Хотите доказательств, уважаемый читатель, что вместе с Гусом Хиддинком в Россию
приехал помощник, категорически не обремененный современной российской
футбольной конъюнктурой и стереотипами? Извольте. Спрашиваю Игоря Корнеева:
«Когда вы из спартаковского дублера превратились в игрока ЦСКА, болельщики этих
двух клубов ведь еще не являлись такими врагами, как сейчас?» И получаю
удивленный ответ: «А что, сейчас они являются врагами? Честно говоря, первый раз
об этом слышу!»
Как видите, полтора десятка лет Корнеев жил в другой реальности — и для
объективности его взгляда на наш сегодняшний футбол это, мне кажется, здорово.
Здорово и то, что он вернулся, на что уже мало кто надеялся. Те болельщики, кто
застал этого невысокого полузащитника в его звездные годы конца 80-х — начала
90-х, не дадут соврать: более техничного и умного игрока в ту пору в СССР не
было. Многие фанаты из чувства протеста не желают признавать достоинств
футболиста команды-конкурента, а о Корнееве все без исключения поклонники
«Спартака» вздыхали: ну почему он не у нас? Как же его не удержали? Корнеев был
творцом и вдохновителем золотого дубля ЦСКА в последнем чемпионате Союза, а
позже стал единственным в истории россиянином, игравшим в «Барселоне» — пусть и
всего полгода.
Такие люди — золотой фонд нашего футбола. Обидно и неправильно, если на родине
они оказываются невостребованными. Корнеев хотел закончить карьеру игрока в
России, но никому оказался не нужен. Хорошо, что о нем вспомнили сейчас. Он
говорит с небольшим акцентом, вместо «клуб» может сказать «клаб», вместо
«базовые» — «базиковые» (от английского basic), в слове «эйфория» поставить
ударение на второй слог — но он снова дома. И, по-моему, рад этому. Рады и мы.
Видели бы вы, с каким изумлением смотрят нынешние футболисты сборной во время
тренировок на то, как Корнеев управляется с мячом! Им, пусть они меня простят,
такое и не снилось. Очень хочется, чтобы большой мастер собственным примером
чему-то их научил. У миллионов людей ведь до сих пор остались в памяти два гола
и решающая передача Корнеева в победном финале Кубка СССР-91 против «Торпедо»,
хет-трик в ворота «Спартака» в «Олимпийском» в незабываемом матче, завершившемся
со счетом 5:4 в пользу красно-белых, гол «ножницами» через себя, забитый Ринату
Дасаеву в 87-м… Будут ли о сегодняшних вспоминать двадцать лет спустя?..
Наша двухчасовая встреча состоялась утром в день матча ЦСКА — «Спартак» в отеле
Ararat Hyatt. Там, как выяснилось, живет не только Хиддинк, но и Корнеев.
С ПРОДАЖЕЙ КВАРТИРЫ В КРЫЛАТСКОМ ПОТОРОПИЛСЯ
— Первый вопрос диктуется местом встречи. Почему вы, коренной москвич, живете
в отеле?
— Да, это происходит уже больше месяца. Времени, естественно, я не терял и на
днях подобрал себе квартиру, куда скоро и перееду. Очень рад этому, поскольку,
во-первых, ко мне сразу приедет семья, а во-вторых, я, что называется, не
«отельный» человек — хотя гостиница прекрасная. Москва действительно
развивается, коль скоро такие отели строятся.
— Так вам — до того, как нашли съемную квартиру, — больше негде жить?
— Мама по-прежнему живет в Чертанове, но габариты ее квартиры не подразумевают
проживания там моей подруги Эммы и сына Джордана. А отличную квартиру в
Крылатском, которая у меня была, я лет пять назад продал. Не думал, что она мне
когда-нибудь понадобится. Теперь понимаю, что с продажей явно поторопился — не
только потому, что сейчас было бы куда переезжать, а еще и потому, что цены на
жилье с тех пор выросли раз в пять.
— Вы в этом деле вообще профессионал, так как в Роттердаме занимаетесь
недвижимостью.
— Да, скупаем дома, которые находятся в разрушенном состоянии, приводим их в
порядок, после чего либо продаем, либо сдаем в аренду. Мне это интересно, я
всегда любил заниматься дизайном. Этот процесс для меня — творчество: интересно
ведь из ничего создать то, что ты нарисовал в своем воображении! А конечный
результат приносит не только удовлетворение, но и даже какое-то вдохновение.
Есть у меня еще и шестнадцать соляриев, объединенных в один комплекс.
— Теперь, когда вернулись в Россию, бизнес сохранится?
— Да. Я нанял людей, которые будут за ним присматривать. В принципе ведь и в
последнее время, которое я работал тренером в «Фейеноорде», заниматься бизнесом
каждодневно возможности не было. Главное — чтобы была хорошая организация, чтобы
ты доверял людям, которые тебе помогают. Мое дело — создать проект здания, а
дальше я уже раз в неделю-две контролирую ход работ. Этого достаточно.
— В Москве не собираетесь тем же заняться?
— Еще не знаю, пока осматриваюсь. На самом деле в моих мыслях только сборная.
— Как специалист по недвижимости, скажите: дикий скачок цен на жилье в Москве
— это искусственно спланированная кем-то акция или естественный ход вещей?
— Думаю, некая искусственность тоже присутствует. Ну невозможно в той же
Европе, чтобы за два года строительства цена за квадратный метр дома подскочила
в пять раз! Один мой друг купил недвижимость за три тысячи долларов метр, а
когда здание было построено, метр стоил уже 15 тысяч. А учитывая, что речь идет
о 300 метрах, оцените разницу — три миллиона шестьсот тысяч долларов! Такие
заработки не снились людям не только в России, но и в Европе. Ни один рынок не
сравнить с тем, что происходит сейчас в Москве.
— И как с этим бороться?
— Вы имеете в виду — не покупать? (Смеется.) Если серьезно, то бороться сложно,
потому что спрос все равно есть. Все люди с деньгами, причем далеко не только
москвичи, хотят иметь недвижимость в столице. А когда квартиры покупают по любой
цене, всякая борьба оказывается бессмысленной.
НЕ ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ИНОСТРАНЦЕМ
— Вообще вам трудно что-то понять в нынешней России?
— Нет, абсолютно.
— И даже после Голландии не шокирует, как здесь водят машину?
— Я же не в Голландии родился. Сам отсюда вышел — и вожу так же. Даже в
Голландии. Европейца, конечно, это шокирует. Думаю, моя подруга за руль здесь
никогда не сядет. Но для человека, который вырос и начал водить в России, это не
проблема. Немного напоминает Испанию и Италию. Там тоже «летают».
— То есть вы уже сели за руль?
— Пока нет. Нахожусь в ожидании машины, которую по контракту должен предоставить
РФС. Пока передвигаюсь с шофером, которого выделила федерация, а также в такси и
на метро. Никаких проблем.
— В метро никакого дискомфорта не чувствуете?
— Так я ведь не с Луны свалился! Все детство ездил на метро с юга Москвы, из
Чертанова, на север, в спартаковскую школу. Дорога занимала по полтора часа в
один конец. Учитывая, что первая тренировка начиналась в восемь, вставать
приходилось в шесть, еще затемно. Так что к общественному транспорту я
привыкший.
— Почему сейчас вы решили перебраться в Москву, а не ездить, как Хиддинк,
туда-сюда?
— Таким образом я смогу предоставлять главному тренеру больше информации. В
одном и том же туре Саша Бородюк будет ходить на один матч, я — на другой. От
Бородюка Хиддинк получает более чем достаточно информации, но два мнения всегда
лучше, чем одно, и два человека могут увидеть больше, чем один. А чем больше
информации получит Хиддинк, тем больше у него будет пищи для размышлений перед
принятием решений.
— Мама была изумлена, когда вы решили вернуться?
— Изумлена и счастлива. Как ни парадоксально, за месяц, что я в России, мы
встретились всего раза три. Работы так много, что времени вообще нет!
— Она на пенсии?
— Да, вышла на пенсию, но подрабатывает. Очень хорошо, что она чем-то занята.
— А отец жив?
— Жив, но родители разошлись, когда я еще был совсем маленьким, и никакой
информацией о его жизни не обладаю.
— Многие считают, что по образу мышления вы — уже иностранец. Сами это
чувствуете?
— Не думаю, что это так. Я остался таким же человеком — просто с большим опытом.
Да, видел другую жизнь, жил ею — но это не означает, что стал иностранцем. Я
по-прежнему русский.
— И в Москве чувствуете себя комфортно?
— Абсолютно комфортно. В первую очередь потому, что у меня здесь интересная и
сложная работа. За два года сборная должна сделать скачок. Когда есть такая
работа, невозможно чувствовать себя неуютно.
— А к обращению «Игорь Владимирович» уже привыкли?
— Нет. И, думаю, никогда не привыкну.
— Игроки сборной России называют вас по имени-отчеству?
— Нет. На «вы», но Игорь. Мне так легче.
МЕЧТА — ВЫУЧИТЬ ФРАНЦУЗСКИЙ
— Вы без малого 15 лет прожили за границей, свободно владеете испанским,
голландским и английским. Могли себе представить, что когда-нибудь вернетесь в
Россию?
— Я всегда хотел вернуться. Еще как игрок — когда пришлось закончить карьеру
в 2004-м, предполагал и надеялся, что поступит какое-то предложение из России.
После того как в команде НАК из Бреды перестали платить деньги, и я ушел оттуда,
было большое желание вернуться домой и доиграть в своей стране. Увы, этого не
произошло. Был контакт с одной командой премьер-лиги не из Москвы, но все
ограничилось разговорами. Что ж, возвращение произошло сейчас. Благодаря
Хиддинку.
— Дом у вас в Голландии. А с Испанией что-то еще связывает?
— Жилья у меня там нет — если приезжаю в Барселону, снимаю дом в Олимпийской
деревне, около пляжа. У меня же там остался старший 14-летний сын Кристиан, от
первого брака. Он живет с Наташей, моей первой женой, и занимается в школе «Эспаньола».
— У вас есть возможность встречаться?
— Да. У нас прекрасные отношения. Или я навещаю Кристиана, или он приезжает ко
мне — раньше в Голландию, а теперь будет в Россию. Не так давно он был у меня
три недели в Роттердаме.
— Футбольный талант у него есть?
— Есть. И видение игры есть. Но не хватает того фанатизма, который в детстве был
присущ мне и моим сверстникам.
— Типичный ответ сегодняшнего футбольного отца. Может, более благополучная
жизнь, чем прежде, не дает места для такого фанатизма?
— Так и есть. Столько других вещей вокруг — компьютеры и все такое… Ведь
откуда вырастают таланты? Или ты играешь с утра до ночи на улице, или помимо
занятий в футбольной школе много работаешь самостоятельно — потому что хочешь
реализовать мечту. Этого я пока у сына не особо замечаю. Что-то вне тренировок
он делает, но мне хотелось бы, чтобы это «что-то» больше исходило от него
самого.
— Живи он рядом с вами, у вас была бы возможность его наставлять на путь
истинный.
— Я хотел еще несколько лет назад, чтобы Кристиан жил со мной в Голландии. В
отношении футбола это дало бы ему серьезный скачок — и тренировался бы больше, и
я кое-что дельное советовал бы, не говоря уже о знаменитой голландской системе
детского футбола. В Испании он тренируется три-четыре раза в неделю, в Голландии
работал бы шесть дней, а на седьмой — игра. За год такой режим привел бы к
серьезному прогрессу. Но сделать этого не удалось.
— Пока он не принял окончательного решения, пойдет ли в профессиональный
футбол?
— Нет. Я в любом случае горжусь сыном — парень разговаривает на пяти языках.
Испанский и каталонский он впитал, поскольку живет в Барселоне, русский — потому
что Наташа с ним разговаривает только по-русски, организовывала языковые уроки и
возила в Россию, а английский и французский выучил в школе. Не знаю, получится
из Кристиана футболист или нет, но он здоровый и умный парень. А это куда
важнее.
— Склонность к языкам — это у него, видимо, наследственное. Мягко говоря, не
каждый российский футболист знает три иностранных языка.
— А еще у меня есть мечта выучить французский. Сейчас, правда, на это совсем
не будет времени. Но если рано или поздно выучу, то стану обладателем всех самых
важных языков в мире. За исключением китайского, разумеется.
— Не раз доводилось видеть, как вы с Хиддинком и Бородюком обсуждаете что-то
втроем. А как вы это делаете, с учетом того, что Бородюк не знает голландского,
а вы — немецкого?
— Я понимаю по-немецки. Говорить не могу, но понимаю неплохо.
— Английский выучили в общении со своей герлфренд — англичанкой?
— Скажем так, усовершенствовал. Базовые знания были заложены еще в Москве, в
школе.
— Как русский с англичанкой познакомились в Голландии?
— На «магазинной» улице в Роттердаме. Эмма приехала работать в компьютерной
фирме.
— Она бывала в России?
— Два раза. Так что имеет представление, где будет жить.
— Вы советовались с ней, прежде чем принять предложение Хиддинка?
— Конечно. Она тот человек, который поддержит любое мое решение. Если Эмма
видит, что я действительно чего-то хочу, и видит фундамент для осуществления
моего желания — делается именно так. Думаю, что она сильно не привязана ни к
одной стране и легко адаптируется в России.
ДЕТСКИЙ ТРЕНЕР ЗЕРНОВ НЕ УСТУПАЕТ НИКАКИМ ГОЛЛАНДЦАМ!
— А вам тем временем придется завязать с учебой тренерскому ремеслу, которая шла
у вас в Голландии?
— Курс, который позволит мне быть ассистентом главного тренера в любом
профессиональном клубе, я почти закончил. Осталось сдать один экзамен, что
сделаю в ноябре. А вот со следующей стадией — учебой на лицензию главного
тренера — придется повременить: с работой за пределами Голландии она
несовместима. Тем не менее планирую со временем этот курс обязательно пройти.
Его сложность, равно как и те знания, которые там дают, — все это меня
подхлестывает. Не случайно же Голландия дала миру столько великолепных тренеров
— такова система их подготовки. Занимаясь там, ты узнаешь культуру, историю
различных клубов, некую философию, которой должен обладать тренер, который туда
приходит. А какова подготовка детей в голландских футбольных школах!
— В чем соль этой подготовки?
— О невероятном количестве хороших полей я даже не говорю — это подразумевается.
Но вот организация работы с детьми в том же «Фейеноорде» просто потрясает. На
каждого игрока заведен файл в компьютере, из месяца в месяц исследуются его
положительные и отрицательные качества и динамика того, как они меняются. С
мальчиком проводятся постоянные индивидуальные тренировки. Восемь тренеров
работают не более чем с шестью ребятами и целенаправленно занимаются устранением
выявленных недостатков. Каждый день парень занимается не только с группой, но и
отдельно. Кроме того, настолько отлажена система скаутов, что в Роттердаме и его
округе мимо «Фейеноорда» не может пройти ни один более или менее способный
ребенок.
— Часто говорится, что в России на детском уровне уделяется недопустимо много
внимания результату.
— Как сейчас — не знаю. Мне в этом смысле очень повезло. Я вырос в спартаковской
школе у Виктора Евгеньевича Зернова. У нас была очень техничная команда, но на
каком-то этапе мы уступали в росте и физических данных сверстникам и из-за этого
постоянно проигрывали. В раздевалках плакали, а тренер продолжал настаивать:
ребята, не убивайтесь, будем продолжать работать в том же русле,
совершенствовать технику. И на следующий год вас никто не остановит! Так и
вышло. Прошел год, мы окрепли и благодаря преимуществу в технике начали рвать
всех — 6:0, 10:0… На нас народ ходить начал! Вот что такое тренерское видение,
как надо работать с детьми. Зернов дал мне очень много, своей техникой я в
большой степени обязан ему.
— В Голландии с ее требованиями он смог бы работать?
— Если говорить о профессионализме, однозначно да. Правда, немаловажен
языковой барьер.
— Вы виделись с Зерновым после возвращения в Россию?
— Пока только созванивались. Думаю, встретимся в самое ближайшее время. Также
планирую увидеться с Федором Сергеевичем Новиковым, который многое мне дал в
спартаковском дубле. Очень жаль, что не стало Константина Ивановича Бескова, с
которым я поддерживал теплые отношения…
ЧТОБЫ ОСТАТЬСЯ В «СПАРТАКЕ», НЕ ХВАТИЛО КОНЦЕНТРАЦИИ НА ФУТБОЛЕ
— Как же Бесков и Новиков в свое время не удержали вас в «Спартаке»? Не может
быть, чтобы тренер с таким чутьем, как Константин Иванович, не разглядел вашего
потенциала!
— Бесков видел мой потенциал. Но я сам в тот момент не был готов сделать
профессиональный шаг вперед. Со способностями и игровыми характеристиками у меня
не было никаких проблем — проблемы были с менталитетом. В жизни у меня тогда
были другие приоритеты. Когда молодой, появляется много соблазнов. Куда-то
сходить, кого-то встретить… Моя концентрация на футболе была меньше той,
которая требовалась для того, чтобы составить конкуренцию людям, игравшим в
сборной СССР, — Черенкову и другим. Из того дубля в основной состав попал только
Шалимов. В том, что я не остался в «Спартаке», была только моя вина. Был бы
морально зрелым человеком — остался бы у красно-белых.
— С Бесковым во времена дублерства почти не пересекались?
— Почему же? У Константина Ивановича была замечательная практика — основа и
дубль почти всегда тренировались вместе. Таким образом он мог наблюдать за
развитием каждого молодого футболиста, да и самим молодым это было очень важно.
Но, конечно, уважение с нашей стороны к Бескову было такое, что мы боялись
поднять на него глаза. А когда он был сердит, даже если не на тебя, страшно было
находиться с ним в одной комнате. Его настроение ты чувствовал каждой клеткой.
— Не жалели потом никогда, что играете не в «Спартаке»? По стилю-то вы
подходили этому клубу идеально.
— В ту пору, когда я играл за садыринский ЦСКА, армейцы были больше похожи на
«Спартак», чем сам «Спартак».
— Сам Бесков потом в разговоре с вами не жалел, что не удержал вас?
— Насколько помню, мы эту тему не затрагивали. Но главное — я сам знал,
почему не остался.
— Правда ли, что в конце 88-го вы могли вернуться в «Спартак» и даже
приезжали на разговор к Бескову домой?
— Да, был такой разговор. В какой-то момент я действительно был близок к
возвращению. Но потом произошло два события — Бескова сняли с должности главного
тренера «Спартака», а пришедший в ЦСКА Садырин смог убедить нас остаться. Хотя
уходить хотели все. Внушить что-то такому количеству взрослых мужиков было
трудно, но Павел Федорович нашел какие-то слова.
— Многие из своих самых памятных матчей вы сыграли как раз против «Спартака».
На команду, которая вас воспитала, был особый настрой?
— Нет. Просто так выходило, что к тем матчам я подходил в обалденной форме.
Вы не представляете, как мне хотелось бы приобрести видеозапись той игры 90-го
года в «Олимпийском», которая закончилась со счетом 5:4 в пользу «Спартака», а я
сделал хет-трик. Это был сумасшедший матч!
— Когда вы из спартаковского дублера превратились в игрока ЦСКА, болельщики
этих двух клубов ведь еще не являлись такими врагами, как сейчас?
— А что, сейчас они являются врагами? Честно говоря, первый раз об этом
слышу! Это, наверное, что-то похожее на отношения «Фейеноорда» и «Аякса». А я
как раз на ЦСКА — «Спартак» собираюсь ехать…
ТАМАНСКАЯ ДИВИЗИЯ
— Знаю, что полгода вы отслужили в Таманской дивизии. Как вас угораздило туда
попасть?
— В то время я играл не только за спартаковский дубль, но и за сборные РСФСР и
Москвы. И вот однажды, когда я был в призывном возрасте, тренер сборной Москвы
сыграл со мною злую шутку. Вызвал меня на очередной матч, но я был настолько
уставший, что попросил дать мне возможность отдохнуть. Он и «дал». Видимо, у
него были какие-то связи в военкоматах — и меня тут же призвали. Более того, я
пошел служить с еще 14 футболистами, так вот через две недели эти четырнадцать
промаршировали мимо меня обратно на «гражданку», в Москву, играть в футбол. А
меня оставили на полгода в армии.
— В футбол там не играли?
— Ни разу.
— Дедовщину на себе испытали?
— Не без этого. Пару раз случалось, что нужно было жестко обозначить, как
говорится, свою территорию. После этого появилось уважение, и меня не трогали.
— Что самое нелепое довелось вам испытать в вооруженных силах?
— Снег иногда красили (смеется).
— В какой цвет?
— В белый. Кажется, должны были приехать генералы, а снег был грязный. Вот и
приказали привести его в исходный вид.
— Так все шесть месяцев в Таманской и отслужили?
— Нет, какое-то время работал в военном суде на Арбате. При этом прикладывал все
усилия, чтобы из армии меня вызволили. Звонил Николаю Петровичу Старостину,
другим людям. Долго ничего не менялось, но в один прекрасный день пришел приказ
о моем переводе в ЦСКА. Кто мне помог, я так и не узнал.
НА ЧМ-94 РАЗОЧАРОВАЛСЯ В САДЫРИНЕ
— Вы пришли в ЦСКА к Юрию Морозову. При нем, хорошем тренере, армейцы дважды
вылетали из высшей лиги. В чем было дело?
— В его подходе к игрокам. Команда не хотела играть для тренера.
— И в «Зените», и в ЦСКА Морозова менял Садырин и делал обе команды
чемпионом. Была высказана версия, что тактическую базу закладывал Морозов, а
Садырин просто раскрепощал футболистов. Вы согласны?
— Категорически нет. По-моему, это полный абсурд. У каждого тренера — свое
видение футбола, и у Морозова, и у Садырина оно было разным. Победы Садырина —
именно его заслуга. Игра в том ЦСКА была сплошным творчеством, мы получали от
нее удовольствие. Выходя на игру, стопроцентно знали, что забьем. Такое чувство
еще было только в «Барселоне».
— Именно из благодарности Садырину вы во время известного конфликта в сборной
осени 1993 года не поддержали бунтовщиков?
— Я всегда оставался самим собой. И если в тот момент посчитал, что не хочу
чего-то делать, значит, переубедить меня было невозможно. Хотя пытались.
— Когда на самом чемпионате мира вас выпустили только на матч с Камеруном, не
возникло ощущения, что вас предали?
— Возникло. Там, в Америке, честно говоря, я разочаровался в Садырине. И не
только из-за себя. После конфликта в сборной рядом с тренером осталась группа
игроков, на которую и была сделана ставка. Мы ездили на зимнее турне в Америку,
играли в товарищеских матчах. И ни в одном не уступили, и атмосфера была
прекрасная, мы были сплочены. А на самом чемпионате мира вдруг все в корне
поменялось: на поле вышли те люди, которые вернулись в команду в последний
момент. Видимо, Садырин оказался под огромным влиянием и давлением каких-то
людей. И этого давления не выдержал.
— Вы потом с Садыриным общались? Пытались объясниться?
— Не общался. Желания не было.
— Игра с Камеруном стала для вас последней за сборную России. Но ведь вам
было всего 27, и впереди еще были выступления за «Барселону», не говоря уже о «Фейеноорде»!
— То, что произошло на чемпионате мира, стало для меня огромным
разочарованием и ударом. От человека, с которым я провел столько лет, такого не
ждал. Естественно, Садырин многое сделал для игроков, но и самого тренера во
многом «делают» играющие у него футболисты. Можно находить этому любые
объяснения, но в Америке он об этом забыл. А в сборную меня вызывали еще два или
три раза. Но я отказывался.
— Из-за обиды?
— Да.
БОЛЬШЕ ДРУЖИЛ С АРТИСТАМИ, ЧЕМ С ФУТБОЛИСТАМИ
— Многим запомнился финал Кубка СССР 1991 года против «Торпедо». 3:2 и ваш
дубль.
— А еще — моя же передача «в усы», после которой был забит победный третий мяч.
Я был очень горд.
— Тогда ваша первая жена Наташа умудрилась выскочить на поле после финального
свистка!
— Да, и, мне кажется, это был уникальный случай. Как ее туда пустили?!
— Когда приезжаете к старшему сыну, вспоминаете тот день?
— При общении с Наташей — нет, но когда люди говорят о том финале Кубка, в моем
сознании, конечно, это событие всплывает.
— Как наверняка и другое, куда более страшное — гибель в последующую ночь
вратаря Михаила Еремина. Который сразу после финала водрузил вас на плечи и
понес по стадиону. То фото вышло во всех газетах.
— Вот вы сейчас сказали о Еремине — и у меня мурашки по коже побежали. Как
он рос, как прибавлял! Амбиции у него были что надо. Миша наверняка стал бы
основным вратарем сборной России на долгие годы. А меня он на плечи тогда
посадил легко. Еремин был таким богатырем, что запросто поднял бы такого же, как
он сам.
— Вы помните звонок с известием, что он разбился?
— Это было наутро. Я не мог вымолвить ни слова в ответ, просто положил трубку.
Мы были достаточно близки, и это стало для меня большим ударом.
— Правду ли гласит легенда, что на могиле Еремина футболисты ЦСКА поклялись
выиграть чемпионат для него?
— Когда я стоял на похоронах — все было как в тумане. Может, поэтому и не помню.
Но раз люди говорят — значит, такое было.
— С момента отъезда в Испанию на могилу вратаря приезжали?
— Не удавалось. Но теперь, когда вернулся, обязательно там побываю.
— И еще один вопрос о ЦСКА — быть может, не совсем для вас приятный. Когда
едва открывшийся «СЭ» проводил свой первый опрос футболистов с целью определить
лучшего игрока сезона, вы заняли первое место. Тем не менее партнеры по
армейскому клубу не отдали за вас ни одного голоса. Как это можно было
объяснить?
— Честно говоря, в тот момент даже не знал об этом. Узнал позже. Обиды не
было, было недоумение. Но я всегда уважал право людей на свою точку зрения. А
чем объяснить? Наверное, тем, что я тогда проводил с футболистами гораздо меньше
времени, чем с артистами и с книгами. Очень много читал — и классику, и наших
писателей, и зарубежных. Дружил (и дружу) с отцом и сыном Пресняковыми, с людьми
из окружения Аллы Пугачевой. У меня был другой круг общения. Нет, у меня никогда
не было желания казаться белой вороной — просто я делал то, что мне было
интересно. Может, был в этом смысле не прав — не знаю.
— А когда оказались в «Эспаньоле» вместе с партнерами по ЦСКА Дмитриями
Кузнецовым и Галяминым, а также Андреем Мохом, вне поля общались тесно?
— Конечно.
— Видел, как Кузнецов ждал вас у выхода с «Локомотива» после товарищеского
матча Россия — Латвия и вы потом оживленно общались.
— Да, и, думаю, в ближайшее время встретимся, поиграем в футбол. Дима и раньше
меня звал сыграть за ветеранов ЦСКА, но никак не удавалось. Особенно обидно
было, что не получилось приехать на матч, посвященный 15-летию победы в Кубке
91-го года. Теперь будем наверстывать. Меня, как и в детстве, лишний раз просить
сыграть в футбол не надо. А с Кузнецовым и многими другими у меня нормальные
отношения. Разговаривал после возвращения с Брошиным, с Галяминым, с Мохом. И
всегда готов поддерживать общение.
ПОДГОТОВКА «БАРСЫ» К ЦСКА БЫЛА ДЕТСКИМ САДОМ
— Кто-то из армейцев того времени сказал: «Мы не вовремя стали чемпионами».
Команда тут же разъехалась по заграницам…
— Всему свое время. Для нас четверых в профессиональном плане отъезд в
Испанию стал огромным шагом вперед.
— Но вы не думаете, что если бы из ЦСКА попали в клуб сильнее «Эспаньола», то
и реализоваться как игрок за границей смогли бы лучше?
— Может быть. Но никогда не знаешь, что с тобой может произойти. В конце концов,
после «Эспаньола» я попал в «Барселону». А о чем лучшем можно было мечтать?
— Большинство игроков, приезжающих в Испанию, влюбляются в эту страну и
остаются там жить. Почему после окончания карьеры вы все-таки решили осесть в
Голландии, а не на Пиренеях?
— Честно говоря, подумывал о возвращении в Барселону и даже был на грани
такого решения. Но тут «Фейеноорд» предложил мне работу, и я остался в
Роттердаме.
— Осенью 92-го «Барселона» сенсационно уступила в Кубке чемпионов ЦСКА. Вы
были на «Ноу Камп» в тот вечер?
— Нет, по-моему, смотрел игру в записи по телевизору. И не могу сказать, что
удивился происшедшему так, как испанцы. То, как готовилась к матчу «Барселона»,
было каким-то детским садом. Они чуть ли не в день игры в гольф играли! Это был
урок и «Барсе», и вообще всем, кто связан с футболом. Урок того, что может
произойти, если недооцениваешь соперника.
— Вам не было жалко, что не участвовали в том историческом матче?
— Всему свое время. Я, играя за «Эспаньол», как-то раз «Барселоне» два гола
забил. Правда, соперник выиграл — 3:2. Почти как в матче «Спартак» — ЦСКА 90-го
года история получилась.
— Может быть, воспоминание о том каталонском дерби и подвигло Йохана Кройфа
на то, чтобы подписать контракт с Корнеевым?
— Не знаю. А знаю то, что Кройф всегда любил игроков созидательного плана. Их
было в «Барселоне» столько, что голландец играл с тремя защитниками, что тогда в
футболе редко встречалось.
— А как отреагировали фанаты «Эспаньола», увидев вас в футболке «Барселоны»?
Помнится, когда Юран и Кульков перешли из «Бенфики» в «Порту», лиссабонские фаны
готовы были их на куски разорвать.
— Большая часть отнеслась с пониманием. Все знали, что я ушел из «Эспаньола»
не по своей воле. Главный тренер Камачо искал на мою позицию игрока с другими
характеристиками с уклоном на оборону. Болельщики были в курсе о моем желании
остаться, но понимали — не могу же я себя тренеру навязать! Не думаю, что
кого-то из них возмутил тот факт, что я сказал «да» «Барселоне». Да и, несмотря
на эмоциональность каталонцев, я не назвал бы фанов «Эспаньола» самыми
эмоциональными из тех, кого я встречал в своей карьере. Фейеноордовские — вот
самые экстремальные. Они даже на радостях после чемпионства 1999 года разгром в
Роттердаме устроили. Любят они это дело!
СЛЕДУЮЩИЙ РУССКИЙ ПОЯВИТСЯ В «БАРСЕ» ЧЕРЕЗ 20 ЛЕТ
— А как вы вообще в «Барсе» оказались? Правда, что зашли в ресторан — и
встретили там второго тренера, после чего процесс и пошел?
— Да. Этого тренера звали Тони Брюинс, и мы действительно оказались в одном и
том же ресторане в Барселоне. Эта история лишний раз подчеркивает, какую роль в
судьбе играет случайность, стечение обстоятельств. Зашел бы в ресторан на
полчаса позже — и, возможно, не было бы в моей жизни никакой «Барселоны». А так
мы с помощником Кройфа разговорились. Оказалось, никто и не подозревает о моей
ситуации, все уверены, что я принадлежу «Эспаньолу».
— А вы уже не принадлежали?
— Камачо дал понять, что в моих услугах не нуждается, и руководство клуба
предоставило мне возможность уйти из «Эспаньола» бесплатно. Обо всем этом я и
рассказал Брюинсу. Тот обсудил вопрос с Кройфом. Так я и оказался в «Барселоне».
— Вам никто не говорил: «Куда ты идешь? Все равно со скамейки вылезать не
будешь!»?
— Может, и говорили, но я-то себя и свои возможности знал. Меня не удивило, что
я попал в «Барселону».
— Когда первый раз пришли в команду, не смотрели на ее звезд снизу вверх?
— Никогда со мною такого не было! Я и против них не раз доказывал, что умею
играть в футбол. Думаю, если бы я не соответствовал уровню сине-гранатовых, то
не провел бы в их составе 15 игр. И это несмотря на огромную конкуренцию. В
чемпионате Испании тогда могли одновременно выходить на поле только три
иностранца, а в «Барсе» были Ромарио, Куман, Стоичков и Хаджи. С последними
тремя я, кстати, сдружился.
— Почему же контракт не был продлен?
— «Барселона» предложила мне соглашение по системе 1+1+1. То есть после каждого
года каталонцы могли прервать его в одностороннем порядке, я же хотел
двухлетнего контракта. Но пошел бы и на эти условия клуба, если бы не одна
оговорка. По этому документу «Барса» имела право в любой момент без моего
согласия отдать меня в аренду в любой клуб. Этот пункт меня категорически не
устроил, и «Барселону» мне пришлось покинуть.
— Жалеете?
— Я никогда ни о чем не жалею.
— А тем, что в историю вошли, гордитесь? Вы единственный россиянин, кто играл
за «Барселону» и к тому же забил в ее составе гол в Лиге чемпионов — в ворота «ПСЖ».
— Приятно это сознавать. Тем не менее надеюсь, что через 20 лет в «Барсе»
появится еще один русский…
— Только через двадцать?
— Может, утрирую. Тогда через десять.
— В сборной игроки спрашивают вас, как все было в «Барселоне»?
— Нет. Если спросят — отвечу. Но я и сам в бытность игроком не подходил ни к
кому с такими вопросами. Главное сейчас для них — не расспросы, а хорошая
подготовка к каждой игре.
— Какие воспоминания остались о Кройфе?
— Запомнил его как человека, который умеет так поставить себя перед звездами,
что даже Ромарио и Стоичков с их характерами слушались его как миленькие.
Голландец твердо знал, чего хотел, и ни перед кем даже не думал заискивать. В
том числе и перед руководителями клуба. Лезть кому-либо в дела команды Кройф не
позволял.
— С вами лично он общался?
— Несколько раз. Но только об игре. В ней Кройф понимал все, и кое-какие моменты
из его принципов позиционной игры я запомнил и сохранил в памяти до сих пор.
— Оставалось уже совсем немного времени до его ухода из тренерской профессии.
Тогда были хоть какие-то намеки, что такое произойдет?
— Никаких. Правда, в тот сезон «Барселона» прервала свою четырехлетнюю победную
серию в чемпионатах Испании. Но невозможно же выигрывать все и всегда! Я не
видел, чтобы Кройф как-то особо нервничал. Он всегда держал себя в руках. Что
было непросто, учитывая ажиотаж испанской прессы, постоянно придумывавшей о
команде истории, которых и в помине не было.
— Почему, по-вашему, он ушел?
— Кройф — сторонник красивого атакующего футбола. Но к тому времени, как я
появился в команде, состав «Барсы» стал меняться не в лучшую сторону. Играть в
таком стиле, какой нравился тренеру, становилось все труднее. Несомненно, он
увидел это. Стали возникать серьезные проблемы с прессой, не остались в долгу и
его недоброжелатели.
— А почему вообще не вернулся в футбол?
— Потому что он слишком большая личность, чтобы работать в клубе меньшего
масштаба, чем «Барселона». Там ему было бы неинтересно.
— Как вам кажется, возможно ли чудесное возвращение Кройфа на тренерскую
скамейку — десять или пятнадцать лет спустя?
— На сто процентов уверен — нет.
ПЕРВЫЙ РАЗГОВОР С ХИДДИНКОМ ПОМНЮ ДО ДЕТАЛЕЙ
— Кройф и его соотечественник Хиддинк в чем-то похожи?
— Ни в чем, кроме того, что оба — классные тренеры. Но вот, например,
Хиддинк уделяет массу времени тому, чтобы создать в своей команде хороший
микроклимат, создать обстановку доверия к себе и друг к другу. Тонко чувствует
все вибрации в коллективе, все время что-то придумывает для сплочения игроков,
считает это очень важным. Кройф не делал никаких попыток заниматься атмосферой в
коллективе. Может, в таком клубе, как «Барселона», с ее подбором игроков, в этом
и не было необходимости. Скажем, получил травму Смертин — Хиддинк сразу ему
позвонил. Он заботится о людях, интересуется ими не только в пределах поля.
Кройфа интересовал только футбол.
— С Хиддинком вы познакомились, еще когда играли в Испании, а он там
тренировал?
— Да, когда он возглавлял «Валенсию». Но настоящим знакомством это назвать
нельзя. В ресторанах не сидели, в общих компаниях не оказывались. До предложения
работать в сборной России более тесного общения у нас не было.
— Ожидали, что он предложит вам работать вместе?
— До того, как Хиддинк мне позвонил, меня затерзали вопросами на эту тему
газетчики и телевизионщики. Я недоуменно пожимал плечами: о чем вы? А потом
тренер позвонил мне на мобильный телефон. Содержание нашего 15-минутного
разговора помню вплоть до последнего слова, но оставлю его между нами.
— Сомнения, ехать ли в сборную России, были?
— Решение принял практически сразу Потому что знал и чувствовал, какую личность
представляет собой Хиддинк. Возможность работать с ним несколько лет — это
бесценная учеба для человека, который хочет стать главным тренером. А я хочу.
— А если бы сборную возглавил кто-то другой из голландских тренеров —
Адвокат, ван Гал, Бенхаккер — и сделал вам аналогичное предложение, согласились
бы?
— Сложный вопрос. Прежде чем принять решение, я должен поговорить с
человеком, понять, чего он от меня ждет. Со всеми этими людьми я на эту тему не
разговаривал, а потому не могу сказать, согласился бы или нет.
— Верно ли мне говорили голландские журналисты, что на родине у Хиддинка нет
врагов?
— Да, его в Голландии уважают все. И знаете почему? Потому что он сам уважает
других, не относится ни к кому с высокомерием или пренебрежением. И требования у
него очень ясные, он не юлит и себе не противоречит. Но при этом Хиддинка нельзя
назвать мягким человеком — уважая других, он требует ответного уважения и к
себе.
— Журналисты были потрясены, когда на первой пресс-конференции в Бору он
поднял чей-то диктофон со словами: «Ребята, у кого тут пленка закончилась?»
— Это лишний раз говорит о его человеческих качествах. Хиддинк поставил себя
на место того журналиста, у которого возникли бы проблемы, если бы
пресс-конференция не была записана. И это еще одно свидетельство, что от его
взгляда не ускользает ни одна мельчайшая деталь. Так же строится и его общение с
футболистами, и с нами, помощниками.
— Бывали ситуации, что Хиддинк повышал на вас голос? И на игроков?
— Пока нет. Но если не будут выполняться его требования, и это повторится
несколько раз, он вполне может это сделать.
— И в перерыве матча Россия — Хорватия главный тренер на повышенных тонах не
разговаривал?
— Нет. Он спокойно говорил о том, что нужно поменять в тактике. На повышенных
тонах Хиддинк разговаривал бы с людьми, которые берегли бы себя. Но к самоотдаче
игроков претензий быть не могло, а вот игру надо было подкорректировать. Еще
одна задача: футболисты на поле должны сами уметь перестраиваться, если что-то
не идет. Докричаться до них практически невозможно — я пытался и только голос
едва не сорвал.
ХИДДИНК — НЕ ХОТТАБЫЧ
— О России и русских Хиддинк вас часто спрашивает?
— Постоянно. Мы говорим с ним о самых разных вещах, связанных с нашей
страной. Он старается вникнуть во все. Да и тот факт, что сейчас он в Голландии
нанял преподавателя русского языка и берет уроки, говорит о многом.
— Что, по-вашему, привело Хиддинка в Россию? Вызов судьбы — работать с
командой, которая тысячу лет ничего не добивалась? Деньги? Перспектива
дальнейшей работы с Романом Абрамовичем в «Челси»?
— Насчет последнего ничего не знаю. Слухам на этот счет верить не стал бы.
Одно знаю точно: в Россию Хиддинк приехал точно не из-за денег. Он за свою
тренерскую карьеру и так уже заработал более чем достаточно. Для него это
действительно вызов. Но вызов, основанный на вере в потенциал России: это
огромная страна с тысячами талантов, и тренер почувствовал, что своими знаниями
может ей помочь.
— По игре сборной об этом потенциале судить затруднительно.
— Надо создавать качественную систему юношеского футбола, чем Хиддинк тоже
собирается заниматься. А еще — в корне менять ситуацию с легионерами.
Ненормально, когда иностранцев — почти по 14 человек на команду! И всего 65
россиян, из которых в основных составах играют 32. Эти цифры поражают. О чем мы
вообще говорим, на что надеемся?
— Видите в сборной игрока, который по стилю напоминает вам самого себя?
— В какой-то степени — Аршавин. У него, на мой взгляд, огромный потенциал. И
если он будет в клубе так же целенаправленно работать над собой, как в сборной,
то может стать очень заметной фигурой даже в международном масштабе. Да и
вообще, убежден, вся сборная способна заиграть по-другому. Однако это не может
произойти по мановению волшебной палочки. Хиддинк — не старик Хоттабыч. Но он
очень сильный тренер, и если игроки будут работать на совесть и выполнять его
требования, голландец выведет команду на другой уровень. Я и сам не пришел бы
сюда, если бы не верил в это.