Дамиан Штайнер, обладатель серебряного судейского беджа, позволяющего судить большую часть международных матчей, за исключением финальных встреч на турнирах «Большого шлема» и в Кубке Дэвиса, в Москве побывал уже не в первый раз. Ранее он дважды приезжал на Кубок Кремля, а также был одним из судей на нашей четвертьфинальной встрече с Францией. В этом году Дамиан судил мужской финал между Михаилом Южным и Янко Типсаревичем.
Когда мне было 15-16 лет, я играл в теннис, надеясь стать профессионалом, но из этого ничего не вышло. Однако я уже погрузился в этот мир и после того, как бросил попытки играть, начал давать уроки тенниса. А вскоре после этого мой хороший друг рассказал о курсах для судей, и меня это заинтересовало. Я знал эту игру, знал правила и решил: почему нет?
В спорткомплексе «Олимпийский» с аргентинским арбитром и пообщались корреспонденты «Чемпионат.ру», поговорив о начале его карьеры, сложностях изучения иностранных языков, любопытных ситуациях в матчах, поведении зрителей в различных странах, футболе, Диего Марадоне, Марате Сафине и системе Hawk-eye.
— Дамиан, как вы стали судьёй на вышке и когда определились, что это станет вашей профессией?
— Когда мне было 15-16 лет, я играл в теннис, надеясь стать профессионалом, но из этого ничего не вышло. Однако я уже погрузился в этот мир и после того, как бросил попытки играть, начал давать уроки тенниса. А вскоре после этого мой хороший друг рассказал о курсах для судей, и меня это заинтересовало. Я знал эту игру, знал правила и решил: почему нет? Дело было в 1992 году, я подучил английский, и после окончания курсов понял, что мне нравится перспектива стать арбитром. Сначала я стал линейным судьёй, как и все начинающие карьеру арбитры, стартовав с работы на маленьких турнирах в Аргентине, а потом добравшись до матчей Кубка Дэвиса, проводившихся в нашей стране. Затем мне предложили попробовать свои силы в судействе на вышке на малозначимых юниорских соревнованиях. Я согласился, и всё прошло удачно, а потом меня стали назначать на самые мелкие турниры взрослых игроков – сателлиты, которые сейчас называются «фьючерсами», – в Аргентине. Я стал совмещать судейство на вышке с моими уроками тенниса. Больших денег за это я не получал, однако мне нравился сам процесс, и в 1994 я окончил школу подготовки арбитров ITF, выдающую белый судейский бедж (является четвёртым по значимости беджем в теннисной судейской иерархии, выше ценятся бронзовый, серебряный и золотой. – Прим. «Чемпионат.ру»). Получив этот бедж, я стал работать на вышке в соседних странах, таких как Чили, Уругвай, Парагвай, и вот в итоге я здесь. Вообще карьера судьи похожа на карьеру игрока – ты тоже начинаешь с «фьючерсов», затем переходишь на «челленджеры», затем на мелкие турниры ATP и в конце концов доходишь до «Мастерсов» и турниров «Большого шлема».
— А насколько тяжело для вас учить различные иностранные языки, ведь вы должны объявлять счёт на языке страны, в которой судите, разговаривать со зрителями и так далее?
— Да, мы делаем это на разных языках, но используемые слова в основном похожи, так что все судьи более-менее представляют себе, как произносить фразы на том или ином языке. Тем не менее некоторые из них достаточно трудны.
Мы объявляем счёт на разных языках, но используемые слова в основном похожи, так что все судьи более-менее представляют себе, как произносить фразы на том или ином языке. Тем не менее некоторые из них достаточно трудны. Пожалуй, самые сложные – русский, польский и чешский.
— Русский – самый трудный из них?
— Скорее всего. Пожалуй, самые сложные языки – русский, польский и чешский.
— Можете вспомнить какие-нибудь любопытные случаи в матчах, на которых вы работали?
— Один случай, который я хорошо помню, произошёл много лет назад (в 2005 году. – Прим. «Чемпионат.ру») в матче между Надалем и Грожаном. Тогда дело закончилось довольно большим скандалом – после одного из ударов Грожана я определил аут, а он стал спорить с этим решением, и французская публика достаточно бурно отреагировала на это. Та ситуация многому меня научила, потому что произошла в серьёзном матче, на большом стадионе. Одной из главных причин, полагаю, стало моё недостаточное знание французского, помешавшее мне поговорить со зрителями на их родном языке и успокоить их. После матча чиновники ITF обсуждали, был я прав или нет, правильное ли решение принял. К счастью, они поддержали меня. Другой случай был очень давно, в конце 2003 или 2004 года, Надаль играл с Хрбаты (вероятно, речь о матче в Лионе-2003. – Прим. «Чемпионат.ру»). Надаль тогда не знал ни слова по-английски и пытался найти кого-нибудь, кто говорит и на английском, и на испанском. Я сидел рядом с кортом и смотрел тот матч, и так вышло, что оказался единственным, кто был способен переводить с испанского на английский и обратно. Меня позвали, и я стал помогать Надалю. Иногда он говорил по-испански то, что не слишком хорошо звучит на английском, но я вынужден был переводить всё подряд. Это было забавно.
— В какой стране вам наиболее тяжело управлять зрителями?
— Думаю, во Франции. Я говорю это не только из-за своего опыта, мои коллеги также жаловались на различные инциденты во время «Ролан Гаррос» и парижского «Мастерса» в Берси. Доставляет проблемы и южноамериканская публика – чилийцы, аргентинцы, особенно в Кубке Дэвиса. Вы сами знаете, что происходит, когда они собираются в большом количестве (смеётся). Активно ведут себя зрители и в Эквадоре, Венесуэле, почти во всех странах моего региона. Мне, впрочем, проще, чем многим другим судьям, так как я могу спокойно общаться с болельщиками на испанском. А вот в странах с другим языком, как я уже говорил, приходится тяжелее.
— А где зрители хуже всего разбираются в теннисе?
— В Китае, определённо. Они совершенно не понимают сути игры. Я только что провёл там две недели, сначала в Пекине, затем в Шанхае, и это было что-то с чем-то. Зрители хлопали во время розыгрыша, вставали с мест перед второй подачей, ходили по залу, громко разговаривали по телефону. И урезонить их практически невозможно, так как большая часть китайцев не говорит на английском и вообще на каком-либо иностранном языке. Можно произнести 15 миллионов слов на любом языке, каком пожелаешь, и это не возымеет ни малейшего воздействия, потому что тебя просто не поймут. При этом, как я уже сказал, они очень плохо разбираются в теннисе.
— Кстати, сколько дней отдыха в год получают судьи?
— Примерно 25-26, так что большую часть года мы проводим в разъездах.
— Вы проводите свой отпуск дома, в Аргентине?
— Да, именно там. Так что сейчас я очень жду наступления следующей недели, чтобы отправиться на родину.
— А чем вы предпочитаете заниматься в свободное время?
— Тем, что не могу делать во время работы: встречаться с друзьями, помогать жене в бизнесе. Кроме того, теперь у нас есть ребёнок, которому всего 10 месяцев, так что я помогаю заботиться о нём. В таком возрасте детям нужно уделять побольше времени. Также я хожу в тренажёрный зал, а ещё обожаю футбол – и играть в него, и смотреть. Словом, делаю все те вещи, которые делают в отпуске другие люди.
— И за какую команду вы болеете?
— Я фанат «Сан-Лоренсо» – одной из самых больших команд в нашей стране. При первой возможности я отслеживаю результаты своей любимой команды и пытаюсь смотреть её матчи по Интернету. В данный момент мы идём на первом месте в чемпионате.
— А как оцениваете Диего Марадону в качестве тренера сборной Аргентины?
— Честно говоря, я нахожусь в растерянности. Будучи в Китае, я вставал в пять утра, чтобы посмотреть наши последние матчи. Безусловно, у нас есть отличные игроки, но нет команды. При этом не похоже, чтобы Марадона помогал создать эту команду. Он был фантастическим футболистом, и все игроки с уважением относятся к его заслугам, но при этом я не знаю, насколько он хорош в тактике и стратегии, в объединении своих футболистов в команду, в разборе игры других сборных. Создаётся впечатление, что он собирает футболистов и говорит им: о'кей, ты, ты, ты и ты будете играть, а как именно – разберётесь сами. В итоге даже Месси не показывает своей лучшей игры, и не только он – многие здорово смотрятся в матчах за свои клубы, а в сборной не демонстрируют ничего вразумительного.
— Вернёмся к теннису. Как вы оцениваете систему Hawk-eye? Помогает ли она вам или, возможно, накладывает какое-то дополнительное давление в связи с тем, что может определять ваши ошибки?
— Нет-нет, я очень рад, что есть эта система, можно сказать, я её фанат. Все мы нервничали вначале, когда Hawk-eye только-только вводился в эксплуатацию, однако тесты показали, что «Ястребиный глаз» работает просто здорово, с потрясающей точностью.
Мне всегда было довольно легко с Сафиным, потому что он здорово говорит по-испански. У нас хорошие отношения – мне всегда было приятно общаться с ним и на корте, во время матчей, и вне корта. Кстати, несколько недель назад я судил его матч с Фернандо Гонсалесом в Пекине, когда Марат выиграл, показав отличный, фантастический теннис.
Я думаю, что всем в теннисном мире – игрокам, судьям, журналистам, зрителям, официальным лицам – нравится Hawk-eye, и все доверяют ему, даже несмотря на то что в единичных случаях он может допускать небольшую погрешность. Но эта система всё равно ошибается реже, чем судьи, так что она очень важна. Она облегчает жизнь арбитрам.
— Как вы, наверное, знаете, Марат Сафин в этом году заканчивает карьеру. Насколько тяжело было судить его игры?
— Мне всегда было довольно легко с ним, потому что он здорово говорит по-испански. К тому же у него был аргентинский тренер, которого я хорошо знаю – Эрнан Гуми. Так что у меня хорошие отношения с Маратом – мне всегда было приятно общаться с ним и на корте, во время матчей, и вне корта. Кстати, несколько недель назад я судил его матч с Фернандо Гонсалесом в Пекине, когда Марат выиграл, показав отличный, фантастический теннис.
— Матчи с участием каких теннисистов судить сложнее всего?
— Знаете, тяжело назвать какое-то одно имя, во многом потому, что у меня могут быть проблемы с кем-то из игроков, а у другого арбитра с ним всё будет замечательно. Но, к счастью, в туре больше нет таких игроков, как Джон Макинрой, Витас Герулайтис, Илие Настасе, так что мы, можно сказать, в безопасности (смеётся).
— Скажите, а делаете ли вы какие-либо специальные упражнения для шеи, ведь вам приходится постоянно поворачивать её?
— Нет, ничего особенного я не делаю. Да, обычно после окончания турнира в шее возникают некоторые неприятные ощущения, однако мне хватает привычных походов в тренажёрный зал. Я люблю бегать, поднимать штангу, и этого вполне достаточно. А в специальной подготовке теннисные судьи, в отличие от футбольных, не нуждаются. Для нас главное, чтобы мы помещались в судейское кресло.