С 23-летним голкипером «Зенита» мы толковали чуть менее полутора часов. Я слушал его греческие истории – и в какие-то моменты отказывался верить собственным ушам. Таких судеб у современных футболистов, штампуемых типовым, инкубаторским методом в школах и академиях, не бывает! Не бывает в топ-клубах фактически вратарей-самоучек! Не собирают они в 14-летнем возрасте со своими матерями картошку в 40-градусную жару, чтобы заработать копейки на пропитание! Не бывает у них в 20-летнем возрасте президента клуба, являющегося по основной профессии… могильщиком!
Всё бывает.
И сам Лодыгин – какой-то совсем другой, чем обычные 23-летние футболисты, да в большинстве своём люди других хорошо оплачиваемых профессий, в сегодняшней России. В нём море восторженности и ни грамма цинизма. Ты ловишь его взгляд (да ведь это и на поле заметно, не правда ли?) – и понимаешь первородное значение донельзя затёртого ныне штампа «глаза горят». Ты видишь, что ему не всегда хватает русских слов, чтобы выразить свою мысль, – но эмоциями, жестикуляцией, жгучей искренностью и в хорошем смысле наивностью он эти лексические пробелы компенсирует с лихвой.
Не знаю, как сложится дальше судьба этого парня, не испортят ли его наши реалии – что уже, увы, происходило со многими. Но после этого разговора я буду персонально за Лодыгина болеть. Надеюсь, что и вы – тоже.
«РУССКИЙ ПАСПОРТ БЫЛ ПРОСРОЧЕН»
— Матч сборной России против израильтян смотрели глазами человека, который наблюдает за своей будущей командой?
— Хочется, конечно, туда попасть. Буду пытаться продолжать играть в том же духе. И если вызов придёт, сделаю всё, чтобы реализовать свой шанс.
— К конкуренции с самим Акинфеевым морально готовы?
— Раз играю в «Зените», то конечно. Акинфеева уважаю, он на виду у всех уже много лет. Главное, чтобы конкуренция была здоровой. Она только помогает двигаться дальше.
— Когда вас в марте вызывали в сборную Греции, был шанс, что вы появитесь на поле? Ведь тогда стали бы легионером, и никакого «Зенита» в вашей жизни, вероятно, не возникло.
— Шансы выйти были очень низкими – меня же вызвали как молодого. И, по правде говоря, ни в коем случае не думал, что буду играть. В заявку на выездной матч с Боснией (22 марта. – Прим. «Чемпионат.com») я попал, но сейчас ведь туда можно 23 человека включать. В том числе трех вратарей.
— Про предметный интерес «Зенита» вы в тот момент уже знали?
— Нет, а вот когда вызвали во второй раз, на июньский матч против Литвы, уже знал. Приехал на сбор, пробыл там два дня – и тут надо было ехать в Санкт-Петербург, проходить медобследование. Попросил руководство о возможности уехать, объяснил причину. Отпустили. Взял ещё с собой российский паспорт, с которым мне нужно было кое-что сделать, прошёл медосмотр – и уехал. В расположение сборной даже не вернулся, поскольку отсутствовал целую неделю.
Юрий Лодыгин
— А что нужно было сделать с паспортом?
— Обновить. Он был просрочен. Сделали это очень быстро.
— Недавно вас вновь вызывали в греческую сборную, и вы по факсу отправили отказ.
— Да, они меня попросили, чтобы любой ответ я отправил им в письменном виде: им нужна была официальная бумага. Всё объяснил, и в принципе реакция была нормальной.
— Не допускаете, что вдруг судьба сложится так, что в сборную России попасть не удастся и вы будете жалеть, что отказались от уже готового места в команде Греции?
— Не думаю об этом. Не хочу думать. Если буду достойно играть за «Зенит», то попаду в сборную. А если не буду, значит, просто не заслуживаю этого.
— Но в момент, когда надо было принимать окончательное решение, какие-то колебания были?
— Затруднение было, конечно. Родился в России, но в футбол-то начал играть в Греции. Это моя вторая родина, потому что я наполовину русский, наполовину грек. Желание играть за две сборные у меня было, наверное, одинаковым.
Но мало того что Россия моя первая родина, я должен был подумать о своей карьере. Потому что, во-первых, чемпионат греческий – он где-то на две ступеньки ниже российского. Во-вторых, «Ксанти» всегда находился в середине таблицы, порой — даже в зоне вылета. И тут меня хочет «Зенит», который постоянно борется за чемпионство, выступает в Лиге чемпионов! Совсем другой уровень и перспективы.
Я не мог отказаться, сказать: «Не поеду в Россию, потому что тогда не смогу играть за сборную Греции». Это было бы неправильно для меня! А если кто-то думает, что всё решают деньги… Это совсем не так. Я не просил, чтобы мне платили миллионы. В тот момент в моих мыслях было одно – расти как спортсмену. Ведь никогда не был в команде, которая борется за чемпионство!
— А в Греции не звали в аналогичные клубы — «Панатинаикос», «Олимпиакос»? Или в ПАОК – самый «русский» клуб страны с владельцем Иваном Саввиди, его советником Германом Чистяковым, арендованными «армейцами» Секу и Нецидом?
— В прошлом декабре на меня вышли из ПАОК. В воскресенье мы с ними играли на выезде, победили – 1:0. Не постесняюсь сказать, что сыграл в том матче очень хорошо. А в понедельник позвонил Герман Чистяков: «Юра, как ты смотришь на переход к нам?» Но они не потянули цену, которую выставил «Ксанти»: ПАОК искал вратаря за 150-250 тысяч евро.
Уже летом начали писать про интерес «Олимпиакоса». Но никакой официальной бумаги в «Ксанти» от них так и не поступило. Только от «Зенита». Не знаю, сколько за меня заплатили, но думаю, что больших проблем при переговорах не было (по данным сайта www.transfermarkt.de – 800 тысяч евро. – Прим. «Чемпионат.com»). Договорились легко. По крайней мере, мне так кажется.
ЖЕНА СКАЗАЛА: «КАКОЙ „ОЛИМПИАКОС“?! ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ – ТОЛЬКО „ЗЕНИТ“!»
— Информация о заинтересованности «Зенита» стала полной неожиданностью? Вы ведь всего сезон были основным вратарём «Ксанти».
— Конечно. Помню, моя жена, когда мы ещё не знали ни о каком интересе «Зенита», в Интернете наткнулась на сайт, где была во всех деталях показана его база. Совершенно случайно! Прихожу домой, она подзывает к монитору. «Смотри, — говорит, — какая красивая база, какая большая команда. Представь, если ты когда-нибудь там будешь играть!» Я покивал и забыл. А через два месяца выясняется, что «Зенит» мною интересуется (смеётся)…
— Это называется: слова материальны. Когда они превратились в трансфер, в Греции вас никто не посчитал предателем?
— Мало читал, но некоторые люди говорили: «Даже не называйте его греком». Повторяю: выбор не был для меня легким. Потому что это, наверное, был выбор моей жизни. Я пытаюсь помочь «Зениту» своей игрой – а «Зенит» мне уже сильно помог. Тем более что сразу представился такой шанс играть! Пытаюсь его не упустить… И ни чуточки не жалею. Если бы перекрутили время назад и был бы реальный выбор между «Зенитом» и тем же «Олимпиакосом», все равно ни за что не поменял бы своё решение.
Мне очень хорошо здесь. Немножко трудно только потому, что пока я здесь один, без семьи. Жду супругу Марьяну, она родит в конце октября. Когда она приедет, мне будет ещё спокойнее и лучше. Это одиночество – единственное, что беспокоит.
— С ней и родителями советовались, прежде чем принять окончательное решение?
— С родителями я теперь уже мало что вместе решаю. Тем не менее, когда моя мама узнала про Санкт-Петербург, обрадовалась. Не ворчала, не говорила мне: «Куда ты поедешь?» А с женой – да, разговаривали. Когда пошли разговоры про «Олимпиакос», она сказала: «Даже не думай. Только „Зенит“.
— Она у вас русская?
— Нет. Она не чистая гречанка, а из понтийцев (особая этническая группа греков, потомки выходцев из исторической области Понт в Малой Азии на территории нынешней Турции. — Прим. „Чемпионат.com“), которые когда-то уехали в Грузию. У неё было грузинское гражданство, но она уже много лет живёт в Греции и теперь имеет только греческий паспорт. Знает четыре языка — греческий, турецкий, грузинский и русский.
Юрий Лодыгин на тренировке
— Вы с ней по-гречески или по-русски дома разговариваете?
— По-гречески. А на русский переходим только в Греции на людях, когда хотим, чтобы нас кто-то не понял (улыбается).
— А ваша греческая мама и русский папа где и как познакомились?
— У мамы и жены – поразительные совпадения. Мамины родители – как раз понтийцы, уехавшие когда-то из Греции в Грузию. Не очень хорошо знаю историю – но, кажется, была война, после которой всех понтийцев выгнали из Греции. Они все разбежались по миру, а мои дедушка с бабушкой попали в Грузию. Мама поехала учиться в Россию и там познакомилась с моим отцом. Мы с братом родились во Владимире, а когда мне было 10 лет, в 2000 году родители увезли нас в Грецию.
— Чем они занимались в России и в Греции?
— Мама здесь работала в супермаркете, а отец был слесарем. Когда переехали, папа устроился в цех, где изготавливали машины, на которых возили собранную с полей картошку. А мама поменяла две-три работы, среди которых были очень тяжёлые. Мне даже больно вспоминать, как она в 40 градусов жары копала ту же картошку. Как она, женщина, поднимала тяжеленные мешки (на лице Юрия возникла гримаса, словно он сам в эту секунду почувствовал их тяжесть. — Прим. „Чемпионат.com“).
— Сейчас она не работает?
— Когда мы только переехали в Грецию, жили в одной деревне. Позже – в город Драмму. Там она стала работать в маленьком ресторане домашней кухни. Сначала помогала, а потом взяла всё на себя. И сейчас она этим ресторанчиком управляет. Но я пытаюсь уговорить, чтобы она всё это оставила. Чтобы расслабилась, занялась собой, начала получать удовольствие от жизни. Она столько лет всегда напряженная, в проблемах, бегает туда-сюда! Она заслужила наконец права отдохнуть!
В 2000 году, когда мы приехали в Грецию, и языка-то не знали. Мама знала понтийский, а в нём только отдельные слова с греческими совпадают. Но выучили легко, за полгода. Так что, может, у нас не только понтийские, но и чисто греческие корни есть? А насчёт того, что у мамы с женой совпадения, то мы даже как пара с Марьяной похожи на моих родителей.
— Малафеев в одном из интервью рассказывал, что вы говорите с акцентом и иногда теряетесь, когда слышите быструю русскую речь. Действительно поначалу было трудно?
— Часто переспрашиваю: „Чего-чего?“. Сейчас полегче, но всё равно есть моменты, когда что-то не понимаю. Шуток по этому поводу много, особенно Тимо, Анатолий Тимощук, подкалывает без остановки. Но мне это нравится! (Улыбается.) Меня здесь всё равно Греком иногда на тренировках называют. А в Греции – русским… Обычно же партнёры по „Ксанти“ меня звали – Ло. Здесь – просто Юра.
Когда жили в Греции, больше всего по-русски разговаривали с братом. В России доучился до третьего класса – и потом ещё в восьмом, когда на год вернулся.
— А, так вы ещё и возвращались?
— Да, в 2005 году был во Владимире. Родителям в тот момент было тяжело в Греции – и решили вернуться, у нас ведь квартира оставалась. Мама опять купила телевизор, отдала меня в школу… Я по-русски уже толком ничего не помнил, непросто было нагонять. Учителя мне помогли. Каждый день сидели по полчаса после занятий, и в конце концов я даже догнал других.
И вдруг – опять в Грецию, причём квартиру на этот раз уже продали. Родители говорили то же самое, что годом ранее в Греции: „Тут делать нечего, поехали обратно“. Вспоминая все эти времена, я особенно и хочу, чтобы мама всю свою работу оставила. Представляете, что это такое, если семья вынуждена была из одной страны в другую туда-сюда переезжать? И это при том, что она человек очень ответственный, серьёзный, постоянно смотревший за своими детьми и очень привязанный к ним… Как же ей трудно было, что такие решения принимались! При этом за всеми заботами она нас воспитывала очень строго. По заднице могла дать… И я рад, что она меня так воспитала.
»В 14 ЛЕТ РАБОТАЛ НА КАРТОШКЕ, ЧТОБЫ В СЕМЬЕ БЫЛИ ДЕНЬГИ"
— Из ваших родственников кто-то имел отношение к футболу?
— Единственный, кто им увлекался, — сын моей крестной. Он сейчас судит во Владимире. И всё.
— А сами вы на владимирское «Торпедо» в детстве ходили?
— Нет. Поле там находится в углублении, и когда мы проходили над ним, я стоял на лестницах, мне это казалось чем-то классным, загадочным и бесконечно далёким. Я был маленьким и считал, что попасть на этот стадион – что-то очень трудное, почти невозможное, там какой-то свой отдельный мир. И должно произойти волшебство, чтобы я там оказался на настоящем матче. Так до отъезда этого ни разу и не произошло… До Греции единственный футбол, который видел и в который играл, — во дворе.
— Уже тогда – вратарём?
— Мне мама рассказывала историю, которую сам не помню. В дверь стучались парни, она открывала – им лет по 15-16. А мне – 7-8. «Можно Юру? Погулять». Она беспокоилась: «Зачем он вам?» — «Он с нами в футбол играет». Они уже потом рассказывали ей, что я стоял на воротах. И не боялся, прыгал, хотя они намного старше и били сильно. А мне кажется, что я часто в поле играл, бегал туда-сюда.
После того как переехал в Грецию, начал играть опять же в поле. В школьной команде той деревни, где мы поселились. А что меня привлекло к вратарской позиции – чемпионат мира 2002 года. Увидел по телевизору сборную Камеруна и её голкипера Камени. Не знаю почему, не то чтобы он мой кумир. Но просто в том матче он так красиво прыгал и отбивал, что я подумал: всё, буду вратарём! И вот со следующего дня я начал надевать зимние варежки, хотя на улице стояло настоящее греческое лето. Мне даже было безразлично, что на этих варежках, оставшихся ещё с Владимира, пальцы были все вместе.
В той деревне когда-то была команда, выступавшая в одной из лиг, – и осталось поле. Мы играли, а потом я занялся легкой атлетикой. Пришёл в нашу школу физрук из другой деревни, и у него была секция. Узнал, что мы с братом хорошие атлеты, и вызвал нас. Два раза я участвовал в соревнованиях и никогда не забуду, как бегал полтора километра. Устал дико! Но нам там не понравилось, потому что до 2005 года у нас ещё не было греческого гражданства, и физрук не мог ставить нас под настоящими именами. Нам приходилось называть друг друга совершенно по-другому, и это ни маме не нравилось, ни нам самим.
Юрий Лодыгин с тренером вратарей «Зенита» Михаилом Бирюковым
Бегаем, значит, по дорожке вокруг поля, а на нём самом команда футбольная тренируется. И нас туда тянет. Друг сказал: «Ну так давайте, приходите». А там дороги из нашей деревни до той, где поле и секция, – 10 километров на велосипеде. Доехали, садимся, помню, пять пацанов новых, и я последним сижу. Каждого спрашивают, на какой позиции ему нравится играть. «А ты, Юра?» — «На воротах!» Хотя весь мой вратарский опыт сводился к просмотру ЧМ-2002 и восхищению Камени.
А там как раз сидел вратарь команды, парень на год старше меня. Все повернулись к нему и засмеялись: вот тебе конкурент! Не забуду этих секунд никогда. Мне выдали перчатки! Повели в магазин: выбирайте бутсы до 80 евро! Такая радость… Мне тогда, кажется, 13 лет было. Вот тогда только и появился у меня первый вратарский опыт. При этом никто вратарей, разумеется, отдельно не учил.
Полтора года там поиграл – и уехали мы обратно в Россию. В обычной владимирской школе я был и в футбольной, и в баскетбольной, и в волейбольной секциях. Но ни в «Торпедо», ни в какой другой футбольной школе не занимался. Думал туда пойти, но в то время все мои силы отнимала учёба – ведь надо было догонять одноклассников.
— То есть, получается, вы чистой воды самоучка?!
— Ну конечно! При этом очень благодарен тому, можно сказать, президенту деревенской команды – до сего дня с ним общаюсь. Это такой добрый и хороший человек… И на машине мог меня 10 километров до дому подвезти. И денег мне дать на автобус.
В 2004 году, когда мы уже знали, что вернёмся в Россию, я работал. Надо было зарабатывать и копить, чтобы после отъезда во Владимир нам было на что жить. Мне было 14 лет. Так этот президент говорил мне: «Если не пойдешь один раз на работу, а поиграешь с нами, я тебе дам столько же денег, сколько ты получаешь за один рабочий день».
— А чем вы занимались?
— Да на картошке той же… Там, в деревне, единственной хорошей работой и была картошка. Как раз вот 40 градусов, ящики тяжёлые… Мама с поля собирает, отделяет нормальные картофелины от гнилых, а мы берём эти ящики и грузим их в огромные мешки.
«КОГДА В 18 ПОДПИСАЛ ПЕРВЫЙ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ КОНТРАКТ, БЫЛ В РАДОСТНЫХ СЛЕЗАХ»
— И вот вы возвращаетесь из Владимира обратно в Грецию…
— Ещё несколько месяцев прожили в той же деревне, а потом переехали в город. В деревне опять начал играть, меня приняли назад с удовольствием. И через какое-то время меня взяли в сборную округа. Проводились какие-то турниры – наша команда играла с соперниками из других мест. Там, наверное, меня и приметили в юношеской команде «Ксанти». И в 2006 году туда вызвали. Но там почти ни у кого из молодёжи не было профессиональных контрактов.
Большой трудностью было уговорить маму, чтобы меня, 16-летнего, туда отпустили. Я же, несовершеннолетний, не мог сам что-либо подписывать. Мама в слезах… Она очень привязана к нам с братом. Но всё-таки отпустила, я сто раз сказал ей: «Пожалуйста!» Обещал деньги высылать и семье помогать, если начну зарабатывать… Говорил: «Пойми, футбол — это же моя жизнь!» Спасибо ей, что смогла отпустить ребёнка за сто километров.
Тогда и открылись для меня новые двери. Живёшь один, готовишь, деньги какие-то получаешь – и эти маленькие деньги надо рассчитать, прожить на них целый месяц. Три года там отыграл и в последний сезон уже провёл все матчи за «молодежку», и мы выиграли чемпионат Греции в своём возрасте. Начали вызывать в основной состав – тренироваться, потом товарищеские матчи играть.
Я всё мечтал стать первым вратарем из «молодежки», который подпишет с «Ксанти» профессиональный контракт – ещё не случалось там такого. Полевые игроки – были, а голкипер – никогда. Помню, как мне позвонили: «Юра, президент сделает тебе профессиональный контракт». Я весь в радостных слезах побежал к жене, с которой мы к тому моменту встречались три-четыре месяца…
— Со скольких же лет вы с Марьяной вместе?
— С 18. Я закончил школу, а ей тогда было 28. Она на 10 лет старше меня. Может, кто-то и делал на этот счёт намеки, но мне все эти разговоры о возрасте никогда не волновали. Я счастливый человек, очень её люблю. А сейчас у нас ещё и ребёнок появится – жду не дождусь…
— А как мама к такому союзу отнеслась?
— Сначала ей было трудно. Но потом она резко поменяла своё мнение, особенно когда узнала, что у нас будет ребёнок. Теперь перезваниваются, общаются, всё хорошо…
Юрий Лодыгин в квалификационном матче Лиги чемпионов с «Пасуш де Феррейра»