Энди Маррей очень удачно начал этот сезон, побывав в двух финалах подряд. И если первый из них на командном выставочном турнире – Кубке Хопмана – никем всерьёз не воспринимается, то второй – на Australian Open – является отличным достижением. Это второй финал британца на турнирах «Большого шлема» после US Open-2008. И в Мельбурне Маррей, как и в Нью-Йорке, в трёх сетах уступил Роджеру Федереру.
Australian Open едва ли мог сложиться лучше, чем вышло на деле, однако после него я почувствовал, что вымотан физически и должен сделать небольшую паузу в выступлениях. Когда я только вернулся на корт, готовясь к Дубаю, в моей жизни происходили некоторые не очень приятные вещи, зато последние две недели получились отличными, спокойными.
Правда, на этом раз Энди был намного ближе к тому, чтобы взять хотя бы одну партию, и кто знает, как сложился бы матч дальше. После своего стартового матча на следующем обязательном турнире «Мастерс 1000» в Индиан-Уэллсе, где Маррей взял верх над итальянцем Андреасом Сеппи (6:4, 6:4), британец в интервью ESPN вспомнил об Australian Open, отметив, что упорно работает над улучшением своей игры, в том числе действий у сетки, признался, что раньше не любил журналистов, и заявил, что не хотел бы оказаться на одном ринге с Ненадом Зимоничем.
— Энди, как оцените матч против Сеппи?
— Игра получилась довольно неровной. В целом всё сложилось неплохо, но при этом было несколько неприятных моментов. Благодаря отличному началу сезона в Австралии я не чувствую никакого давления. Но всё же, когда ты не играл какое-то время, сложно ожидать, что уже в первом матче покажешь свой лучший теннис. Уверен, что в следующем раунде всё будет в порядке.
— Как вы ощущаете себя в психологическом плане после Australian Open?
— Хорошо. Два последних месяца получились довольно тяжёлыми – Австралия потребовала много сил, а перед этим, в декабре, я упорно тренировался. Кроме того, я провёл много матчей в Кубке Хопмана. Australian Open же едва ли мог сложиться лучше, чем вышло на самом деле. Однако после него я почувствовал, что вымотан физически и должен сделать небольшую паузу в выступлениях. Когда я только вернулся на корт, готовясь к Дубаю, в моей жизни происходили некоторые не очень приятные вещи, зато последние две недели получились отличными, спокойными. Это было здорово.
— У вас было время, чтобы обдумать своё выступление в Мельбурне. Что преобладает – радость от того, что вышли в финал, или разочарование от того, что проиграли его?
— Разочарование, я был по-настоящему расстроен. Впрочем, если посмотреть на турнир в целом, то это повторение моего лучшего результата на турнире «Большого шлема», так что я вроде бы не должен огорчаться, но всё же… Я люблю выигрывать с раннего детства и никогда не умел принимать поражения. Тем не менее я знаю, что очень много трудился, чтобы добраться до финала, и что в этот раз я был ближе к успеху, чем на US Open-2008.
— Вы провели отличный четвертьфинальный матч в атакующем ключе с Рафаэлем Надалем, но многие всё равно продолжают говорить, что вашей игре не хватает агрессии. Что вы думаете на этот счёт?
— Каждый теннисист играет по-разному, не существует двух абсолютно одинаковых стилей игры. Безусловно, есть вещи, которые я могу и должен улучшить, и отработка выходов к сетке определённо является одной из них. Думаю, в Австралии я показал, что владею этим элементом игры, но, конечно, мне ещё надо работать над ним. Однако очень легко сказать: «Играй активнее». А что конкретно это значит? Просто набирать больше ударов навылет, лучше подавать и чаще выходить к сетке? Нет, на мой взгляд, это нечто более серьёзное, глубокое. Чтобы научить теннисиста чаще идти к сетке с подачи, нужно научить его двигаться у сетки, научить выбирать нужный момент для выхода вперёд. Не забывайте, что сегодняшний теннис очень серьёзно отличается от того, что был в прошлом, когда игра у сетки была более распространена. Сейчас очень тяжело хорошо играть впереди из-за сильных вращений мяча, из-за сумасшедших траекторий обводящих ударов – это не позволяет перекрывать всю сетку. Я очень хорошо знаю это, потому что сам играю в контратакующий теннис. При этом мне нравится, когда теннисисты выходят к сетке, потому что я понимаю, как тяжело им там отражать мощные или кручёные удары.
Да, я хочу играть агрессивнее, но всё же моим базовым стилем является цельная, последовательная игра с задней линии со сменой темпа ударов. Выбирая нужные моменты для нанесения нужных ударов, я здорово провёл матчи с Рафой и Марином Чиличем [в полуфинале] в Австралии. Против Роджера же [в финале] я пытался действовать активнее, искать счастье в атаке на сетболах в третьем сете, идти к сетке, но это не помогло.
— Словом, серьёзных изменений в вашей игре ждать не стоит?
— Безусловно, я не собираюсь внезапно становиться игроком, идущим с подачи к сетке, хотя бы потому что мой нынешний теннис даёт результат. Но мне нужно улучшать игру, для чего требуется в том числе сильнее бить по мячу и чаще выходить к сетке. Сейчас я работаю над этим, и если люди не видят никаких изменений в моей игре, не считают, что я стал действовать агрессивнее, чем прежде, то я с ними не согласен.
Есть вещи, которые я могу и должен улучшить, и отработка выходов к сетке определённо является одной из них. Думаю, в Австралии я показал, что владею этим элементом игры, но, конечно, мне ещё надо работать над ним. Однако очень легко сказать: «Играй активнее».
Мне неприятно, что после второй строчки, на которой я побывал в прошлом году, я откатился на четвёртое место. Кроме того, я очень хочу выиграть хотя бы один турнир «Большого шлема».
— Пол Эннэкон (член федерации лаун-тенниса Великобритании, бывший тренер Пита Сампраса. – Прим. Ред.) назвал вас «исключительным перфекционистом». Также вас называли упрямым. Как считаете, это положительные черты?
— Думаю, нужно принимать себя таким, какой ты есть. Я хочу учиться, и принимал несколько судьбоносных решений в последние годы – относительно моих тренеров, моей физической подготовки. Безусловно, в чём-то я готов меняться, но при этом я действительно довольно упрям. Нужно быть настойчивым, самоуверенным и знать, чего ты хочешь добиться. В противном случае в ключевые моменты матчей ты будешь «ломаться» из-за мыслей о других вещах, о том, что тебе говорят, подсказывают другие люди. Возвращаясь к игре у сетки – на тренировках я усердно работаю над ней, но большинство людей этого не видят, в результате чего и возникают разговоры о том, что мне надо действовать агрессивнее. Я могу сказать только, что часами работаю над своей игрой с лёта, и постепенно улучшаю её.
— А как успехи с подачей? Процент её попадания у вас зачастую не слишком высок.
— Я хочу улучшить свою вторую подачу, и, безусловно, повысить процент первой, потому что это серьёзно облегчает жизнь. Но, опять же, я не могу быть идеальным теннисистом, у меня всегда будут слабые стороны, но я буду стараться подтягивать их. Что касается других элементов моей игры – возможно, я лучший в мире на приёме, и всё равно стараюсь учиться принимать ещё лучше.
— У вас есть идеи, как застраховать себя от поражений, подобных дубайскому?
— Это сложный вопрос. Тот матч [второго круга против Янко Типсаревича] я проиграл за 2 часа 45 минут [6:7 (3:7), 6:4, 4:6], и он получился довольно интересным. В конце я сломал ракетку, и я определённо старался показать свой лучший теннис, хотел выиграть. Из-за плотности календаря на тренировки зачастую не хватает времени, так что приходится отрабатывать некоторые элементы – ту же игру у сетки – непосредственно во время матчей. При этом, несмотря на постоянные разговоры о том, что я должен играть агрессивнее, когда я сказал на послематчевой пресс-конференции в Дубае, что пытался экспериментировать, чаще идти к сетке, на меня обиделись за то, что я не воспринял турнир всерьёз. Возможно, в будущем мне не стоит так много рассказывать, потому что не хочется никого обижать.
— Вы, вероятно, самый востребованный прессой игрок, даже больше чем Роджер Федерер. Наверное, не очень приятно, когда твою жизнь рассматривают практически под микроскопом?
— Да, было неприятно, когда я был моложе. Тогда я не получал от этого совершенно никакого удовольствия. К тому же тогда почти все говорили мне: «Журналисты – плохие люди, не уделяй им своего времени». В результате я был довольно жёсток в общении с прессой, но потом понял, что вечно так продолжаться не может. Нужно быть вежливым, уважать собеседника. Мне кажется, что сейчас пресса намного справедливее оценивает меня, больше уважает, чем когда я был юным, и поэтому мне комфортнее общаться с журналистами.
Несмотря на постоянные разговоры о том, что я должен играть агрессивнее, когда я сказал на послематчевой пресс-конференции в Дубае, что пытался экспериментировать, чаще идти к сетке, на меня обиделись за то, что я не воспринял турнир всерьёз. Возможно, в будущем мне не стоит так много рассказывать, потому что не хочется никого обижать.
Раньше я не был готов отвечать на различные неприятные вопросы, а теперь стал более выдержанным.
— Отвлекаясь от игры – известно, что вы большой фанат бокса. С каким теннисистом вы не хотели бы оказаться на ринге?
— С Ненадом Зимоничем. Он очень, очень большой, и я несколько раз видел его злым. Он явно не тот, с кем я хотел бы драться (смеётся). Обычно он дружелюбный здоровяк, очень приятный парень, но когда он злится… Знаете, я видел, как он поднимает штангу – он действительно очень силён.
— Вы часто превышаете скорость на своём «Феррари»?
— На дороге рядом с моим домом я насчитал пять камер на протяжении четырёх миль, так что стараюсь не превышать слишком сильно.
— У вас уже несколько месяцев нет девушки. Повысилось ли в связи с этим внимание поклонниц?
— Не могу сказать этого, потому что я почти не хожу на различные вечеринки, предпочитая проводить время с друзьями. Возможно, это немного скучный образ жизни, но я просто пытаюсь как можно серьёзнее относиться к теннису.