Возвращение Марии Шараповой на корт после 15-месячной дисквалификации по определению не могло получиться простым. Давление журналистов, нападки коллег, психологический прессинг скомкали первый месяц после возвращения, а на турнире в Риме Шарапова и вовсе получила неприятную травму ноги, из-за которой полностью пропустила травяной сезон. Но для Марии, как и для её болельщиков, гораздо важнее её желание преодолеть все сложности и вернуться на прежний уровень. Неизвестность пугает, поэтому самое страшное – выход на корт в первом матче после возвращения – у россиянки уже осталось позади. В первой части своего эссе для The Players’ Tribune Шарапова проанализировала состояние, в котором прожила долгие полтора года, и рассказала, насколько напряжёнными выдались для неё те памятные апрельские дни в Штутгарте.
Ещё по теме:
«Я делала шаг навстречу неизвестности»
«Перед моим первым матчем после возвращения казалось, всех, кто окружал меня, интересовал только один вопрос, как я буду себя чувствовать. Были ли это мои друзья, семья или те немногие журналисты, с кем я общалась перед турниром, этот вопрос мне задавали чаще всего: «Маша, что ты будешь чувствовать?» И мой ответ всегда был одним и тем же – я не имею ни малейшего понятия.
Это было абсолютной правдой. Я просто… не имела понятия! Буду ли я нервничать? Буду ли чувствовать себя радостной? Уверенной? Буду ли осторожничать? Счастливой или расстроенной? Любимой или ненавистной? Почувствую облегчение или буду напугана? С одной стороны, кажется, что описать или предугадать ощущения очень просто. Но с другой… почти невозможно. Казалось, что все эмоции, которые только существуют в мире, будут со мной в тот момент в Штутгарте, когда я выйду на корт впервые после 15 месяцев вне игры.
И я думаю, изначально мои инстинкты готовили меня к любому повороту событий. Мой внутренний монолог выглядел примерно так: «А как я отреагирую, если буду чувствовать себя так? А если так, вот так или так?» И так далее. И разве в этом есть что-то странное? В конце концов, это моя работа – готовиться к каждому матчу и подводить саму себя к тому, чтобы показать лучшее, на что я способна.
Но довольно скоро я осознала, что любые приготовления такого рода бесполезны. Как бы сильно я ни старалась, просто не было способа подготовить себя ко всему, что меня ждало. Я могла попробовать предугадать, представить, проиграть каждый сценарий в голове, но невозможно узнать, что произойдёт на самом деле. И я поняла, что у меня нет выбора. Мне просто нужно было сделать шаг на корт, глубоко вдохнуть и отдаться действительности, в которой я не имела ни малейшего представления, что меня ждёт. Я делала шаг навстречу неизвестности.
«15 лет длились чертовски долго»
Мои отношения с неопределённостью всегда были сложными. Как теннисистка – и я уверена, что это касается многих других профессий, – я обнаружила, что нахожусь в самом центре этой борьбы определённости с неопределённостью. Определённость приходит вместе с повседневными делами: нескончаемые занятия в зале, нескончаемые тренировки, нескончаемые переезды, нескончаемый сон в кровати вдали от дома, нескончаемые одинокие получасовые поездки в машине к кортам и прослушивание первой попавшейся музыки, нескончаемый календарь, который снова зациклится раньше, чем ты успеешь моргнуть.
Но при этом повседневность всё время подкидывает и что-то новое. На каждом турнире свои мячи, разное покрытие, каждый день – новый соперник. Ежедневно меняется погода. Как ты готовишься ко всему этому? У тебя была сегодня пресс-конференция? И как прошло? Когда твой следующий матч? Против кого? На каком турнире играешь дальше? Как там твои цели и планы? И так далее.
В отстранении есть что-то особенное, ни с чем не сравнимое.
И после 15 лет этой рутины, после 15 лет определённости и неопределённости знаете, что я могу сказать? Это время длилось чертовски долго. Какое же это странное ощущение: часы, расписание, календарь – они никогда не останавливаются. И ты постоянно чувствуешь, как будто они возвращаются к нулю.
И даже в тот самый момент, когда я готовилась к первому матчу после 15 месяцев, это ощущение не покидало меня. Где-то в подсознании я чувствовала, что уже проходила подобное раньше: после операции на плече в 2008-м я готовилась почти так же. Если бы я полагалась только на этот опыт, то, как мне казалось, понадобилось бы ещё немного дополнительного времени, и я бы вернулась на прежний уровень.
Но другая часть меня понимала, что в этот раз обстоятельства сделали мой новый перерыв исключительным. В отстранении (осуждении, придирках к каждому твоему слову, эмоциональном напряжении) есть что-то особенное, ни с чем не сравнимое. И ты в полной неопределённости, пока не пройдёшь через всё это. Эти 15 месяцев заставили меня осознать, что возвращать мне нужно сразу два уровня игры: не только физический, но и ментальный.
«В ночь перед первым матчем спала так крепко, как никогда за последние годы»
Существовало и знание, и неизвестность. Нужно было не просто вернуться, но поверить в возвращение. За день до матча я разговаривала с мамой.
Обычно она ездит на турниры вместе со мной, но никогда не ходит на матчи. Серьёзно – моя мама, наверное, была за 10 лет только на трёх матчах. Просто мне кажется, что турнирная атмосфера, ложи игроков, просмотр матча с трибун и всё вот это – не её (мамам приходится создавать свои собственные правила). В любом случае в ночь перед матчем мы с ней как обычно разговаривали обо всём на свете – как это всегда делают мамы и дочери. И когда мы постепенно закруглялись и я собиралась вернуться в свой номер… ну, я просто так, ни с чего, спросила её: «Мам, ты не хочешь завтра прийти?»
Не знаю, что мною двигало. Это был один из тех моментов, когда ты до конца не знаешь, что скажешь, пока не начинаешь говорить, и когда ты даже не полностью отдаёшь себе отчёт в сказанном. Мама на несколько секунд задумалась. Потом она посмотрела на меня и сказала: «Знаешь что? Да. Да, я хочу».
Это был совсем крохотный момент, даже не разговор, но как только он произошёл, я почувствовала, как много он для меня значит. Мне кажется, я уже знала, насколько этот матч будет отличаться от всех остальных, что я играла раньше. И вместо того чтобы убежать и спрятаться от этих эмоций, часть меня решила практически… противостоять ей лоб в лоб. Да, этот матч будет другим. Но он пройдёт по моим правилам.
Я пожелала маме спокойной ночи и сказала, что увижусь с ней завтра. В ту ночь я спала так крепко, как никогда за последние годы.
«Я всегда старалась быть великодушной по отношению ко всем критикам»
Сейчас я собираюсь признаться вам кое в чём – мне нравится хранить небольшую загадочность.
Я никогда не была человеком, который хочет всеобщего признания или чтобы меня все любили или хотя бы понимали. Иногда я намеренно задаюсь вопросом – может быть, в этом есть что-то слишком олдскульное? Недавно я заметила в раздевалке такую вещь. Почти у каждой теннисистки есть одна и та же послематчевая привычка: прийти с корта, зайти в раздевалку и почти сразу же – даже до того, как сменить одежду или принять душ, – взять телефон, зайти в «Твиттер» и поискать упоминания о себе.
Я начала замечать это несколько лет назад, и это просто поражает меня. Словно существует Машина Мнений или Машина Одобрения, и она полностью всех поглощает. И кто знает – может быть, я что-то упускаю, может, в этом нет ничего плохого. Но это явно не моё.
Есть гигантская разница между вниманием и одобрением. Мне совершенно не нужно знать, что люди говорят обо мне. Достаточно того, что они это делают.
Хочу ли я, чтобы люди писали обо мне в «Твиттере», говорили про меня, чтобы я волновала их или чтобы они приходили смотреть мои матчи? Безусловно. Не буду кривить душой: я усердно работала, чтобы добраться туда, где я нахожусь. И существование в центре внимания – это лишь часть того, к чему я пришла. Я всегда хочу играть в по-настоящему больших матчах и знаю, что к ним всегда будет приковано большое внимание. Я никогда не хотела жизни, которая бы незаметно прошла на корте №18. Центральный корт – место, на котором я чувствую себя как дома. Но в то же время есть разница между вниманием и одобрением. И в этом я всегда чувствовала гигантскую разницу – мне совершенно не нужно знать, что люди говорят обо мне. Кажется, для меня всегда было достаточно осознания того, что они в принципе это говорят. Однако я заметила, что порой люди путают независимость и неуязвимость. Я думаю об этом всё чаще в последнее время. Потому что правда заключается в том, что я чувствую себя уязвимой постоянно, как и все люди. И те стены, что я строила вокруг себя… они не так непроницаемы, как люди думают. То, что через них проходит, заставляет меня переживать. С двух точек зрения.
С одной стороны, я вижу всё, что происходит вокруг. Я знаю, что многие из моих коллег говорили про меня и как некоторые из них критиковали меня в прессе. Если вы обычный человек, у которого бьётся сердце, мне кажется, такие вещи никогда нельзя будет полностью проигнорировать. И я не думаю, что такие выпады когда-нибудь будут казаться нормальными или необидными.
Но в то же самое время… Я всегда старалась быть великодушной по отношению ко всем критикам, кем бы они ни были. Мне никогда не хотелось отвечать людям, поливающим меня грязью, в таком же стиле. Это всегда было для меня важно. Я всегда хотела отвечать, демонстрируя изящество, – этому меня научила мама, одна из самых изящных и элегантных женщин, которых я знаю. Я хотела показать критикам, показать всем, что быть выше этого – это мой осознанный выбор.
При этом нельзя сказать, что это простой выбор. Поверьте – легче было бы поступать по-другому. Было бы так просто прийти на пресс-конференцию, присесть и просто отвечать на все эти вопросы про сказанное моими коллегами в их же стиле – критиковать, бить в ответ и по уши залезть в грязь. Боец во мне… Мало кто знает, но я одержима боксом. Даже тогда, когда я была маленькой девочкой, это был тот вид спорта, который помимо тенниса меня восхищал. Я смотрела его по телевизору, порой я боксирую вместо кардиотренировок. И мой любимый момент в боксе – тот, когда ты выходишь на ринг. Он проходит так спокойно, но в то же время интенсивно. Ритмично и величественно. И я думала на пресс-конференциях, как было бы легко представить, словно я пригибаюсь и протискиваюсь между натянутыми канатами и выхожу на бой. Пританцовываю на ринге, пробиваю пару джебов, может быть, даже провожу парочку комбинаций и ставлю эффектную точку.
Но мне это просто-напросто неинтересно. Теннис – вот где во мне включается боец. Я сделала этот выбор, будучи маленькой девочкой. И весь этот негатив вне корта… я совсем не чувствую его частью себя. Это сложно объяснить и ещё сложнее — понять. Они просто есть, эти настолько внутренние ощущения. В душе я честно очень уважаю всех в туре, восхищаюсь ими, даже своими критиками. И я надеюсь, что они изменят своё мнение и будут так же относиться и ко мне.
Но существует ещё и иной вид уязвимости, который я обнаружила в последние несколько месяцев – он не имеет ничего общего с критикой или коллегами. Это касается моих болельщиков…».
Продолжение следует.