Со времён далёких 50-х, когда американцы Тони Траберт и Франк Паркер по два раза выигрывали «Ролан Гаррос», никому из американцев длительное время не удавалось повторить их достижение. Понадобилось целых 37 лет, чтобы в США появился новый триумфатор Открытого чемпионата Франции. Джим Курье, в 1991 и 1992 годах в финалах переигравший Андре Агасси и Петра Корду, стал третьим американцем, которому французская глина покорялась больше одного раза. В преддверии старта «Ролан Гаррос-2011» знаменитый американец дал интервью официальному сайту турнира.
У меня очень много хороших воспоминаний о Париже. Конечно же, мой первый «Ролан Гаррос», на котором я в свои 18 лет сумел выйти в четвёртый круг, ну и 1991 год, когда я впервые выиграл турнир «Большого шлема». Париж – волшебный город. Только там можно играть матч перед десятью тысячами болельщиков, и уже через несколько минут оказаться в полном одиночестве посреди красивейшего парка.
— Джим, вы всегда хорошо играли на глине. С чем связана ваша особенная любовь к этому покрытию?
— Как игрок я вырос на зелёной глине, которая была в США, поэтому не удивительно, что я чувствовал себя на грунте более комфортно. Поэтому мне удавалось добиваться самых лучших результатов именно на этой поверхности.
— Вы два раза побеждали на «Ролан Гаррос», два раза брали титул в Риме. Среди самых известных американских игроков 90-х, таких, как Пит Сампрас, Андре Агасси, Майкл Чанг, у вас лучшая статистика игры на глине. Как вы объясните столь существенную разницу между ними и вами?
— В отличие от меня, эти парни росли в Калифорнии и Неваде. А в этих штатах глиняные корты – большая редкость. Вероятно, именно это и объясняет тот факт, что мои грунтовые результаты были гораздо лучше.
— Расскажите о ваших воспоминаниях о Париже. Может быть, есть особый матч, который запомнился вам навсегда или какое-то место в самом Париже, с которым связано нечто важное?
— У меня очень много хороших воспоминаний о Париже. Конечно же, мой первый «Ролан Гаррос», на котором я в свои 18 лет сумел выйти в четвёртый круг, ну и 1991 год, когда я впервые выиграл турнир «Большого шлема». У меня остались и другие тёплые воспоминания, например, о пробежках в Булонском лесу, которые помогали мне расслабиться после напряжённых игр и тренировок. Париж – волшебный город. Только там можно играть матч перед десятью тысячами болельщиков, и уже через несколько минут оказаться в полном одиночестве посреди красивейшего парка. Каждый раз это было просто невероятно.
— В 1991 году вы обыграли Агасси в финале. Того самого Агасси, который учился в академии Боллетьери вместе с вами. Какое влияние тот матч оказал на ваше очное соперничество?
— Мы оба охотились за первым титулом «Большого шлема», и этот финальный матч был важнейшей ступенькой в наших карьерах. Мы были одного возраста, вместе учились в академии, поэтому, конечно, напряжение перед той игрой было очень велико. Я думаю, что поражение очень сильно подействовало на Андре, но он смог выдержать этот удар, а потом показал себя во всей красе, в следующем году выиграв Уимблдон и продолжив, тем самым, свою великую карьеру.
— В следующем сезоне вы вновь выиграли Открытый чемпионат Франции, победив в решающем матче Петра Корду. Очень часто говорилось, что именно на том турнире вы играли в лучший теннис в своей карьере. Согласны?
— Думаю, что лучший теннис, который я показывал на турнирах «Большого шлема», был не только на «Ролан Гаррос-1992», но и в следующем, 1993 году на Открытом чемпионате Австралии.
— Французская публика имеет репутацию весьма требовательной, но вы им очень понравились. Как вам удалось наладить отношения с местными болельщиками?
Я всегда чувствовал поддержку и понимал, что болельщики специально ходят на мои матчи. Думаю, огромное значение оказал тот факт, что я немного подучил французский язык и говорил на нём во время церемонии награждения в 1992 году. И даже сейчас французы иногда подходят ко мне и признаются, что тот момент стал для многих самым запоминающимся на всём турнире.
— Я всегда чувствовал поддержку и понимал, что болельщики специально ходят на мои матчи. Думаю, огромное значение оказал тот факт, что я немного подучил французский язык и говорил на нём во время церемонии награждения в 1992 году. И даже сейчас французы иногда подходят ко мне и признаются, что тот момент стал для многих самым запоминающимся на всём турнире.
— После окончания карьеры вы не часто приезжаете в Париж в июне. Это ваше сознательное решение или просто результат вашей постоянной занятости?
— Я очень скучаю по Парижу и по «Ролан Гаррос». В последний раз я приезжал в 2001 году, чтобы вручить трофей Густаво Куэртену. Сейчас, когда я работаю на других турнирах «Большого шлема», я часто делаю послематчевые телевизионные интервью непосредственно с корта. В Париже у меня пока не было шанса сделать это. Поэтому я надеюсь вернуться на «Роллан Гаррос» в ближайшее время.
— Теннисная федерация Франции всерьёз рассматривала вариант строительства нового теннисного комплекса на окраине Парижа и переноса «Ролан Гаррос» туда. Что вы думаете о принятом решении всё-таки оставить турнир в Porte d’Auteuil?
— Я рад, что был найден компромисс, позволивший турниру остаться там, где он проводился столько лет. С кортами «Ролан Гаррос» связано столько истории, столько волшебства и невероятных моментов, что было бы очень жалко, если бы турнир переехал в другое место.