Панов: одна мечта осталась в жизни…

Окончание. Начало: Панов: мне смешно смотреть на этот футбол

ПРАВИЛЬНЫЙ ПАРЕНЬ

— Бышовец рассказывал: мол, Панов был человеком с улицы, покуривал…
— Не только покуривал, но и попивал ещё. Да, с улицы, со двора – а откуда я ещё должен был быть? Я парень из 90-х годов. Сами вспомните, какое это было время. Ну, взял меня Бышовец – спасибо ему огромное. Но он же, по-видимому, взял меня не за красивые глаза. Я трудился, старался закрепиться в команде. Не он бы взял – взяли бы другие. Спасибо ему за то, что нашёл моему таланту применение. Хотя длительное время я мало играл и радости от этого совсем не испытывал.

— Саша Панов был трудным подростком?
— Очень трудным! Характер у меня был жутко непростой – многим людям он доставлял проблемы. И мне самому в том числе. Но я не жалею ни о чём. Я никогда не хотел смешиваться с серой массой людишек без своего собственного мнения. Им сказали – влево, они все повернулись налево. Приказали лечь – они легли. Я не боялся отстаивать свою точку зрения. Был таким, знаете, гопником. Всегда говорил то, что думал. Авторитетов для меня не существовало. Мне были по барабану мнения каких-то специалистов. Если я человека не уважал, мне было всё равно, что он обо мне думает. Но уж если уважал тренера, то всегда его слушал, никогда не хамил, не грубил. Я был самим собой. Такой характер, такие гены, и ничего с этим не поделаешь.

Конечно, со временем я изменился – стал мягче, гибче. Но в принципе, я и сегодня готов любому человеку сказать правду в лицо. Я говорю так, как есть. Кто-то с моим мнением может не соглашаться, это нормально. Точно так же и я не обязан соглашаться со всеми. Я много вижу и читаю о футболе – и очень мало вижу в этих публикациях объективности. Я не хочу никого обижать, но и просто так хвалить кого-то не стану. То, что другие люди говорят еле слышным шёпотом, я говорю вслух, только и всего.

— Своих сыновей вы воспитываете в большей строгости, чем вас самого воспитывали?
— Естественно, строго воспитываю. Пацаны же! Они должны понимать, что можно, чего нельзя. Как смолоду их воспитаем, так они и будут вести себя дальше. Поэтому, конечно, стараюсь прививать им хорошие манеры. Разумеется, они балуются, дерутся. Иногда наказываю. Всякое бывает. Семейная жизнь сама по себе штука непростая. Тем не менее процесс идёт нормально. Дети у меня умнички. Иногда слушаются, иногда не слушаются. Стараюсь, чтобы ребята росли правильными людьми. Это самое главное. Чтобы были воспитанными мальчиками – знали такие слова, как «спасибо», «пожалуйста», «до свидания». Они ещё маленькие – у них вся жизнь впереди.

— Ваше поколение спортсменов было «правильнее» нынешнего?
— Тогда были другие приоритеты. Мы хотели играть на большом футбольном поле и радовать людей на трибунах. Для нас не существовало такого понятия, как «косить». Мы работали среди мужчин. Среди взрослых русских дядек. Я пришёл в коллектив – там большинству ребят по 27-28 лет было. Детей не было…

— А «дедовщина» – была?
— В какой-то маленькой степени, может, и была. Я её не ощущал. Я был правильным парнем, поэтому со мной правильно люди общались. Никто меня никогда не чихвостил, как некоторых.

— Были в авторитете?
— Я держался на равных с более опытными игроками. Но и на рожон не лез, субординацию соблюдал. В принципе, ребята меня уважали и особо не трогали. С некоторыми из них мы до сих пор сохранили хорошие человеческие отношения.

СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК

— В вашей биографии есть страницы, которые вы хотели бы переписать заново, а то и стереть?
— Вряд ли. Всё у меня отлично. И потом, знаете, где-то что-то изменил бы – в другом месте что-то потерял бы. Так что я всем доволен – и своей жизнью, и карьерой. У меня трое детей, три парня. Любимая жена. Была любимая работа, профессия. Сейчас я востребован. Я счастливый человек! Бог благосклонен ко мне. А я стараюсь соблюдать основные христианские правила. Повзрослев, я ко многим вещам стал серьёзнее относиться…

— Самые яркие моменты карьеры у вас, очевидно, соединились в 1999 году?
— 1999-й – это год двух знаковых для меня матчей, не более того. Но были и другие памятные периоды – хоть бы даже в питерском «Динамо», где я заиграл после тяжёлой травмы. В «Торпедо» 2004 и 2005 годы хорошими выдались. Для меня понятие яркости заключалось уже в самом факте выхода на футбольное поле. Слава богу, я в своей жизни больше играл, чем сидел в запасе или на трибуне. А в 1999-м – да, взял с «Зенитом» Кубок, со сборной обыграли французов на их поле. Для меня тот матч был как финал чемпионата мира. Всего вторая игра за национальную команду – и сразу против сильнейшей команды планеты! Я рад, что испытал себя на фоне таких мастеров.

«Ну, взял меня Бышовец — спасибо ему огромное...»

РОКОВОЙ ПРОМАХ

— Была ли у вас возможность уехать в клуб серьёзнее «Сент-Этьенна»?
— А что «Сент-Этьенн»? Нормальная команда. И французский чемпионат мне очень понравился. Другое дело, что не получилось там себя в полной мере реализовать. Травмы сказались. И потом – другая страна, другой менталитет. Не будем забывать, что мы всё время с французами воевали (усмехается). Может, они русских вообще не любят, кто их знает?

— А третий приход в «Зенит» не был ошибкой?
— Я хотел закончить карьеру в «Зените». Не получилось у нас с Адвокатом. Слишком он был… Короче, не понравился он мне. Голландец к нам относился как непонятно к чему. И я к нему, соответственно, точно так же относился.

— У нападающих часто спрашивают про самые памятные голы. А я спрошу о самом памятном промахе – где, когда?
— С Украиной в том же 1999-м, тут двух мнений быть не может. Шёл первый тайм. Стандартная атака. Тихонов прошёл по краю, навесил в штрафную площадь. Ворота были совсем близко, а я… не попал толком по мячу. Прожектора ослепили. Мяч стукнулся мне в плечо и перелетел через перекладину. Более обидного промаха в моей карьере не было. Забей я тот гол, и история могла бы повернуться иначе…

«Правильный парень»

ПОТЕРЯЛ МЕДАЛИ – НАШЁЛ УВАЖЕНИЕ…

— Об отказе перейти в «Спартак» ни разу не сожалели?
— Нет, не сожалел. Хотя с годами пришло понимание того, что я мог приобрести в этой команде, но так и не приобрёл. А потерял я очень много – Лигу чемпионов, медали. В этом смысле, наверное, о чём-то и можно пожалеть. Но я был патриотичен, как ни смешно это прозвучит в этом веке. Я был предан своему клубу, болельщикам. В 20 столетии понятие патриотизма для нас значило очень много. Может быть, благодаря этому наши предки и победили в Великой отечественной войне. А теперь пачку купюр человеку показали, поманили – он и рад стараться. Как кролики, ей-богу, бегают туда-сюда. Не играют – только деньги считают. «Капусту» стригут… Для меня переход в «Спартак» был категорически неприемлем.

— Иными словами, на месте Владимира Быстрова вы себя не можете представить?
— Нет, не могу. И слава богу. Его уже, мне кажется, многие простили. А многие – нет. И эта история будет преследовать Владимира всю жизнь. Ему всегда будут припоминать эти моменты, даже после завершения карьеры. Потому что люди у нас такие. Злопамятные.

ЭХО ПАРИЖА

— Столичным жителем вы всё-таки стали. Ностальгии по городу юности не испытываете?
— Особо нет. Я настолько привык к Москве, что на Питер уже смотрю глазами гостя. Может быть, раньше, живя там, я не замечал той красоты, которую замечаю сейчас, навещая город туристом. Тот же Зимний дворец меня сейчас восхищает больше, нежели раньше.

— У прозвища Колпинская Ракета есть конкретный автор?
— Есть. Народ. Я же из Колпино, и бегал в молодости очень быстро (улыбается). Благодаря своей скорости и удостоился сравнения с ракетой. Потом стал Торпедой – после того, как в «одноимённой» команде оказался.

— Когда вас последний раз на улице узнавали?
— Да вот сегодня. В магазине подошёл человек. Мне и в других городах на недостаток внимания грех жаловаться. Люди постоянно напоминают про те голы в Париже. Приятно. Спасибо им большое. Мне радостно осознавать, что тогда, 11 лет назад, мы сделали что-то приятное для наших людей. Неспроста же они до сих пор вспоминают Францию. Ради этого мы и играли.

Я часто бывал и бываю в театре. И, знаете, немногие постановки остаются в памяти надолго. Иную посмотрел – и забыл. Но спектакли с участием таких людей, как Абдулов, царствие ему небесное, Броневой, Чурикова – это то, что навсегда остаётся с тобой…

Я сам обычно сдержанно смотрю футбольные матчи. А после Голландии в 2008-м так орал, так радовался, что сам от себя такого не ожидал. Теперь я понимаю эмоции тех людей, которых наша победа над французами сделала счастливыми…

— В дальнейшем вы себя ещё видите в футболе?
— Я надеюсь. У меня есть мечта, и её никто с повестки дня не снимал. Я к ней плавно иду.

— Мечта – стать тренером?
— Выше берите.

— Неужели президентом?!
— Нет. Моя мечта – создать свою футбольную школу. Это единственное, что мне ещё хотелось бы сделать в этой жизни. Лет-то мне ещё не так уж много. Даст бог, справлюсь…

Такие люди — и в запасе…