мы ехали довольно медленно, потому что дорога постоянно шла вверх. Однако затем пришло время спуска, там было действительно быстро. Мы ехали примерно на скорости 70 километров в час.
— И тут всё и случилось…
— Именно. До сих пор мы не видели на пути ни одной машины и потому особо о них не думали. Поэтому ехали то слева, то справа – зависело от конкретного места дороги. Но я ехал по неправильной стороне – как будто автомобилей в принципе не могло быть. И тут внезапно появилась машина, у меня было всего две с половиной секунды, чтобы среагировать, но на высокой скорости повернуть было просто невозможно. Падать было бессмысленно: я бы переломал все кости. С правой стороны был резкий спуск, и повсюду находились деревья. Поэтому я решил просто постараться разминуться с машиной.
Это были открытые переломы, кости пробили кожу, что и привело к самым серьёзным ранам. Правая нога была как будто скручена в левую сторону.
— Вы видели реакцию водителя?
— Нет. Я не видел ни рук, ни лица водителя, потому что в лесу было темно, да и свет так падал. Ветровое стекло было как зеркало. Я не мог предположить, что он сделает. Я даже сейчас не знаю, как он выглядит. Насколько я слышал, это довольно старый человек. В большей степени в аварии моя вина, но он тоже не попробовал отклониться от меня. Перед столкновением я успел подумать, что авария будет серьёзной. Я постарался чуть отклониться, чтобы не повредить самые важные части тела. Но ноги это не спасло.
— Когда пришла помощь?
— Сначала рядом был только мой партнёр по команде Дэн. Аптечка и спутниковый телефон были в моём рюкзаке. Так как мы не знали, насколько серьёзны мои повреждения, я старался оставаться спокойным и при этом не двигаться – поэтому Дэн не мог взять мой рюкзак. Через пять минут подъехали другие участники. Они проинформировали медиков. Когда на автомобиле подъехал мой отец, я спросил у него: «Как дела, папа?». Он ответил: «Гораздо лучше, чем у тебя».
Было довольно прохладно, и поэтому с первой помощью были некоторые проблемы. Медики не могли вколоть мне обезболивающее. Поэтому была просто адская боль, когда меня начали переносить в машину. Нам нужно было ехать десять минут до места, где мог сесть вертолёт. А спустя 90 минут после аварии я уже лежал на операционном столе.
— Что именно было сломано?
— Большая и малая берцовые кости. Это были открытые переломы, кости пробили кожу, что и привело к самым серьёзным ранам. Правая нога была как будто скручена в левую сторону. Сначала я думал, что ногу мне сломал рычаг педали, однако на самом деле переломы были заработаны при падении. В то же время, несмотря на мои собственные ощущения, задняя часть велосипеда осталась практически неповреждённой, в отличие от передней. Мне ещё отчасти повезло.
— Счастье в несчастье?
— В какой-то мере. Во-первых, авария произошла в самом начале зимней паузы. Это дало мне больше времени на восстановление. Кроме того, пострадала правая нога, а не левая. Левая важнее, ведь именно на неё ты прикладываешь усилия во время торможения. Вот у Михаэля Шумахера в 1999 году всё было хуже, потому что пострадала именно левая нога. Я попробовал найти информацию о сроках его восстановления: ему понадобилось 11 недель.
— Как долго вы были в больнице?
— Всего пять дней. Затем я перебрался в Мельбурн, где жил рядом с клиникой в Альберт-парке. Ортопеды проверили ногу, чтобы удостовериться, что внутрь не попала никакая инфекция.
— Каковы ваши планы по возвращению за руль?
— Доктора говорят, что я смогу избавиться от костылей тогда, когда перестану хромать. Это будет означать, что травмированная нога восстановилась на 80 процентов относительно здоровой. Я хочу провести первые тесты в феврале. Если бы первые испытания новой машине проходили в январе, то Себастьяну пришлось бы проводить их в одиночку.
Было бы просто неправильно, если бы перед Мельбурном тестовые дни были потрачены на мои личные цели. Поэтому в феврале я планирую сесть за руль на второй день испытаний новой машины, затем, если всё пойдёт хорошо, после паузы длиной в один день снова вернуться за руль. После этого у меня будет одна неделя отдыха перед следующими тестами в Валенсии. И к Мельбурну я подойду готовым на сто процентов.
— Из такой аварии можно извлечь какой-то положительный опыт?
— Эта история сделала меня ещё сильнее психологически. Если бы мне когда-то пришло в голову проклясть тренировки, то теперь я знаю, что они – ничто по сравнению с тем, чем мне приходится заниматься сейчас. В первые две недели я вёл себя довольно нервно: я чувствовал себя беспомощным ребёнком, который не мог сделать повседневные вещи без посторонней помощи.
В первые две недели я вёл себя довольно нервно: я чувствовал себя беспомощным ребёнком, который не мог сделать повседневные вещи без посторонней помощи.
— В Формуле-1 в сезоне-2009 все начинают борьбу практически с нуля. С какими чувствами вы входите в новый чемпионат?
— Я ездил на сликах в самом начале карьеры. В медленных поворотах сцепление с трассой стало выше. Я слышал, что задние покрышки сильно изнашиваются. Видимо, это связано с уменьшением прижимной силы в части аэродинамики.
— Вы связывались с Себастьяном Феттелем?
— Он послал мне sms с наилучшими пожеланиями сразу после аварии. С тех я с ним больше не общался. До этого момента я контактировал только с инженерами, чтобы быть в курсе свежих результатов, полученных на тестах.
— Вас беспокоит, что до старта нового сезона останется совсем мало тестов?
— В это просто трудно поверить: ни одного тестового километра по ходу сезона, только пятничные тренировки. Мы будем использовать каждую доступную минуту, даже если трасса ещё грязная. Нам нужна любая информация, помогающая лучше понять оптимальные настройки новых машин. Конечно, есть системы CFD и испытательные стенды, которым надо доверять. Но только к концу второй пятничной тренировки станет понятно, насколько достоверными оказались расчётные данные – это довольно поздно. Ну а сравнительные тесты старых и новых узлов практически невозможны из-за нехватки времени. Так что стабильность станет главным фактором. Ну а лучшей проверкой надёжности станут сами гонки.