Нестабильную игру «Зенита» одни объясняют тактическим однообразием главного тренера, другие отсутствием драйва у игроков. Но чаще всего слышны ссылки на предвзятое судейство. С этого мы и начали разговор с Александром Кержаковым.
— В прошлом году желтых карточек у вас не было. В этом году уже есть. Заслуженно дали?
— Я никогда не соглашусь с желтой карточкой. Но футбол есть футбол. Судья посчитал, что так надо.
— Вы что — ни разу не осудили судейство?
— Нет. А смысл?
— Это принцип такой?
— Конечно. Не принцип, а жизненная позиция. Решает судья. Все равно я не могу повлиять на его решение, если оно уже принято.
— А с «Локомотивом» должен был быть пенальти?
— Должен был быть. Но его не было.
— Обидно?
— Обидно. Но что делать?
— Но судья не обсуждается?
— Нет. Его будут обсуждать другие люди. Когда я буду сидеть в комиссии, которая обсуждает решение судей, тогда и будем обсуждать. А сейчас… Меня же судья не обсуждает за то, что я не забиваю голы. Представляете, сколько бы судьям можно было подать протестов на то, что игроки в пустые ворота не забивают. Не забил игрок — значит, он сдает игру. Раз — и ему двойка, его дисквалифицируют. Представляете?
А по какому праву мы можем обсуждать?
— Как оцениваете этот сезон?
— Начало сезона было хорошим. Продолжение не очень. Потом что-то не так пошло. Ну, с другой стороны, футбол это такая вещь — кто-то выигрывает, кто-то проигрывает, невозможно выигрывать всегда.
— Может, проблема в том, что «Зенит» слишком интернациональная команда. Вы общаетесь между собой?
— В жизни, в нерабочее время мы пересекаемся и общаемся редко. Встречаемся, только когда тренируемся или когда сидим на сборе перед игрой. Просто и у нас, и у них свои интересы. Разумеется, что-то спросить они могут на русском языке, но, я думаю, им не то что не надо спрашивать, а у них просто свой круг интересов.
— Две разные группировки?
— Не то что мы воюем между собой или есть свои группировки, просто понятно, что люди всегда будут разговаривать о своих интересах — они о своем, мы о своем.
— А на поле?
— А на поле это одна команда. И там уже язык футбола. Необязательно разговаривать на каком-то языке, можно жестами показать, взглядом — и все будет понятно.
— То есть на поле взаимопонимание полное?
— Если бы было полное, мы были бы на первом месте. Я имею в виду взаимопонимание не только между иностранцами, а вообще между игроками.
— Ваш брат Михаил теперь тоже в «Зените». Это специально так получилось, что он вратарь, а вы нападающий?
— Мы не распределяли роли. И их распределила даже не жизнь, а желание брата. Никто не участвовал в выборе его профессии, это точно. В моей жизни на выбор еще как-то повлиял отец, а на его выбор никто не влиял. И заниматься футболом — тем более в воротах — полностью была его инициатива. С детства.
— Не всегда родственники любят работать вместе.
— У нас сейчас нет никакого бизнеса или чего-то, чтобы называть это работой. Мы с ним занимаемся любимым делом. Он для себя, я для себя. Поэтому никаких сложностей, для себя, по крайней мере, я не испытываю. Ответственность, безусловно, есть. Но я думаю, что ему легче все будет делать самому, если я не буду вмешиваться в его жизнь — и в спорте, и по жизни.
— А дать совет?
— Я сам не лезу, несмотря на пять лет разницы. Если спрашивает, отвечаю. Если не приходит за советом — значит, не надо, он взрослый человек.
— Вас же тренировал отец.
— Вначале — да.
— А Михаила?
— Нет. Вот я и говорю, что его выбор был удивителен. Никто не влиял и никто не рассчитывал, что он добьется таких успехов. Не могу сказать, что никто не верил в такие успехи, но просто никто не придавал этому значения всерьез. Он занимался в Кингисеппе в местной команде, потом приехал играть за команду на чемпионат города. Можно сказать, выбор он сделал сам, проявил независимость.
— То есть у него характер более независимый, чем у вас?
— Я бы не сказал, что совсем независимый. Все-таки, наверное, он зависим больше меня. Так получилось, что я рано уехал в Питер, и он остался один дома с родителями. И поэтому мама уделяла больше ему внимания, ей ничего больше не оставалось, как заботиться о нем. И уж чего-чего она не хотела, так это чтобы он уезжал куда-то от нее.
— Живете порознь?
— Он живет с родителями. А я уехал из дома, когда мне было 11 лет. И я благодарен родителям, что так все у меня получилось. Но взросление мое произошло не совсем при их участии, автономно.
— В прошлом году вам вручили фрак Джентльмена года. Носите?
— Никогда.
— Не тянет примерить?
— Я не нарцисс. А мероприятий, куда пойти во фраке, не было. Если куда-то надо одеться цивильно, я надеваю костюм. У меня есть, который мне нравится. А фрак висит. Некомфортно я себя чувствую в таких вещах. Как-то мы более привычны к спортивным вещам.
— А к вам можно запросто подойти на улице?
— Люди подходят, разговаривают.
— И как реагируете?
— Когда никуда не тороплюсь, нормально. Я не то что ввязываюсь в диалог, я отвечаю на вопросы, но люди тоже, слава богу, понимающие, не надоедают.
— Используете где-нибудь свою известность, скажем, в очередях?
Или не стоите?
— Стою, почему нет?
За телефон, к примеру, заплатить.
— А гаишникам что говорите, если торопитесь?
— На базу!
— И?
— И они, наоборот, еще хуже становятся.
— Штрафуют?
— Ну, сейчас уже нет, благо ездить научился, меньше нарушаю, больше общаюсь. Раньше как-то они не шли на контакт. Сейчас лучше. Нет, я не говорю, что нет таких, кто понимает. Много есть таких, кто с пониманием относится к нам. Но в каждом правиле, как и везде, есть исключения.
— Сколько за рулем?
— С 2001 года, как 18 лет исполнилось.
— На чем ездите?
— «БМВ», серебристый. В 2001 году я не мог бы себе позволить такую машину. Я ездил на служебной «99-й», потом у меня служебные машины были — и «Хонда», и «Мазда». Потом купил свою «Ауди», а два года назад купил «БМВ» и езжу. Да, машина большая, и поначалу был дискомфорт, но уже все нормально, привык. Ко всему привыкаешь.
— У вас есть какая-нибудь диета, чтобы держать себя в форме?
— Я неприхотлив, могу съесть все, что приготовят. И я ни в чем себе не отказываю, позволяю все. Все, что хочу, то и ем — и мороженое, и пирожных сколько хочу, столько и ем. Думаю, пока ты тренируешься, пока ты постоянно находишься в работе, это нормально. Сколько съешь, столько энергии и выйдет.
— Чем увлекаетесь кроме футбола?
— У меня семья, какие увлечения?
— А зачем вы скрывали женитьбу?
— Я не скрывал. Все, кому нужно было, те знали. Это семейное дело, и все родные знали. Я что, не имею права отпраздновать свадьбу без журналистов?
Просто не стоит раздувать, что я что-то от кого-то скрываю, не показываю свою жену.
— И как сейчас с этим дела?
— У меня все хорошо.
— Новая жизнь началась?
— Началась.
— А чем жена занимается?
— Учится. На маркетолога.
— Хорошая специальность.
— Я так не считаю. Сейчас одни маркетологи в стране.
— А вы бы что предложили?
— Я бы ей что предложил?
Она выбрала это еще до меня! А если честно, я вообще не люблю, когда женщина работает, если она замуж вышла. Я думаю, что муж должен содержать.
— Но сейчас женщины хотят работать.
— Но если мужчина не хочет, чтобы, допустим, она зависела от кого-то на своей работе. Впрочем, да — это, пожалуй, непростой вопрос… Ведь ей нужно общаться, кругозор свой расширять. Посмотрим. Вот закончит институт, осталось два года, а там посмотрим.
— Кошек-собак завели?
— Нет еще. Если я буду жить за городом, если построю себе дом, тогда заведу собаку. Держать же в квартире животных я не сторонник, и мы с женой солидарны в этом. Сейчас мечтаю о загородном доме. Хотелось бы там жить, не очень далеко от города.