С 1 марта в России есть по крайней мере один человек, несущий ответственность за результат, который покажет сборная России на играх в Сочи. Это Александр Кравцов, который с сегодняшнего дня приступил к обязанностям руководителя олимпийской делегации России на XXII зимних Олимпийских играх в Сочи (в принятой международной лексике – «шеф де миссьон»).
На моё желание и мой выбор повлияли, как это нередко бывает, родители. Правда, в отличие от тех родителей, которые приводят будущих чемпионов в секции и спортивные школы, мои привели меня… в музыкальную школу и этим навсегда отбили у меня охоту заниматься музыкой и ещё сильнее разбудили тягу к спорту.
Александра Кравцова я знаю с тех пор, как в нашем лыжном спорте возник клуб «Роснефть». Для конца 90-х годов это было почти революционное событие – так как после знаменитого дефолта и без того настрадавшийся за 10 лет российский спорт готов был только что не на паперти собирать средства даже для сборных команд. И тут вдруг какие-то астрономические по «бедным» временам стипендии, лыжи не тренеры стали мазать, а специальные обученные люди (слово «сервисёр» закрепилось в русском языке пару лет спустя), красивые автобусы, презентации… Вскоре «Роснефть» пришла и в биатлон, и тогда я впервые познакомился с энергичным человеком, который фонтанировал всевозможными идеями из области спортивного хозяйствования (сейчас говорят «логистики», а я всё никак не привыкну к этому словечку), не забывая приправлять их бесчисленными анекдотами. С тех пор прошло 10 лет, и только заглядывая в фотографии 2003 года, я понимаю, что не внешне Кравцов изменился (хотя и не слишком), а внутренне… Я его в ту пору «на кино» не снимал – да и сейчас не снимаю.
Что касается юбилейного интервью… Я вдруг поймал себя на мысли, что никто в стране не знает даже в общих чертах биографию начальника ЦСП. Даже я — хотя мне, как журналисту, это нужно хотя бы для общего развития.
— Александр Михайлович, свой юбилей вы встречаете в должности, значение которой тренеры и спортсмены понимают неплохо, а вот болельщики с трудом. Сообщи вам в школе на выпускном вечере, что 60-летие вы встретите главой ЦСП, вы, наверное, едва ли смогли бы даже оценить, хорошо это или плохо. Вы сами, кстати, кем в том возрасте хотели стать?
— На моё желание и мой выбор повлияли, как это нередко бывает, родители. Правда, в отличие от тех родителей, которые приводят будущих чемпионов в секции и спортивные школы, мои привели меня… в музыкальную школу и этим навсегда отбили у меня охоту заниматься музыкой и ещё сильнее разбудили тягу к спорту. Условия для занятий спортом, кстати сказать, в маленьком городке Пружаны (Брестской области) были самые замечательные. Самой известной и сильной в городе была секция спортивной гимнастики (да и вообще в Белоруссии спортивная гимнастика была очень здорово развита). Вот туда-то меня и тянуло со страшной силой всякий раз, когда я шёл на свои музыкальные занятия по классу фортепьяно (до сих пор помню: контроктава, субконтроктава и так далее).
Так продолжалось шесть лет, по истечении которых преподаватель дал понять моим папе и маме, что Шопен из меня вряд ли получится. Я с лёгким сердцем отложил нотный альбом и тетради и… рванул в гимнастическую школу. Я учился к тому времени уже в седьмом классе и для спортивной гимнастики был явным переростком. Мои ровесники (из моего класса туда ходили четверо) в секции уже были мастерами спорта и ездили на республиканские и даже всесоюзные соревнования, в то время как я постигал азы. Принимая меня, тренер произнёс такие слова: «Заниматься будешь только из глубокого уважения к твоим родителям и… для аппетита». Я старался, и получалось (даже тренер это говорил) у меня неплохо – хотя о перспективах никто даже не заикался.
На коне вполне ещё могу и махи сделать, и соскок выполнить. На брусьях выход с махом в стойку с успехом пробовал делать буквально на днях. На кольцах могу – подъём силой, выход в угол… Ну и на перекладине покрутиться – это святое.
Я не оставлял занятий гимнастикой даже по окончании средней школы – когда с наскока не сумел поступить в Белорусский государственный университет на исторический факультет (не хватило «классического» одного балла). Я вернулся домой. Было, конечно, очень неудобно перед родителями (мама была секретарём парторганизации школы, отец вообще работал в горкоме партии – в общем, были заметными в городе людьми), и я рвался работать. Сначала хотел пойти «инженером по укладке грузов» (так называлась тогда очень важная профессия грузчика) в местный универмаг, но потом послушался совета уважаемой в городе заведующей Гороно Веры Борисовны, которая сообщила мне, что в восьмилетней школе нет учителя английского и я, со своим знанием языка, сгодился бы на роль преподавателя.
Так в моей трудовой книжке появилась первая запись – учитель английского языка Слободской (это рядом с Пружанами) средней школы. Я вёл уроки в четырёх классах на протяжении всего учебного года и при этом продолжал готовиться к поступлению. Правда, теперь я намеревался поступать уже не в университет, а в военный вуз – Ленинградское военно-политическое училище.
— Вторые вступительные экзамены выдержали?
— Да, в 1971 году я был зачислен курсантом.
— Мы как-то выпустили из внимания занятия гимнастикой…
— Я их не оставлял всё время своей преподавательской деятельности. Тренер относился к моим занятиям снисходительно и, надо отдать должное, всегда был готов уделить время.
— А какой у вас был любимый снаряд?
— Конь и брусья. Терпеть не мог опорный прыжок – так толком и не научился его выполнять.
— Сейчас из своего «юношеского репертуара» можете что-то изобразить?
— На коне вполне ещё могу и махи сделать, и соскок выполнить. На брусьях выход с махом в стойку с успехом пробовал делать буквально на днях. На кольцах могу – подъём силой, выход в угол… Ну и на перекладине покрутиться – это святое.
— Представляю, каков был гимнастический арсенал в юности. Вас же должны были из приёмной комиссии – и сразу в спорт-роту.
— Что-то в этом роде и получилось. После трёх экзаменов (кстати, все сдал на пятёрки) в расположение абитуриентов пришёл старший лейтенант Дорохов – с единственной целью найти спортсменов. Из строя вышли несколько человек. Нам было велено быстро собрать вещи и в строевую часть. В строевой части нам в тот же день выдали курсантские документы и о не сданном ещё экзамене велели забыть – прямиком на сбор.
На первых порах пришлось помучиться. Я считал себя неплохо функционально подготовленным спортсменам и… проигрывал на местечковых соревнованиях женщинам. В общем, по одёжке я вполне мог сойти за олимпийца, а по походке…
Правда, предупредили меня сразу: гимнастики в училище нет, но есть… военное пятиборье. Это для тех, кто не знает – гимнастика, фигурное вождение автомобиля, кросс, плавание и стрельба из пистолета. Мне, как гимнасту, тяжелее всего давались бег и плавание, но к четвёртому курсу я вышел и в этих дисциплинах на достойный уровень – был на ведущих ролях не только на первенстве округа, но и на Спартакиаду дружественных армий выезжал. Втянулся настолько, что не оставлял занятий и после окончания училища на реальной службе. Делал это методично и даже программку себе некую составил. Как результат – в свои 60 я достаточно спокойно выполняю сгибание рук в упоре (нелюбимое многими школьниками отжимание) 140-160 раз.
— Я что-то до сих пор не вижу в рассказываемой вами биографии никаких подвижек в сторону карьеры спортивного чиновника. Думал, вы, может, в системе армейского спорта начинали – так и тут нет.
— Родной брат Дима подтолкнул. Я служил на Сахалине. Он приехал туда в 1982 году, будучи мастером спорта по биатлону. Активнее всего в нашем городке Оха (на весь район 35 тысяч жителей) развивались в ту пору… восточные единоборства. Брат категорично заявил, что в краю, где снег лежит 8 месяцев и климат отнюдь не суровый, восточные единоборства не должны быть единственным видом спорта для населения.
Я встал на лыжи в 1983-1984 году, не имея даже базовых понятий о правильной технике хода – тем более что в ту пору начал внедряться коньковый стиль. Единственное, с чем у меня было хорошо, – с экипировкой. Я перепробовал всю палитру пластиковых лыж, которая только могла в те годы попасть в СССР. На чём я только не пробовал: «Фишер», «Карха» всех марок и наименований, «Кнейсил», были даже итальянские «Треки». Всё это были ещё классические лыжи, на которых мы учились ходить, как тогда говорили, «полуконьком». На первых порах пришлось помучиться. Я считал себя неплохо функционально подготовленным спортсменам и… проигрывал на местечковых соревнованиях женщинам. В общем, по одёжке я вполне мог сойти за олимпийца, а по походке…
Тем временем моя карьера военного закончилась, и я перешёл в близкую мне по уже сложившемуся образу жизни систему спортивного воспитания. Начал в обычной детской спортивной школе. Как бывшему офицеру, да ещё и с большим командным и спортивным опытом мне как-то неожиданно быстро предложили её возглавить. В моём «хозяйстве» были игровики, лыжники, немножко борцов — в общем, приличный ассортимент для провинциального города. С инвентарём, конечно, был напряг – особенно с приличными лыжами, которые можно было бы эксплуатировать в несколько смен.
Пришлось включить те же механизмы, которые позволяли мне раздобыть лыжи всех марок лично для себя – результаты появились быстро. Из той школы сейчас в большем спорте работает несколько человек. Владимир Александрович Голубев – был у меня тренером, а теперь возглавляет лыжный центр в Подмосковье. Со временем наша школа стала более специализированной – остались лыжные гонки, появился биатлон, осталась греко-римская борьба, но к ней добавились восточные единоборства.
— Директор СДЮШОР в сахалинском райцентре – не самая удачная стартовая площадка для карьеры спортивного управленца…
— Я себе личных задач не ставил. Само собой как-то получилось. Скажем, занималась моя старшая дочь Лена лыжами, и мы старались участвовать во всех соревнованиях, куда только можно было поехать. Одним из первых таких стартов стал юношеский чемпионат страны на призы «Пионерской правды». Полетели мы с Сахалина в город Плес (Ивановской области), выступи там неплохо, отобрались потом на чемпионат СССР в Краснотурьинск – финишировала она там в десятке лучших.
Примерно в это время я начал задаваться вопросом – а для чего я всё это делаю? В школе были неплохие тренеры, но… не амбициозные. Свои занятия выстраивали по принципу – делай, как учили меня. Я долго с ними спорил, а потом собрал экспериментальную группу. Потянуть её один я не мог и пригласил к себе в помощь Сергея Ефимова, который сейчас работает с резервной сборной по биатлону. Он переехал в Оху из Хабаровска, и в 1999 году наша школа по итогам чемпионата России была признана лучшей.
— Что-то мы широко шагнули. Это уже Олимпиада в Нагано и появление клуба «Роснефть»… До этого ведь что-то заметное ещё успело произойти?
— В 1993 году к нам в Оху приехала Лариса Лазутина. Приехала, чтобы тренироваться в составе нашей группы. Наша группа к тому времени уже получала поддержку от Сергея Богданчикова, который в ту пору руководил объединением «Сахалинморнефтегаз». Его вице-президентом работал в ту пору мой брат, и наши пути-дорожки таким вот образом пересеклись. Нефтяники очень помогали нам – мы могли себе позволить заграничные сборы, и этим выделялись среди многих.
А у Лазутиной в ту пору были какие-то проблемы с ФЛГР, и она ушла на индивидуальную подготовку. Тогдашний глава федерации Анатолий Акентьев сам вышел на нас и попросил за спортсменку. Мы не отказали и, взяв в союзники Николая Петровича Лопухова, успешно сотрудничали с выдающейся лыжницей вплоть до 2005 года. Правда, к тому времени я уже переехал в Москву. Предложил мне этот переезд Сергей Михайлович Богданчиков, который к тому времени уже возглавлял «Роснефть» и предложил мне в 1999 году создать и возглавить одноименный спортивный клуб. Так начался новый этап в моей спортивной биографии.
Продолжение следует.