Этой осенью празднуется 50-летний юбилей великой Суперсерии. Матчей, которые раз и навсегда изменили ход хоккейной истории. CBC опубликовал воспоминания канадских участников Суперсерии, в числе которых игроки и канадский дипломат. В заключительной части – их впечатления о последних двух матчах.
Седьмой матч
Пол Хендерсон: «Лучший гол в моей жизни – за две с половиной минуты до конца седьмого матча. Я вышел один против четверых, получил пас. Поднял глаза и увидел двух защитников и двух нападающих. Я их всех переиграл. Один из защитников поставил мне подножку, когда я собирался нанести бросок. Уже в падении я послал шайбу под перекладину.
Это был самый красивый гол в моей жизни. В духе Жильбера Перро накрутил целую команду. Я не был лучшим в мире по части обводок, но если бы я тогда их не обыграл и не забил, восьмой матч уже не имел бы значения».
Рон Эллис: «В стычке в углу один из русских игроков – Борис Михайлов – пнул Гэри Бергмана в ногу и проткнул лезвием конька его щиток. Остаток матча он провёл в коньке, полном крови. Вероятно, тот игрок [Михайлов] никогда в жизни больше такого не делал. В той серии столько всего было».
Хендерсон: «Болельщики пели гимн Канады, и у меня мурашки шли по рукам, настолько это было громко и невероятно. На самом деле. Я действительно верю, что фанаты оказывали грандиозное влияние и нереально заряжали нас. Любой игрок той команды вам скажет то же самое».
Восьмой матч
Кен Драйден: «В восьмом матче я нервничал как никогда в жизни. Я привык нервничать, но не настолько сильно».
Канадский дипломат, работавший тогда в Москве, Гари Смит: «Русские сказали, что судить будут два рефери из ФРГ и что только на это они и согласны. Начались серьёзные разборки. Я сказал: «Давайте каждый выберет по одному судье». Вскоре русские согласились на это. Гарри Синден хотел шведа, а русские сказали, что швед заболел. Я сказал: «В смысле? Мы только что видели его на завтраке, он выглядел здоровым».
Было очевидно, что это «политическая» болезнь. То бишь обманули нас. Мы выбрали чехословака Рудольфа Батю. Они выбрали одного из немцев, Йозефа Компаллу.
Паризе дали удаление за атаку игрока, не владеющего шайбой, и он поехал на скамейку штрафников. Но, выйдя из неё, сделал круг, накручивая себя, а затем поднял клюшку над головой и замахнулся на арбитра. Он угрожал немецкому судье ударить его клюшкой.
Паризе дали десятиминутный дисциплинарный штраф и до конца игры. Толпа загудела: «Поехали домой, поехали домой». Думаю, если бы в тот момент Иглсон сказал – поехали, игроки бы ушли со льда. Но он так не сказал, и игра продолжилась».
Фил Эспозито: «Один судья промолчал, а второй дал нам удаление, и Паризе психанул. Вы даже не представляете, под каким мы там были давлением, какое было напряжённое у нас состояние».
Смит: «Слышал знаменитую историю. Накануне восьмого матча был балет. Некоторые ребята не хотели туда идти, но всё-таки появились в театре и ушли в первом антракте. А Фил Эспозито в конце антракта встал и начал орать: «Браво, браво!», поднял огромный шум. Прима Майя Плисецкая сказала: «Это канадский хоккеист».
После второго периода восьмого матча Плисецкая появилась перед канадской раздевалкой и сказала: «Я хочу поблагодарить Фила за то, что пришёл на мой балет. Я пришла сюда, чтобы пожелать ему всего наилучшего в этом матче».
Потом ещё был один знаменитый эпизод с пятым голом, когда не зажгли красную лампу. Алан Иглсон сидел на трибуне и подумал, что, раз лампа не зажглась, значит, русские замышляют что-то недоброе. Кажется, он был в семи креслах от прохода. Вместо того чтобы выйти в проход, он стал карабкаться поверх людей. Это увидели советские полицейские, схватили его и потащили к выходу».
Эспозито: «Нравился мне Эл или нет, но он был частью команды. Я бы пошёл на край света и бился бы вместе с ним до самого конца. Потому что он был частью команды. Эл разгорячился, потому что судья за воротами не зажёг лампу. Гол, очевидно, был, в этом сомнений не было, и в итоге его засчитали. Но Эл пришёл в ярость».
Смит: «Пит Маховлич и Пэт Стэплтон увидели, что происходит, и пошли спасать Алана. Они перетащили его через бортик и увели на скамейку».
Эспозито: «Никогда не забуду лица солдат. Такие: «Что вы делаете? Что вы делаете?». Эла собирались взять под стражу и засадить в тюрьму. Мы бы этого не допустили».
Игроки сборной Канады уводят Алана Иглсона
Фото: Melchior DiGiacomo/Getty Images
Смит: «Счёт 5:5, приближалась последняя минута матча».
Эспозито: «Я не собирался сдаваться. Просто не собирался. Я ни за что не собирался проигрывать этим сукиным детям. Я часто задаюсь вопросом, как можно убить человека, даже на войне. Но тогда я бы убил их ради победы… Я бы не ушёл со льда, пока мы не забьём. Мне было плевать».
Эллис: «Вдруг Пол встаёт рядом со мной и орёт Питу Маховличу ехать на смену. Так не делают. Профессионалам не говорят ехать на смену. Меня до сих пор это поражает. Такое поражает просто потому, что это вообще случилось. Пит ушёл со льда. То ли он услышал Пола, то ли подумал, что это Гарри Синден его зовёт, без понятия. Но именно так на льду оказался Пол».
Эспозито: «Пол что-то почувствовал в глубине души и хотел выйти на лёд. Он что-то почувствовал».
Хендерсон: «Я встал и начал кричать Питу. Никогда так не делал ни до, ни после этого. Пит сменился, и я перепрыгнул через бортик».
Эллис: «Пол выпрыгнул на лёд и устремился к воротам русских. Он попытался бросить, но ему поставили подножку. Он упал за воротами, и русские как будто забыли про него. Они начали выходить из своей зоны, но Фил Эспозито перехватил шайбу и набросил её на ворота».
Эспозито: «По какой-то непонятной причине Третьяк отбил шайбу прямо перед собой».
Эллис: «А перед ним был Пол, совсем один, вокруг него – вообще никого».
Хендерсон: «Мой папа умер очень молодым, в 1968 году. Ему было всего 49, и я был очень близок с мамой. Ни разу за всю серию я не думал о папе, но, когда шайба пересекла линию, я сказал вслух: «Папа, тебе бы это понравилось». Разве не потрясающе? На меня напала меланхолия. Папе бы это понравилось. Наверное, это некая связь отца с сыном. И я бросился в объятия Ивана Курнуайе и чуть не сломал ему спину».
Пол Хендерсон
Фото: Melchior DiGiacomo/Getty Images
Драйден: «С моего места было не видно, что шайба зашла в ворота, но я видел реакцию игроков, а потом зажглась лампа. В какой-то момент я осознал, что это гол. Дальше помню не картинку, а звук. Звук моих вратарских коньков, тогда они были массивные и громоздкие. Я тяжело катил на них, так быстро, как только мог, чтобы присоединиться к празднующей свалке игроков. Помню, как поднял руки, как горела лампа, потом я уже в центре площадки, в центре этого празднования. А затем я как будто осёкся и сказал себе: «Боже мой, ещё же осталось сыграть 34 секунды».
Эллис: «Я был первым, кто бросился в кучу-мала со скамейки. Мы были в углу, помню только, как ребята говорили: «Мы сделали это. Мы сделали это. Мы сделали это». Это один из тех изумительных моментов, которые я никогда не забуду».
Эспозито: «Ребята сделали это из-за любви к стране. Не из-за денег, потому что нам за это ничего не заплатили. И мы были профессионалами. Мы не получили за это ни цента, не считая пенсии через 25 лет. И многие ребята были с травмами. Но мы сделали это для страны».
Драйден: «Это не «Монреаль» против «Торонто», не «Эдмонтон» против «Калгари», где есть региональные или национальные разногласия. Здесь разногласий не было. Тут было население всей страны. Единая канадская команда».
Эллис: «Обе стороны выиграли. Мы выиграли матч за 34 секунды до конца. Они выиграли, потому что доказали всему миру, что могут играть против Канады и выиграть в любом отдельно взятом матче».
Драйден: «И теперь, спустя 50 лет, эта серия безоговорочно остаётся самым важным моментом не только в канадской истории хоккея, но в истории хоккея вообще».