Для «Москвы» этот аргентинский форвард – фигура харизматическая. Для нас –
занятная, любопытство вызывающая. Дабы получше узнать Бракамонте, мы пригласили
этого веселого парня в наш любимый французский ресторан «Сырная дырка», где от
души проговорили с ним около двух часов.
– Вы слишком спокойно и уверено держитесь перед журналистами и телекамерами.
Откуда у вас это?
– Родился, наверное, таким. Никогда не стеснялся объектива, общение приносит мне
радость. Аргентинцев принято считать весёлыми людьми, но в данном случае дело не
в национальной особенности, а именно в характере. Может быть, потом надоест быть
открытым, и я стану другим, более раздражительным.
– Если у вас пасмурно на душе, тоже будете шутить?
– Когда я в порядке, юморю всегда и везде, а если чем-то расстроен, то тем
более, ведь хороший прикол всегда поднимает настроение. Считаю, что улыбка –
признак уверенности в себе, поэтому и стараюсь быть весёлым. Но тут главное не
переборщить, я ведь не комик какой-то…
– Иногда действительно кажется, что вы прошли курсы актёрского мастерства.
– Я уже готовлюсь к защите диплома. Скоро стану профессиональным актёром,
приходите на мои выступления.
— Серьезно?
— Это шутка, конечно.
– Что можете посоветовать людям, которые лишены чувства юмора?
– Таких могу только пожалеть, они многое теряют. Главное – стараться быть
счастливым, даже если что-то не клеится, ведь твои близкие и друзья этого
заслуживают. Кстати, мои родители такие же весёлые и общительные люди, я похож
на них. А вот взгляды на жизнь у нас порой не совпадают: поколения разные.
– Ваши соседи знают, что рядом с ними живёт такой известный футболист?
– Думаю, нет, но я сам стараюсь не афишировать своё место жительства. Кроме
того, насколько можно судить, в доме народ не увлекается футболом. Меня никто не
узнаёт, и это к лучшему.
– Раз уж затронули бытовую тему, с какими домашними поломками вы способны
справиться самостоятельно?
– Боюсь, что разочарую вас. Я не специалист по такого рода вопросам, поэтому не
то, что устранить неполадки, даже лампочку поменять не смогу. Это моё слабое
звено. Сейчас по хозяйству всё делает жена или гости, которые к нам приезжают, а
раньше починкой занимались брат и отец.
– Помните, когда порадовали родителей первыми самостоятельно заработанными
дензнаками?
– Конечно, это были сущие копейки – 25 пессо, примерно 250 рублей. После победы
нам заплатили их в качестве премиальных. Естественно, гордился этими крохами,
всё-таки получены они за мою любимую работу. Жаль, не помню, как ими
распорядился.
– Если бы в футболе платили меньшие деньги, вы бы поменяли профессию?
–– Сложный вопрос. Я играю в первую очередь ради удовольствия и эмоций, а не для
обогащения, поэтому наверняка остался бы в футболе, просто относился бы к работе
с меньшим профессионализмом, возможно, совмещал бы с другой работой. В принципе,
в нашей стране много игроков, выступающих на любительском уровне, которые
подрабатывают где-то ещё. И это нормально: страна-то футбольная. Представляю,
что было бы, если бы за матчи людям платили так же как мне. Да вся Аргентина
целыми днями гоняла бы мяч на улице.
– Россия уже престала быть для вас загадкой?
– Практически, но дело не столько в вашей стране, сколько в оторванности от
привычной реальности. На первых порах я здесь вообще мало что понимал. По любой
мелочи приходилось обращаться за помощью. Пойдешь в магазин и вместо кефира
отоваришься сметаной, вместо сахара – крупой, потом приходишь домой, смотришь,
чего онакупил, и за голову хватаешься. Никогда бы не подумал, что придётся жить
в России. Страшновато было ехать, ведь ничего не знал о стране, только в
новостных выпусках видел, что здесь стреляют, голодают и прочий негатив,
поэтому, в Россию собирался, как на войну. У меня даже не было времени сесть и
всё взвесить, события развивались так быстро, что пришлось просто пошвырять все
в сумку и сесть на самолёт. Опомнился уже в Москве. Приехав, был настолько
удивлён качеством жизни и футбола, что теперь не против задержаться здесь ещё на
несколько лет.
– Неужели всё так безоблачно?
– Я уже привык, но и неприятные моменты случались. У моего друга Густаво Пинто,
который тоже играл в «Москве», были большие проблемы с соседом. Он оказался
просто неадекватным человеком. Мы с Густаво пришли домой, а этот мужчина сильно
напился и заявил, что не пустит нас, так как в квартире живёт другой человек,
какой-то его друг. Пришлось вызывать хозяина, чтобы он подтвердил, что сдал своё
жильё именно нам. Да и я мог бы пожаловаться на хозяйку своей квартиры, которая
позволяет себе заходить, когда нас нет дома.
– Когда-нибудь приходилось бродить по Москве в поисках нужного объекта?
– Случалось и заблудиться в городе. Москвичи-то часто плутают, что уж про
приезжих говорить. Хотя почти всегда сам определял, где нахожусь, и не мучил
переводчика. Сейчас никаких проблем нет, за два года так изучил российскую
столицу, что захочу – не смогу потеряться, если, конечно, в какой-нибудь
Зеленоград меня не увезут.
– Как боролись с русскими морозами?
– На самом деле всё не так страшно, ведь сборы проходят за границей, и в России
зимой мы практически не объявлялись. Но зато, когда приезжали, я не знал, что на
себя надеть, чтобы не замёрзнуть. Вряд ли забуду, как однажды в
тридцатиградусный мороз, добирался до ларька мелками перебежками, из подъезда в
подъезд, чтобы купить чипсы и колу, чуть такси не вызвал. Очень весело было. На
родине я всем рассказал эту историю, друзья смеются, не могут представить себе
эту картину.
– С чем у вас ассоциируется Москва?
– Этот вопрос мне часто задают в Аргентине. На ум приходит множество вещей:
Красная площадь, Парк Горького, «Атриум», в котором часто бываю, – это просто
мекка для аргентинцев, так называемое место встречи, которое изменить нельзя.
Просто классное заведение, там есть всё, даже детская комната, где можно
спокойно оставить ребёнка. Вспоминаю свой поход в Большой театр, на «Мазепу», с
родителями. Им безумно понравилось, а мне не очень: я воспитан на рок-н-роле и
еле высидел четыре с половиной часа с перерывами и без перевода.
– Кстати, а как вам русский рок?
– Некоторые вещи очень интересные. Мы с друзьями иногда захаживаем в
какие-нибудь бары, ресторанчики, где выступают группы, но, к сожалению, мало,
что можем понять, а слова естественно важны, ведь пятьдесят процентов
впечатлений от рока дают именно они.
– Не боитесь, что дочь привыкнет к русской речи, которую слышит вокруг и
заговорит на чужом языке?
– Это не страшно, мы ведь дома общаемся на испанском. Сейчас подыскиваем ей
садик, и, возможно, отдадим в русскоязычный.
– Это правда, что ещё до приезда в Россию вам подарили книгу Пушкина «Евгений
Онегин»?
–– Не совсем. Я уехал в Москву так быстро и неожиданно, что и попрощаться со
многими не успел. Уже потом, когда прошлым летом приезжал погостить, мне её
преподнёс аргентинский друг, чей дедушка был первым переводчиком этой книги на
испанский язык. Любопытное чтиво. Знающие люди говорят, что в ней соблюдены все
стилевые нюансы, вплоть до ямбов и анапестов.
– Часто ругаетесь на поле?
– Бывает. Футбол – достаточно грубый вид спорта, поэтому порой приходится
прибегать к крепкому словцу. Иногда это получается само собой: не забьешь гол,
или поскользнешься – слова и вылетают, хотя всегда стараюсь быть аккуратным и не
использовать русские выражения. Я знаю достаточно ругательств, но за это могут и
карточку влепить, а мне это не нужно. Кстати, матерные выражения почему-то
выучиваются быстрее других, все стремятся их освоить в первую очередь. br>
– Где больше матерятся, в России или Аргентине?
– Конечно, здесь. Русский язык гораздо богаче нецензурщиной, и подобную речь
можно услышать, наверное, повсюду. Здесь это в порядке вещей. Ещё в России
гораздо больше пьют алкогольные напитки, могут позволить себе даже с утра и за
обедом. У меня это в голове как-то не укладывается!
– Что ещё непривычно для легионерского глаза?
– Чего-то ахового я не увидел, просто странно себя ощущать в чужой стране,
которая так далеко от дома. Рядом нет родителей, друзей, повседневного круга
общения. Поначалу, русская речь мне казалась какой-то «абракадаброй», режущей
слух, теперь я уже многое понимаю. Непросто было приобщиться и к вашей к кухне,
очень непохожей на привычную мне. Спасали только аргентинские ресторанчики и
стряпня жены. Зато сейчас мои любимые блюда – шашлык и пельмени.
– Футбол и синяки неразделимые вещи, привыкли уживаться с болью?
– Вида крови я не боюсь, а вот к боли приспособиться невозможно, мы ведь тоже не
железные люди, просто кто-то переносит её легче, а у кого-то болевой порог
повышен. Разница только в этом. Бывает, мы играем с какими-то ушибами и
микротравмами, но если тебя что-то беспокоит – ты не сможешь хорошо провести
матч.
– Самое трудное для вас в футболе?
–– Наверное, психологическая сторона игры. Бывает, ты пытаешься выполнить
какую-то простую, элементарную вещь, а это не получается. Думаешь, ну где же
логика, ведь часто просят сыграть проще, наверняка и, кажется, подставь ногу,
ведь это так легко, и мяч сам залетит в ворота. Есть, конечно, суперталанты, у
которых всегда всё получается. Таким был Марадона. Никогда не забуду два его
гола, которые он забил англичанам на чемпионате мира: один рукой, другой –
обыграв полкоманды.
– Вы, наверняка, не мучаетесь вопросом, кто лучше играет в футбол: бразильцы
или аргентинцы.
– А что мучиться? Конечно, бразильцы. Сейчас их футбол на виду. Они дают больше
игроков миру и Европе. А ведь были моменты, когда в нашем лидерстве никто не
сомневался. br>
– Вы действительно хотели принять российское гражданство, чтобы выступать за
нашу национальную сборную?
– Хочу заявить официально: я не собираюсь менять гражданство. Просто кто-то не
правильно понял мои слова, и понеслось. А право вызываться в сборную надо ещё
заслужить. Это не значит, что я сижу и жду приглашения, об этом не думаю. В душе
я надеюсь, что меня заметят на родине и позовут в команду своей страны, поэтому
рисковать не хочу. Есть небольшая надежда, что сборная России пробьется в
Германию, неплохо там выступит и заставит обратить внимание на ваш чемпионат.
– А ведь могли в нашей сборной выступать в тандеме с Дмитрием Кириченко, как
в родном клубе.
– Да. Но ведь я и так с ним каждую субботу играю. Этого вполне достаточно.
– Где строже арбитры: в России или у вас на родине?
– В Аргентине судьи уже привыкли к темпераменту местных игроков, всё-таки они
одной национальности с футболистами. Здесь приходится быть более сдержанным,
потому, что проще получить карточку за разговоры. Там простят, а здесь
обязательно влепят.
– Болельщики на вашей родине тоже более лояльны к судьям?
– Ну что вы, наоборот, костерят за каждую мелочь. Причём выкрикивают более
сильные вещи, чем всем известное русское выражение, обращенное к арбитрам.
Может, у нас язык не так богат разнообразием матерных словечек, зато они намного
оскорбительнее и грубее.
– Как относитесь к дракам на поле?
– Зачастую это просто неизбежно, а иногда и полезно, чтобы выплеснуть негативные
эмоции. Во всяком случае, лучше помахать кулаками, чем бить соперника
исподтишка.
– В жизни приходилось применять силу?
– Пару раз в целях самообороны. В Аргентине процветает криминал, и людям
пришлось научиться давать отпор хулиганам. С дубинкой по району никогда не
ходил, но бывало всякое. Однажды мне даже пришлось убегать от некоего ревнивца.
Я прогуливался с барышней, которая была замужем, и это увидел её супруг.
Пришлось удирать, причём вся деревня видела эту погоню. Потом народ долго это
обсуждал, расспрашивали, подкалывали. Хорошо, что я быстро бегаю, если бы этот
парень меня догнал, было бы, наверное, не до смеха.
– Многие до сих пор под впечатлением от вашей резкой смены имиджа. Как
решились подстричься наголо?
– Да не решался я ни на что, просто так вышло. Взялся самостоятельно
подкорректировать причёску. В итоге получилось настолько неудачно, что волосы
уже было не спасти. Пришлось состригать все под машинку. После этого было много
забавных инцидентов: меня часто путали с Мариушем Йопом и Сашей Филимоновым.
Однажды приехал фотокорреспондент меня снимать и, перепутав, нащёлкал Мариуша.
Смеху потом было много.
– Жена не испугалась смены имиджа?
– Вроде, нет. Я ведь раньше не носил такие длинные волосы, часто ходил стричься,
хотя лысым никогда не был. А кудри появились, только после того, как стал
отращивать длинную шевелюру.
– Такие шикарные локоны, требуют особого ухода. Наверное, часами стоите у
зеркала, причёсываетесь?
– Если бы я любил смотреться в зеркало, у меня не было бы такой дурацкой
причёски.
– Не так давно команду принял новый наставник. Как восприняли новость и что
изменилось с приходом Леонида Слуцкого?
– Он так неожиданно приступил к обязанностям главного тренера, что никто никак
не среагировал. Все мысли были только об игре со «Спартаком». Потом уже не имело
смысла жалеть о чём-то, ведь мы победили в такой важной встрече. Если говорить
об игровых изменениях, то мы стали более агрессивными на поле. Распорядок работы
тоже был скорректирован: теперь заезжаем на базу за день до игры, чему все очень
рады.
– Вы постоянно участвуете в акциях, которые проводит клуб, устраиваете
мастер-классы. Любите быть на виду?
– Дело не в этом. Я считаю, очень важно показать детям, особенно тем, кто хочет
связать свою судьбу с футболом, чего можно добиться, если профессионально
относиться к своей работе. Мне всегда нравилось общаться с ребятишками, ловить
их восторженные взгляды. Помню, когда учился в школе, к нам тоже иногда
заглядывали игроки, и это производило фурор. Мы долго терзали их расспросами:
как и что, теперь вот сами рассказываем о профессии, причём я стараюсь это
делать, не прибегая к услугам переводчика. Я с удовольствием принял бы участие и
в других акциях, например, в поддержку Гринписа.
– Вы один из немногих футболистов, которые предпочитают подземку автомобилю.
– Метро – это зеркальное отражение московской жизни, такое же безумное движение
и толпы народу. Практически каждый день пользуюсь этим видом транспорта. Здесь
он очень удобен. Пробки не люблю хронически, поэтому до клубного автобуса
добираюсь только таким способом.
– Наверное, всегда уступаете бабушкам место?
– Я никогда не сажусь в вагоне, так как от дома до пункта сбора всего две
остановки. Я не состою в отряде всем известного Тимура и специально не жду
бабушек, чтобы перевести их через дорогу, но если вижу, что могу кому-то помочь,
обязательно это сделаю, как любой уважающий себя человек. <