Когда ваш покорный слуга вместе с вами наблюдал за перипетиями «Джиро», несколько раз ловил себя на мысли, что что-то в этом велосипедном мире не так, как, в ставшем у нас зимним спортом номер один, биатлоне. И дело здесь не только в корпоративной солидарности гонщиков после жуткой трагедии с Воутером Вейландом, этапе памяти и скорби и отказе от опасного спуска с горы Кростис.
Вы никогда не задумывались, почему Альберто Контадор зарабатывает, по оценкам экспертов, за год от шести до восьми миллионов евро, в то время как Уле-Эйнар Бьорндален и Магдалена Нойнер могут только мечтать о таких деньгах даже на двоих?
Испанец Контадор отбивает атаки соперников, чтобы дать впервые выиграть своему итальянскому другу Паоло Тиралонго, а его соотечественник Хоакин Родригес при поддержке российских гонщиков защищает честь «Глобального российского проекта». Спорт в чистом виде оставляет в стороне такие атавизмы, как государственные границы, ограничения по национальному признаку и невозможность самостоятельно выбирать место работы и дает шанс лучшим в мире профессионалам выяснять отношения между собой.
Президент IBU Андерс Бессеберг на пресс-конференциях любит приводить положительную динамику роста телевизионных рейтингов и количества зрителей на трибунах. При нём биатлон стал действительно зрелищным и популярным видом спорта, но в последние годы почти не меняется. Свежую струю в застойный мир биатлона обещал внести Михаил Прохоров, который, посмотрев на положение дел незамыленным взглядом, заметил, что биатлон уже перерос штанишки дотационного олимпийского спорта и готов со временем стать коммерчески более привлекательным. Для этого нужно добиваться увеличения доходов от телевизионных трансляций и перевозить биатлонные центры ближе к мегаполисам. Помимо этого стоит добавить ещё один важный фактор, который пока не озвучил никто из высшего биатлонного руководства. Все коммерчески привлекательные виды спорта: футбол, хоккей, баскетбол, теннис, гольф, профессиональный бокс, формула-1 и даже велоспорт не зациклены на одной Олимпиаде и в большинстве из них изжили институт национальных сборных в пользу клубной системы.
Вы никогда не задумывались, почему Альберто Контадор зарабатывает, по оценкам экспертов, за год от шести до восьми миллионов евро, в то время как Уле-Эйнар Бьорндален и Магдалена Нойнер могут только мечтать о таких деньгах даже на двоих? Дело в том, что профессиональные велокоманды имеют больше возможностей для привлечения спонсорских средств и способны оказывать большее влияние на распределение доходов от проведения соревнований. Спонсор в свою очередь может участвовать в управлении клубной командой и формировании её состава, что исключено в работе с национальными федерациями.
Помимо финансовой окупаемости клубная система помогла бы решить ещё целый ряд проблем. Руководство СБР последние годы без устали бьёт в набат об утечке инвестиций в виде биатлонистов второго эшелона, навостривших лыжи в соседние страны. При командной системе были бы и овцы целы, и волки сыты. Российские спортсмены выступали бы за клубы по всему свету, как это происходит, к примеру, с испанскими велогонщиками, а воспитавшие талант спортивные школы получали бы достойную компенсацию. Открытый рынок позволил бы действительно всем сильнейшим выступать на высшем уровне, и экс-чемпионы мира среди юниоров не маялись бы в сомнениях, стоит ли ждать у моря погоды или лучше сосредоточиться на учёбе и карьере.
Критики могут возразить, дескать, так биатлон бы развивался только в Норвегии, Германии и России. Этот аргумент опровергает казахстанская велогруппа «Астана», созданная под лучшего гонщика страны Александра Винокурова.
Приезд мировых звёзд в среднеазиатский коллектив привёл к велосипедному буму, который вернул региону утраченные после крушения Союза традиции и дал команде солидную подпитку из молодёжи. Так же и в биатлоне — серьёзный спонсор мог бы создать команду в любом регионе, а через какое-то время там появились бы и свои маленькие звёздочки.
Приезд мировых звёзд в среднеазиатский коллектив привёл к велосипедному буму, который вернул региону утраченные после крушения Союза традиции и дал команде солидную подпитку из молодёжи. Так же и в биатлоне — серьёзный спонсор мог бы создать команду в любом регионе, а через какое-то время там появились бы и свои маленькие звёздочки.
Они появляются в небиатлонных регионах и сейчас, однако ни Томаш Сикора, ни Кайса Макаряйнен не могут и мечтать о тренировках и выступлениях в одной команде с лучшими в мире, а восходящая звезда итальянского биатлона Лукаш Хофер рассказал автору этих строк, что хотел бы тренироваться с Эмилем-Эгле Свендсеном и Тарьеем Бё. Поэтому клубная система не только бы не перекрыла путь наверх самородкам с биатлонной периферии, но и дала бы им возможность готовиться в лучших условиях, чем сейчас, а следовательно, полнее раскрыть свой потенциал.
А как же в таком случае быть с чемпионатами мира и Олимпиадами, где спортсмены традиционно защищают честь своей страны? Вот тут-то как раз стоит оставить всё как есть, а не изобретать велосипед. Роль тренера сборной в этом случае свелась бы к работе скаута, который отслеживал бы выступление своих подопечных на коммерческих стартах и национальном первенстве и формировал бы сборную из лучших. Тут и Якову Факу не пришлось бы разрываться между двумя родинами: одну бы он благодарил медалями чемпионатов, а за другую штурмовал бы вершины Кубка мира. А уж какой простор для деятельности получили бы Михаил Прохоров с Сергеем Кущенко! Подозреваю, что команда «Онексима» в составе со Свендсеном, Магдаленой Нойнер и младшим Фуркадом по регалиям не уступила бы баскетбольному ЦСКА 2000-х и заткнула бы за пояс конкурентов из «Виссманна».
По идее всё вышесказанное стоило бы объединить в какую-то рабочую концепцию, чтобы представить, на что бы такой биатлон был похож. Параллели с профессиональным велоспортом нам в этом помогут. Постоянное право на участие в Кубке мира имели бы 12 команд топ-категории. Допустим, по две из них представляли бы страны большой тройки, остальные другие регионы, где есть интерес к биатлону и хорошие источники финансирования. Основной состав команды на сезон включал бы по восемь спортсменов каждого пола, семь из которых могли бы получать право на участие в одной гонке.
Дело в том, что профессиональные велокоманды имеют больше возможностей для привлечения спонсорских средств и способны оказывать большее влияние на распределение доходов от проведения соревнований. Спонсор в свою очередь может участвовать в управлении клубной командой и формировании её состава, что исключено в работе с национальными федерациями.
Команды классом ниже соревновались бы в Кубке IBU, наряду с национальными федерациями малых стран, при этом оргкомитет каждого этапа Кубка мира мог бы выдавать по три wild card для таких команд на своё усмотрение. Так, к примеру, в Ханты-Мансийске российский биатлон мог бы быть представлен сразу тремя или четырьмя командами. Наконец, третьей низшей ступенью развития стали бы полулюбительские региональные соревнования, такие как Кубок России, Альпийский кубок или Кубок Скандинавии.
Можно сколько угодно приводить аргументы в пользу этой идеи, но пока она выглядит не больше, чем воздушным замком. Что же нужно, чтобы воплотить её в жизнь? Во-первых, время, чтобы биатлон завершил свой эволюционный этап и принял эту необходимость изнутри. Во-вторых, изменения в правилах, регламентирующие участие в Кубке мира клубных команд, переходы спортсменов и порядок определения компенсации, что, к слову, СБР уже сделал на внутреннем уровне. Этого для начала было бы достаточно, а дальше, вырвавшись на оперативный простор, клубы постепенно вытеснили бы с Олимпа национальные сборные и помогли бы довершить становление биатлона как профессионального и окупаемого спорта.