В субботу начнётся квалификация, а также будет проведена жеребьёвка XX Международного теннисного турнира St. Petersburg Open, который на год исчез из календаря ATP-тура и вот теперь возрождается. Перед ответственным стартом «Чемпионат» побеседовал с первым директором турнира Дмитрием Вихаревым (с 1995 по 1998 год), который обстоятельно рассказал о становлении столь важного в отечественном теннисе соревнования.
— Дмитрий, на днях стартует XX Международный теннисный турнир St. Petersburg Open, которому вы отдали значительную часть своих усилий. Какие воспоминания связаны у вас с этим соревнованием? С чего всё началось?
— Пять лет жизни, пять лет работы. С одной стороны, воспоминания противоречивые, с другой — очень полезные, интересные. Я получил огромный жизненный опыт. Никогда такое не забудешь. Я очень благодарен этому городу, что мне удалось провести там фактически вахтовым методом эти пять лет. В какой-то степени я даже изменил там свой семейный статус – ребёнок там родился. В том числе это город, в котором мне удалось начать и запустить, без ложной скромности, достаточно крупный проект в теннисе – второй турнир ATP в России.
— Почему именно Питер?
— Это объяснимо, потому что по геополитике ассоциации теннисистов-профессионалов два турнира в одном городе существовать не могут. В Москве уже был к тому времени Кубок Кремля, а по инфраструктуре Петербург – второй по величине город России, поэтому логично было, что выбор пал именно на него. Стоит добавить, что к тому времени в городе прошли уже достаточно крупные соревнования – и матчи Кубка Дэвиса, и чемпионаты России, и женский международный турнир. С точки зрения теннисного профессионализма город был готов.
— Выбор стадиона сразу пал на СКК «Петербургский»?
— Да, сразу. Он был одним-единственным стадионом, потому что на этой арене проходили и матчи Кубка Дэвиса, и женский турнир St. Petersburg Open. То есть там существовали уже наработки в плане проведения больших теннисных турниров.
— Как получилось, что именно на вас выпала миссия оказаться создателем этого турнира?
— Это как в старой песни про матроса Железняка: «Он шёл на Одессу, а вышел к Херсону». Возникла идея провести в Москве турнир категории «челленджер», тогда их не было ещё в России. Мы поехали обсудить эту тему в штаб-квартиру европейского ATP-тура в Монте-Карло. Это был апрель 1994 года, там как раз шёл турнир Monte Carlo Open. И Пьер Дармон – в то время руководитель подразделения ATP в Европе – вначале над нами в хорошем смысле посмеялся, потому что мы даже не знали, что Москва в структуре ATP-турниров входила в International Group – то есть это Азия, Австралия, Новая Зеландия, Израиль и Москва в том числе. Тем не менее мы плодотворно поговорили. Он сказал, что ему нравятся наши амбиции и есть место в календаре, которое на будущий год по какой-то причине как раз освободилось. Кажется, это была Сарагоса, Испания. «Не хотите попробовать подать заявку на турнир категории World Series?» Это минимум 300 тысяч призовых. С этим предложением мы и вернулись в Москву.
Дальше мы, естественно, пошли к нашему руководителю Шамилю Тарпищеву, который в то время находился в Кремле – был советником Ельцина и параллельно ещё выполнял функцию министра спорта. Я сказал ему, что есть такой вариант. Надо отдать должное Шамилю, что он всегда поддерживает любые хорошие инициативы. Он ответил: «Давай, конечно. Никаких вопросов». С этого момента началась подготовка к турниру St. Petersburg Open – это, во-первых, постоянная переписка. Потом по регламенту приехала комиссия от ATP-тура. Мы с ними ездили в Петербург, смотрели СКК. Их в первую очередь интересует база, это международный аэропорт с достаточным количеством прямых рейсов и размещение спортсменов. Насчёт размещения – нет такого человека, который бы не ахнул, войдя в «Гранд Отель Европа». СКК – тоже известное спортивное сооружение. Аэропорт там достаточно приемлемый, так что заявка наша ушла. Через 4 месяца я был на US Open, и там мне объявили о том, что совет директоров ATP-тура принял решение выделить Санкт-Петербургу права на это соревнование.
Главная проблема оказалась в том, что турнир ещё не кончился, а уже поступила информация о том, что банк, как говорится, лёг. Это были мои первые седые волосы.
Параллельно пришлось решать очень важную задачу – где найти деньги. К моменту получения уведомления о предоставлении прав на турнир у меня был достаточно пессимистичный взгляд, потому что, как выяснилось, в Москве никто не хочет давать деньги на Санкт-Петербург. А в Петербурге ситуация была такая. До решения о предоставлении права на турнир было говорить о чём-то преждевременно. Но потом, когда я уже вплотную поехал в Петербург и показывал документ о том, что в городе появился аналогичный Кубку Кремля турнир, там это никаких эмоций не вызвало. Надо понимать эмоциональный фон питерского бизнеса – если в двух словах описывать, то «Газпрома» там ещё тогда не было. И дополнительные заботы, дополнительные обременения – спонсорство, реклама – мягко говоря, никому были не нужны. Лозунги о том, что турнир войдёт в туристический справочник, что это почётно иметь такой турнир, что это аналог Кубка Кремля – Петербург очень индифферентно воспринял эту новость. Это мне не добавило энтузиазма, но уже появилась ответственность, что на руках есть документ, что ты владелец. Тяжёлое было время. Тогда нужно было до Нового года осуществить достаточно серьёзные проплаты в размере полумиллиона долларов. Это были технические вопросы, связанные с безотзывным аккредитивом на сумму годового призового фонда, который нужно было положить. Нужно было заплатить ежегодный взнос и самое главное – арендный взнос, чуть больше $ 100 тыс. Это права – платёж за то, что ты берёшь в аренду эту неделю в календаре ATP. В то время параллельно я ещё занимался первым Русским Кубком. В 1994 году как раз начался наш проект – Национальная теннисная премия «Русский Кубок». Он неожиданно полыхнул, как говорится, и из образовавшейся прибыли первого Русского Кубка мы как раз и внесли арендный взнос – зафиксировали наши права на турнир платежом.
Тут, к счастью, помог наш тогдашний президент Федерации тенниса России Ярослав Калагурский. Он как бывший мэр Юрмалы привлёк латвийский банк «Балтия». Мы долго с ними переговаривались, летали в Ригу, и банк нашёл возможность стать нашим генеральным партнёром – помог решить множество вопросов: проживание, питание, аренда СКК. Подписание состоялось буквально в декабре, и если бы этого не произошло, то можно было бы уже говорить: «Мы погорячились, турнира не будет». Тем не менее всё обошлось, и в марте 1995 года прошёл первый турнир. Прошёл на ура. Надо отдать должное питерской команде федерации тенниса во главе с Арамом Мнацакановым, который в то время ещё был не ресторатором, а президентом федерации тенниса Санкт-Петербурга. Они эффективно освоили деньги, и получилось всё красиво. У меня до сих хранится факс из ATP-тура, который гласит: «Поздравляем с первым фантастическим турниром!»
— Дмитрий, наверное, не так просто было зазывать игроков на новый турнир, да ещё и идущий в марте, в одно время с американскими «Мастерсами»?
— По этому поводу я не особенно волновался, потому что, во-первых, дал согласие на участие Кафельников, а во-вторых ATP-тур на себя эту функцию взял. Они эту тему курировали и обеспечивали, чтобы не было никаких пустых мест в сетке. Но главная проблема оказалась в том, что турнир ещё не кончился, а уже поступила информация о том, что банк, как говорится, лёг. Это были мои первые седые волосы. Потому что представитель банка выписывал призовые чеками. Игроки получали бумажки, которые по возвращении где-то в своих банках должны были предъявить и получить деньги. Ситуация прогнозировалась таким образом, что при предъявлении этого чека они могли оказаться необеспеченными. Слава богу, обошлось. Единственным, кто пострадал в этой ситуации, оказался Томас Мустер. Ему пришлось порядка полугода ждать, пока с ним рассчитаются.
На всех совещаниях в ATP-туре на меня показывали как на человека, который умудрился деньгами компании «Мерседес» оплатить рекламу автомобиля «Вольво».
Так что после первого турнира всё нужно было начинать сначала. Фактически со следующего года мы занимались всем финансированием с нуля. Здесь нужно отметить большую роль мэрии Санкт-Петербурга, потому что мы очень плотно с ними работали. И покойный ныне Валерий Иванович Малышев привлёк бизнесмена Дмитрия Мартьянова. И последние три года, которые я был на турнире, до 1998-го, он был ключевой фигурой – бизнесмен, который меня плечом к плечу страховал на всех переговорах, выдавал гарантии. Я забыл упомянуть о явлении «москвич в Питере». Оно, как выяснилось, не имело позитивного влияния на процесс сбора средств. Так я завуалированно обрисую эту картину. И он в этом случае представлял интересы Петербурга и во многом спасал ситуацию.
— Что это были за ситуации?
— Наверное, многие слышали историю про транспорт. Приближается первый турнир. Официальным поставщиком транспортных услуг у ATP-тура тогда был во всём мире «Мерседес». Процедурно это выглядело так: обращаетесь в любую прокатную компанию, она выписывает счёт на 15-16 машин, счёт направляется в бухгалтерию ATP-тура, и там его оплачивают. И тут Арам Мнацаканов мне докладывает, что в городе нет прокатной конторы с машинами «Мерседес», вообще! Ну, время тогда было такое. Только-только бизнес начал развиваться во всех направлениях. Ближайшая прокатная контора была в Хельсинки, но по тем временам ввозная пошлина, по которой можно было ввезти эти машины, кратно превышала стоимость самих машин. От этого варианта ATP-тур отказался – я им в оперативном режиме докладывал обстановку. Кончилось всё трагикомически. Машины предоставила мэрия, но марки «Вольво». Тем самым мы получили транспорт не той фирмы, которая является генеральным транспортным партнёром. И потом на всех совещаниях в ATP-туре на меня показывали как на человека, который умудрился деньгами компании «Мерседес» оплатить рекламу автомобиля «Вольво» (смеётся).
— Никаких исков не было потом?
— Ну, все же были в курсе, я все шаги докладывал, согласовывал. На будущий год из этой ситуации вышли другим способом – частным образом привлекли водителей, у которых были в собственности «Мерседесы». Отобрали порядка 15 машин, которые были в хорошем состоянии. Они были все абсолютно разных моделей, но выглядели прилично – мы на них наклеили официальные наклейки St. Petersburg Open. Таких эпизодов можно много рассказывать – каким образом добывались деньги, под какие гарантии, кто помогал, кто делал бартер, кто ещё как-то. Это было похоже на лоскутное одеяло. Не было никакого генерального партнёра, который на много лет заключил соглашение и дальше только вперёд.
— Вы упомянули вице-мэра Малышева. А мэр как к спорту относился?
— Мэром тогда был Собчак. Он относился к спорту хорошо, но он в нём вообще никак не участвовал. Спорт был, как говорится, не его темой, поэтому он доверял своим заместителям. Сам лично он не был задействован ни в каких спортивных соревнованиях, ни во что не играл, никак себя не проявлял в спорте. По-моему, он один раз приходил на турнир, но не ярко выраженно, уж точно не пафосно. Ни в каких VIP-турнирах он не участвовал, такого не было.
Это было похоже на лоскутное одеяло. Не было никакого генерального партнёра, который на много лет заключил соглашение — и дальше только вперёд.
— Можете сформулировать, в чём различие духа St. Petersburg Open и Кубка Кремля?
— А в чём различие между Петербургом и Москвой? Об этом люди книги пишут. Москва – раздольная, купеческая, лихая, показушная. Петербург – это достаточно сдержанный, интеллигентно-ёмкий, если так можно выразиться. Никто никогда не кричит «вау!», никто никогда не находится в состоянии ажиотажа. Всё достаточно спокойно воспринимается.
— Вы пять лет были директором турнира. Почему ваши пути с ним разошлись?
— Во первых, всё-таки полноценно я не мог полностью переехать в Петербург, поскольку у меня и в Москве были проекты, в том числе Русский Кубок, к тому же я вице-президент ФТР и должен был там находиться по своей занятости. Я всё время был там вахтовым методом, был почётным пассажиром «Пулковских авиалиний». Были периоды времени, особенно за полгода до начала турнира, когда я садился в самолёт, улетал в Петербург, иногда вечером же возвращался в Москву, а иногда такое было два раза в неделю минимум. Ну и иногда оставался в Петербурге. Всё это было на разрыв, на два города.
Ну и второй момент был геополитический. С каждым годом это напряжение чувствовалось всё сильнее – как же так, москвич в нашем городе рулит таким мероприятием. Я стал это достаточно ясно понимать. В конце концов возникла ситуация, когда на поле турнира вышел банк, который в своё время мы привлекали спонсором. Он собрался выступить инвестиционным партнёром, но при этом нужно было организовать некую новую структуру, где мне уже предложили немного другие функции в этом процессе. Я прекрасно понимал, что руководители этого общества уже получают права менять администраторов, предъявлять своё понимание процессом управления и так далее. Я понял, что дальше не имеет смысла за это держаться. Ситуация предполагала два выхода. Один – это продать эту неделю. Предложений было два, естественно, за рубежом. Были люди, которые хотели эту неделю купить, но я бы не хотел их называть. Сейчас это было бы некорректно, поскольку эти люди никуда не исчезли и переговоры были не совсем официальными.
— А второй вариант?
— Это тот, который мне оставался: моё детище остаётся в Петербурге, но для этого я должен был написать ходатайство в ATP-тур, что к вам будет обращение от города, чтобы оставить этот турнир, и я это обращение настоятельно прошу поддержать, потому что за четыре года собралась команда, турнир вылился в спортивно-туристическую структуру города и так далее. То есть с учётом времени на подготовку первого турнира я руководил турниром почти пять лет, за это время турнир из ассоциативного членства в туре перешёл в полноправное. И теперь я просил мои права переоформить на новую организацию. Собственно, что и произошло.
— Год назад вы довольно бурно отреагировали на известие о переносе турнира из Питера в Израиль. Значит до сих пор переживаете за своё детище?
— Вы знаете, за ребёнка надо переживать, когда он маленький, а когда он уже вырос, то имеет уже полное право жить своей жизнью. Идти вперёд так, как он сам видит, делать ошибки, спотыкаться, вставать, падать, идти дальше и так далее. Я бы такую аналогию провёл. Сейчас у меня уже совершенно ровное к этому отношение. Вырос и вырос и, слава богу, что рядом нашлись люди, которые использовали платформу, созданную нами с Мартьяновым за четыре года. Эта платформа позволила турниру дожить до 20-летия. Дай бог ему здоровья, чтобы и дальше всё это продолжалось.
— Получили ли вы приглашение на юбилейные торжества, связанные с турниром?
— К сожалению, такого приглашения не поступало. Но его не поступало никогда, с тех пор как я ушёл. Ну что делать, ребёнок вырос. Возможно, это связано с тем, что, как я говорил, в Петербурге достаточно сдержанное отношение к людям. Я всегда в этом плане вспоминаю анекдот про пессимиста и оптимиста. Первый хнычет, говорит: «Не позвали! Забыли!», а второй смеётся: «Не позвали, значит помнят!» (смеётся). Но если вдруг такое приглашение придёт, то с моей стороны было бы невежливо отказываться. Поживём – увидим.